E.K. Blair - Bang
Сейчас я кручусь и верчусь в постели, неспособная уснуть, потому что мой мозг не может успокоиться. В час ночи я решаю, что ночь с Декланом еще не закончена. Он хотел верить, что я лгала ему о том, что Беннетт удовлетворяет меня, так вот я дам ему достаточно, чтобы он подтвердил свое предположение. Отбрасываю одеяло, пересекаю комнату и выхожу за дверь. Это частный этаж, так что я иду мимо лифта прямиком к комнате Деклана. Останавливаюсь около его двери, глубоко вздыхаю и позволяю разуму увести меня туда, где мне нужно быть, когда он откроет дверь. Он должен предположить, что глубоко внутри мне больно, поэтому я уношусь мысленно на двадцать три года назад. Меня вырывают из рук моего отца, я наблюдаю, как он падает на колени, когда ему надевают наручники. Я вижу, как слезы стекают по его лицу, и когда я ощущаю, что щеки начинают болезненно нагреваться, глаза наполняются слезами, я стучу.
Свет.
Камера.
Мотор.
Дверь открывается, я поднимаю взгляд и вижу, что Деклан одет только в пижамные штаны, которые висят на его узких бедрах, попавших в поле зрения после его широкой, рельефной груди. Слезы становятся очень тяжелыми, но не вытекают из глаз. Он делает шаг по направлению ко мне и притягивает меня в свои объятия, щекой прижимается к моей макушке, крепко сжимает меня. Не говоря ни слова, он заводит меня в свою комнату и закрывает дверь.
Я обнимаю его за талию, пока он ведет меня в свою комнату, к кровати. Он берет мое лицо в свои ладони, и я смотрю на него, в его взгляде читается настоящее беспокойство.
— Останься.
Киваю головой, он убирает одеяло, и я заползаю на его теплую кровать. Он тоже ложится и обнимает меня. Его тело прижато к моему, моя голова на его груди. Я успокаиваю себя, мне требуется это в данный момент. Мой разум с папой, а не с Декланом или Беннеттом, или с этим отстойным сценарием. Я открыла те ворота на секунду, чтобы обмануть Деклана, и теперь я — напуганная и потерянная пятилетка.
Первые слезы падают, и я чертовски ненавижу, что показываю эту слабость. Это одна из тех вещей, которые вызывают боль ради обмана, но мой папа настоящий, и это ранит. Я не хочу слишком много думать, поэтому позволяю Деклану утешать меня, пока он верит, что все это из-за Беннетта, но я переживаю из-за моего отца.
Мы ничего не говорим, когда я тихо борюсь с несколькими слезинками, которые высвободились, все это время Деклан крепко удерживает меня. Мои ноги переплетаются с его, и я позволяю себе уснуть.
Стоя перед окном, я смотрю вниз и наблюдаю, как снегоуборочные машины, проезжая по городу, очищают улицы. Я ушла из комнаты Деклана рано утром, пока он еще спал. Я хотела поддерживать таинственность и сделать так, чтобы он еще побегал за мной, а если бы я проснулась в его объятиях — это бы только все упростило для него, и из того, что я узнала о мужчинах — легкость приводит к незначительным вложениям. Мне же нужно, чтобы Деклан был полностью увлечен, если у меня есть хоть какой-то шанс, что это сработает, поэтому я тихонько выскользнула из его комнаты.
Я начинаю смеяться, когда слышу стук в дверь, хотя прошлым вечером он просто явился без предупреждения. Но с другой стороны двери оказался не Деклан, это было обслуживание номеров.
— Мистер Маккиннон заказал для вас завтрак, — говорит парень, закатывая белую тележку с кофейником и блюдом с фруктами и хворостом.
— Когда он сделал этот заказ? — спрашиваю я.
— Около часа назад, миссис Вандервол, — отвечает он. — Налить Вам чашечку кофе?
— Нет, спасибо.
— Хотели бы Вы что-нибудь еще?
— Кажется, мистер Маккиннон все предусмотрел. В любом случае спасибо, — говорю я ему, прежде чем он поворачивается и уходит. Яма в моем желудке сжимается, и эта демонстрация должна понравиться мне, но вместо этого, меня все это только раздражает. Я не должна была соприкасаться с его утешением прошлой ночью. Это было так глупо с моей стороны, и теперь я злюсь сама на себя.
Я оставляю еду и кофе и направляюсь в душ, чтобы освежиться. Поскольку у меня нет никакой одежды, кроме вчерашней и этой пижамы, то я надеваю свое платье и припудриваю лицо с помощью маленькой пудреницы, которую ношу в сумочке, а затем сушу волосы.
Беннетт звонит мне чуть позже утром, беспокоится, не застряла ли я вчера во время снегопада, но я уверяю его, что все в порядке, и чуть позже буду дома, как только очистят улицы. Мы какое-то время просто болтаем, и когда я слышу стук в дверь, то прощаюсь с ним и кладу трубку. Когда я открываю дверь, Деклан заходит внутрь, выглядя более собранным, чем я, в своем сшитом на заказ костюме; одна пуговичка на воротничке рубашки расстегнута и он без галстука.
— Что, сегодня не мог просто вломиться? — говорю я, и мои слова пропитаны остатками раздражения.
— Я забыл ключ на твоем столике прошлой ночью, — отвечает он, подходя к тележке с едой. — Ты даже ни к чему не притронулась.
— Мне не нужно, чтобы ты заказывал мне еду, будто ты знаешь, что мне нравится есть, или что у тебя есть право, делать какие-то предположения обо мне, — выплевываю я и иду на кухню, чтобы поставить чайник.
— Итак, мы вернулись к суровой сучке Нине?
Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и говорю:
— Я выпью чашечку чая, и затем я бы хотела, чтобы мою машину подогнали, и я могла бы отправиться домой.
— Там по-прежнему снегопад.
— Снегоуборщики уже прочистили дороги.
Он идет на кухню и останавливается у бара.
— Что случилось с тобой этим утром? Я проснулся, а ты уже исчезла.
— Твое самолюбие задето? — говорю я со снисходительной усмешкой, которая дико бесит его.
Обойдя барную стойку, он прижимает меня к столешнице и шипит:
— А теперь, пришло время тебе взять себя в руки, — чайник свистит, и прежде чем я могу повернуться, чтобы снять его, он дотягивается до него и с громким стуком ставит его на другую конфорку, пугая меня, и выключает плитку. Удерживая меня в клетке своих рук, он говорит серьезным голосом: — Твои игры начинают бесить меня, и мне не нравится, что мной играют.
— А что на счет твоих игр, Деклан? А именно насчет той игры, которую ты затеял с первой нашей встречи?
— Разве я не извинился за это? — спрашивает он. — Или ты забыла, что пришла ко мне прошлой ночью?
— Момент слабости. Этого больше не повторится. Так что, если ты надеешься...
— Боже, ты чертовски невыносима.
— Как и ты, — говорю я, пытаясь оттолкнуть его, но он удерживает свое положение, не сдвинувшись ни на дюйм. Я грубо говорю: — Выпусти меня.
— Нет.
Прижимаю свои руки к его крепкой груди, я вне себя от злости.
— Я серьезно, Деклан. Отвали.
— Нет.
— Отпусти меня!
— Нет, пока ты не перестанешь кормить меня чепухой. Перестань лгать и расскажи, почему ты пришла ко мне вчера.
Прижимаю свою грудь к его, прищуриваю глаза и говорю:
— Я уже сказала тебе. Момент слабости.
Он хватает меня за руки чуть повыше локтей, наклоняется ниже и произносит:
— А я сказал тебе — прекрати лгать.
Я сжимаю руки в кулаки и отдергиваю свое тело от него, и он опускает меня. Он делает шаг назад, а я пересекаю комнату, чтобы между нами образовалось пространство, и подхожу к окнам.
— Ты думаешь, я постоянно посягаю на замужних женщин? — спрашивает он.
Обняв себя, я продолжаю стоять к нему спиной.
— Ты думаешь, я мудак? — продолжает он. — Присоединись к клубу. Я гребаный ублюдок, но я ничего не могу поделать с тем, какие чувства ты вызываешь во мне, когда находишься рядом.
Я могу чувствовать тепло его тела, когда он встает позади меня. Его руки опускаются на мои плечи, и он осторожно поворачивает меня лицом к себе, но я продолжаю смотреть в пол.
— Скажи мне, что я не одинок в этом, или скажи, что одинок, потому что в момент, когда я думаю, что понимаю тебя, ты закрываешься от меня. — Когда я поднимаю на него взгляд, в его глазах отражается надежда на мой ответ. — Расскажи, почему ты пришла вчера ночью ко мне.
— Потому что... — начинаю я, но позволяю продолжению повиснуть в воздухе.
— Расскажи мне.
— Потому что я не хотела быть одна.
— Почему?
— Деклан… — колеблюсь я.
— Почему, Нина?
Опустив голову, мой голос идеально дрожит, когда я говорю:
— Потому что я — одинока. — Он гладит своими руками мои плечи, шею, и затем мои щеки, приподнимая мою голову к нему. Когда я смотрю прямо ему в глаза, добавляю: — Независимо от того, здесь он или нет, я — одинока.
— А когда я здесь? — спрашивает он.
— Я не чувствую себя такой одинокой.
Он выдыхает и прислоняется своим лбом к моему, а я обхватываю руками его запястья.
— Прости, — говорит он. — Вчера я был мудаком по отношению к тебе.
— Ну, я тоже не была такой уж хорошей.
Он опускает голову и произносит:
— Не уезжай. Останься. Позволь мне помочь тебе.
— Не могу. Мне нужно вернуться домой.
— Зачем?
