Фред Стюарт - Золото и мишура
— Если ты скажешь еще хоть одно слово о мисс де Мейер, — вкрадчивым голосом сказал он, — я убью тебя, грязный ублюдок!
— Сомневаюсь. Однако меня тронуло твое рыцарство. Могу лишь предположить, что между вами вспыхнуло некое романтическое чувство.
— Мы любим друг друга! Разве в этом есть что-нибудь плохое?
— Как человек, родившийся в Германий, то есть в том самом краю, который считается колыбелью романтики, вряд ли я могу иметь что-то против любви. Но дело в том, что ее отец все еще обладает некоторым состоянием в виде бриллиантов. Если бы ты смог добыть эти бриллианты для меня, то смог бы оставить свое золото при себе.
Арчер перегнулся через стол, схватил Рихтера за грудки, рывком вытащил из кресла и ударил кулаком в нос. Со сдержанным стоном Рихтер плюхнулся на место, опрокинулся вместе с креслом на пол, ударившись при падении головой о перегородку.
— Я принесу тебе свое золото, — сказал Арчер, открывая дверь. — Можешь засунуть его себе в ж… — И вышел из каюты, хлопнув дверью.
Рихтер с трудом поднялся. Из носа текла кровь. Вытащив из кармана носовой платок, он приложил его к носу.
— Даром вам это не пройдет, мистер Коллингвуд, — пробормотал он, пряча полицейское объявление в стол. — Дорого вам это обойдется, очень дорого.
Она принадлежала к той категории женщин, про которых французы говорят «бальзаковского возраста»: хотя ей было уже сорок лет, она вполне могла сойти за тридцатилетнюю. Когда в тот вечер она вошла в корабельный салон, при ее появлении все разом повернули головы. Тут даже Эмма не могла не позавидовать: такой женщине надлежало бы быть при лучших дворах Европы, а вовсе не на корабле, забитом неизвестно какого рода и племени людьми. Ее платье, каштанового цвета, украшенное черной отделкой, выглядело просто и очень элегантно. На голове была бриллиантовая звезда и — по моде времени — перья, что делало ее и без того очень красивую прическу произведением искусства. Эмма была уверена, что эта эффектная блондинка чуточку, как говорили тогда, «подправила цвет волос с помощью своей французской служанки». То, как она держала себя, придавало ей естественную элегантность — сразу видно было, что у этой женщины есть свой определенный стиль. Метрдотель проводил ее к столику. Феликс, Дэвид и Арчер почтительно встали, а она всем им улыбнулась и сказала с легким акцентом, который Эмма не смогла определить.
— Добрый вечер. Я графиня Давыдова, у меня место за вашим столиком. Вы позволите составить вам компанию?
— Разумеется, графиня, — сказал Феликс, поднося ее затянутую перчаткой руку к губам. Арчер, потрясенный, лишь безмолвно взирал на них. Он никогда прежде не видел графинь, как, впрочем, не доводилось ему прежде видеть и то, как целуют руки. И кроме того, он был несколько удивлен тем, что на голове столь прекрасной женщины нет короны.
— Позвольте представиться, — говорил меж тем Феликс. — Меня зовут Феликс де Мейер, я родом из Франкфурта, а это моя дочь Эмма, мой кузен мистер Левин, а это мистер Кларк.
— Я рада видеть таких приятных джентльменов своими соседями по столу, — сказала она, присаживаясь рядом с Феликсом. — Но скажите, герр де Мейер, правильно ли мне рассказывали, что прошлой ночью вы стали жертвой бандитского нападения?
— К сожалению, да.
— О, это ужасно! — сказала она, разворачивая салфетку. — Мне говорили, что на этих пароходах каких только бандитов не бывает. Воры, профессиональные карточные шулеры, потом эти, как их иногда называют, «внимательные попутчики одиноких женщин». В моей стране этим людям не позволяют так спокойно разгуливать на свободе.
Когда Эмма поинтересовалась у графини, из какой страны она родом, Арчер позавидовал той легкости, с которой европейцам удается поддерживать друг с другом приятный, ничем не обремененный разговор. Акценты, с которыми произносились английские слова, казались ему сущей музыкой в сравнении с тем гнусавым произношением, к которому с детских лет привык сам Арчер у себя на ферме.
— Из России. Я из Санкт-Петербурга. Мой покойный супруг граф Давыдов служил в дипломатическом корпусе. Сейчас я направляюсь в Буэнос-Айрес к дочери, которая вышла замуж за одного плантатора, живущего в пампасах. У моей дочери двое детей, моих внуков, которых мне еще ни разу не доводилось видеть. Так что вы, должно быть, понимаете, насколько мне не терпится поскорее добраться до Аргентины.
— Одно удовольствие видеть на борту женщину такой красоты, графиня, — сказал Феликс, внимательно разглядывая элегантную бриллиантовую с рубинами брошь на левом плече графини. — Как ювелир, хочу отметить, что у вас очень красивая брошь. Тонкая работа, а этот бирманский рубин так и вовсе потрясающий.
— Благодарю вас. Это подарок мужа.
— Готов предположить, что он купил эту драгоценность в Париже у мсье Леммонье.
Радостная улыбка осветила ее лицо.
— Герр де Мейер, да вы почти волшебник! Я просто поражена!
От этого комплимента Феликс зарделся.
«Папочка явно заинтересовался этой женщиной, — подумала меж тем Эмма и под столом протянула руку и незаметно коснулась руки Арчера. — Надо же! Никогда не видела, чтобы он интересовался какой-либо женщиной помимо матери».
Сидевший слева от Эммы Дэвид увидел ее руку в руке Арчера, и сердце его преисполнилось гневом.
— Могу я спросить, — сказала Эмма, — почему вы не поплыли прямиком в Буэнос-Айрес?
— Ой, что вы, это было бы так скучно! А мне захотелось увидеть эту новую страну, о которой мне доводилось столько всего слышать. И кроме того, я купила немного земли в Кентукки, которую я хочу осмотреть. Это ферма, где выращивают лошадей. Я села на корабль в Луисвилле, но, к сожалению, немного простудилась, и потому некоторое время мне пришлось провести в постели. Но теперь, слава Богу, теперь все прошло, и я надеюсь, что смогу не без удовольствия добраться до Нового Орлеана.
— Мы как раз в те края и направляемся, — сказал Феликс. Там мы пересядем на «Императрицу Китая» и на ней доберемся до Калифорнии.
— Как интересно! Ведь на том же корабле, на «Императрице Китая», я отправляюсь в Буэнос-Айрес. — Она улыбнулась Эмме. — Мы должны будем подружиться.
«Но что-то говорит мне, что мы не подружимся», — подумала Эмма. А тем временем Дэвид, который чувствовал себя так, словно его поджаривают на медленном огне, рассуждал: «Эмме нравится этот парень Кларк лишь потому, что симпатичный. Если бы у меня была такая вот внешность! Черт бы его побрал!..»
— Должен предупредить вас, графиня, — сказал Арчер. — Не прибегайте для хранения драгоценностей к услугам эконома. Ему нельзя верить.
Графиня Давыдова перевела свои зеленые глаза на Арчера, думая о том, что этот молодой человек необычайно красив.
— Спасибо за предупреждение, мистер Кларк, я обязательно прислушаюсь к вашему совету.
«Эта женщина авантюристка, — подумала Эмма, чувствуя, как в душе у нее растет неприязненное чувство к этой русской графине. — Охотница за мужчинами, вот кто она! И лучше ей держаться подальше от моего Арчера, или же я выцарапаю ее зеленые глазищи!»
Эмма в своей каюте с нетерпением дожидалась половины двенадцатого. Она полагала, что к этому времени большинство пассажиров разойдутся по каютам и палуба опустеет. Дождавшись этого времени, она выскользнула из каюты, осторожно прикрыла за собой дверь и отправилась по ветренной палубе в каюту номер десять. Из темноты вдруг выступила чья-то фигура и схватила Эмму за руку.
— Эмма, куда ты?
Это был Дэвид.
— Мне не спится, вот я и подумала, почему бы не прогуляться немного по свежему воздуху…
— Ты лжешь! Ты ведь направлялась к нему в каюту, не так ли?
— Что ты имеешь в виду? И вообще, дай пройти!
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Ох, Эмма, и как ты могла опуститься до такой степени! В конце концов, кто такой Кларк? Обычный деревенский парень, необразованный, некультурный, олух — вот он кто! В нем нет ничего от джентльмена!
Эмма вырвала свою руку и ударила Дэвида что было силы.
— Как ты смеешь говорить такое про человека, который спас жизнь моему отцу? Мистер Коллингвуд замечательный, прекрасный человек. Он добрый, откровенный и кроме того…
— Что еще за мистер Коллингвуд?
Эмма чуть замешкалась.
— Я имею в виду мистер Кларк. И кроме того, ни от тебя, ни от кого бы то ни было другого я больше не потерплю, чтобы мне указывали, что я могу, а чего не могу делать, понял?
Дэвид взялся за щеку. От ее пощечины щека горела, но отношение Эммы, ее слова еще больнее ранили его сердце.
— Ты что же, любишь его? — шепотом спросил он.
— А если и да, что такого?
— Но ведь он из гоев!
Она закусила губу, чтобы сдержаться. Более всего ей хотелось сейчас убежать.
