Admin - o 18466e8fb342a663
журнал, и смятая в сердцах только что распечатанная пачка полетела в мусорное ведро.
- Просил же, Федя… Как человека, просил!..
Хлопнув дверью, я вылетел с электростанции. Безумно хотелось выпить, а водку достать
можно было только у Людмилы.
Оксана не писала. Я уже готов был, смирив нрав, ехать в Октябрьский и узнавать её адрес
в больнице. Но в то же время прекрасно понимал, слухи разносятся быстро, и о том, что
«ленинградец» спутался с продавщицей, наверняка уже знали в соседнем посёлке.
Смотреть на тщательно скрываемые ухмылочки врачих, подруг Оксаны, у меня не было
сил.
Время, между тем, двигалось своим чередом. Заканчивалась путина. Рыбобаза
перевыполнила годовой план по переработке рыбы. Мы, отправляя на материк последние
плашкоуты с засоленной в бочках горбушей и красной икрой, потихоньку распускали
сезонников.
После застолья, организованного директором по случаю выполнения плана, я опять
остался ночевать у Людмилы. Наутро после бурных ласк подруга со слезами на глазах
сообщила, что беременна. Я молча курил и думал о своей никчёмной жизни…
Вечером Люда повела меня знакомиться с родителями, а в субботу я под покровом
темноты перенёс к ней на квартиру свои скромные пожитки.
У Людмилы было хорошо. Всегда чисто убрано, обед - вкусный, рубашки - наглажены.
«Симпатичная заботливая женщина, ласковая… Меня любит. Что ещё надо?» - думал я,
уплетая за обе щёки домашние борщи.
Но отчего-то всё чаще стал захаживать на пристань, на самый дальний её край, где долго
жёг папиросу за папиросой в одиночестве, не чувствуя пронзительного ветра… Курил и
смотрел остановившимися глазами вдаль. Туда, где волнуется так похожая на море
ковыльная степь, которой я никогда не видал, и, похоже, никогда не увижу…
В середине октября, когда серое, набухшее влагой небо, казалось, уже навечно опустилось
на побережье, а первого снега старики ожидали со дня на день, пришла короткая
телеграмма из Запорожья:
«Похоронила маму зпт вылетаю семнадцатого Николаевск зпт рейс 1448 тчк Оксана тчк»
*
Рыболовная флотилия отбыла в Николаевск. Только один МРС – 413 ещё «болтался»
между городом и Кривой Падью. Подвозил нам недостающие для зимних ремонтных
работ запчасти, кое-что по мелочи…
Командовал сейнером Иванов Пётр Ильич. Человек примечательный, как своим славным
прошлым, так и тем, что был внешне, как две капли воды, похож на Леонида Ильича
Брежнева. И лицом, и статью, и даже манерой разговаривать. Понятно, что эта его
особенность вкупе с отчеством служили поводом для постоянного подтрунивания над
капитаном. Дружеского подтрунивания… Потому как Пётр Ильич мужик был добрый,
компанейский, и все его любили.
Гоша Харин, рулевой-моторист, так и «гулявший» за любимым кэпом, как он называл
Ильича, с судна на судно, часто рассказывал о славном прошлом Иванова:
- Идем в третий за сутки «замёт»… Команда - на палубе, все на пределе… Еле на ногах
держимся… А кэп ставит табурет у рубки, берёт аккордеон и на всю вселенную:
«В один английский порт
Ворвался теплоход в сиянии своих прожекторов.
По палубе прошли и мостик перешли
Четырнадцать французских моряков».
- А голосище-то у него! Сам знаешь… И веришь, Михаил, распрямлялись спины у
мореманов, веселее шла работа… И руки уже не так ломило…
«У них походочка, как в море лодочка,
Идут, качаются, как по волнам.
Они идут туда, где можно без труда
Достать бутылку рома и вина…»
- Таких капитанов – поискать! Последнюю рубаху отдаст, если кому понадобится… Серёге
Угрюмову в шестьдесят седьмом руку лебёдкой оторвало. Так кэп каждый месяц четверть
зарплаты ему высылает, как алименты. Сам себе присудил…
Гоша покосился на свой пустой стакан.
- Давай-давай, Георгий… - разрешил я.
Сам капитан в это время метался в алкогольном забытье на узкой койке в общем кубрике.
Три бутылки водки за световой день свалят с ног кого угодно!..
- Или, помнится, в Беринговом, - рассказывал Гоша. - Ноябрь… По четыре раза за сутки
выходили лёд с палубы убирать. В ту путину три парохода из-за обледенения киль на
просушку выставили… А много среди льдов поплаваешь? Пять-шесть минут – и готов!
После того сезона СРТ запретили ходить в Бристоль… Да… Ильич тогда первый за лом
брался… А увидит, что мочи у ребят нет, что «терпелка» закончилась, скинет капюшон и
затянет всем чертям назло:
«А у неё такая мале-е-нькая грудь,
А у неё следы проказы на рука-а-х,
Татуированные зна-а-ки.
А губы алые, как ма-а-ки…»
И мужики сквозь сопли улыбались… Все - бывшие, из «загранки» списанные…
Вспоминали Бомбей, Рио, Нагасаки… И теплее становилось. И выжили же, Михаил…
Эх, какой мужик пропадает!.. – сокрушался Гоша. - А всё из-за этого.
Матрос щёлкнул себя по горлу.
- Правда, Светка ему поганку устроила… Крутанула хвостом… Дело бабское, не нам с
тобой судить её за то, Михаил. Мужик в море по шесть месяцев, а она молоденькая была, весёлая, танцевать любила. А тут - полковник ВВС: фуражечка с голубым кантом, петлицы
с крылышками… сам понимаешь. Короче, застукал их кэп… Ушёл сам, всё жене оставил.
И бухает с тех пор – любит он её сильно…
Гоша вздохнул и потянулся к бутылке.
Естественно, что за глаза все звали капитана Брежневым.
В своё время фамилия капитана Иванова была на слуху. О капитане СРТ- 003 писали даже
в передовице областной газеты «Советский Сахалин».
Петр Ильич командовал средним рыболовным траулером, приписанным к Управлению
тралового флота (УТФ) Сахалинрыбпрома; ходил в передовиках, и в честь экипажа СРТ-
003 по итогам года на главной площади Невельска дважды поднимали флаг города. И быть
бы Иванову Героем Соцтруда, кабы не его любовь к горячительным напиткам…
Повреждение ведомого нетрезвым капитаном траулера о волнолом при заходе в
Невельский «ковш» удалось замять… Но в скором времени «ноль ноль третий» заблудился
в тумане и был задержан в территориальных водах Японии. Судно пришлось выкупать за
валюту, а легендарного капитана списали на берег…
Третий год подряд Пётр Ильич командовал малым рыболовным сейнером (МРС) и в
составе рыболовной флотилии Николаевского Рыбокомбината тралил селёдку. Команда
сейнера состояла из шести человек, включая самого капитана.
Через три года после описываемых событий, мне рассказывали, что видели Петра Ильича
в «пивной» посёлка Белых, что под Поронайском. Совсем опустившийся капитан
«собирал рюмки», используя своё внешнее сходство с Генеральным секретарём. Молодые
офицеры, входя в «шалман», отдавали честь Ильичу, намекая на то, что генсек являлся
главнокомандующем вооружёнными силами страны. И… наливали ему от щедрот своих…
Ходили слухи, что причиной окончательного списания капитана с «волчьим билетом» на
берег, явилась, конечно же, пьянство.
Он «потерял» «деда», старшего механика сейнера. Стармех выходил на пенсию, пили всем
экипажем. Оказалось – мало. Пошли в Октябрьск, а пьяного «деда» бросили на корму, на
«кошелёк» .
Море штормило, сейнер болтало… Когда пришли в Октябрьск, «деда» недосчитались,
выпал тот во сне за борт… Капитан отвечает за всё, на то он и капитан...
*
Но это я отвлёкся. А пока что шел октябрь 197.. года, заканчивалась путина, Оксана
продолжала работать в Октябрьской больнице, а мы с Людой жили одним домом.
А у нас, как специально, загулял директор. Супруги Виноградовы и так-то жили, как на
вулкане: то ссорились-мирились, то сходились-расходились. Причина семейных неурядиц
была стара как мир. Анатолий Гаврилович, вообще-то, человек сдержанный, имел одну, на
мой мужской взгляд вполне извинительную, но в то же время несовместимую с семейной
жизнью слабость. Гаврилыч, как мы его про себя звали, не мог пропустить мимо себя ни
одной юбки. Стоило в пределах досягаемости появиться незнакомой ему ранее женщине, Гаврилыч забывал обо всём на свете. Ноздри его тонкого хрящеватого носа, осёдланного
массивными очками в чёрной оправе, хищно раздувались. Морщины на чисто выбритом
интеллигентном лице разглаживались. Дремавший в обычное время в директоре самец
просыпался и брал след, тропил его фанатично, не жалея ни времени, ни сил. И, как
правило, своего добивался.
Женщины, исключая жену Полину и её маму, тёщу Виноградова, относились к недостатку
Гаврилыча, если это, конечно, можно назвать недостатком, с пониманием.
Так вот, на две недели отпросившись на материк в счёт очередного отпуска по делам
бытовым (Виноградовы, работая на Сахалине, сдавали квартиру внаём), Гаврилыч увлёкся
очередной феминой и прислал Полине покаянное письмо, а в Николаевск - телеграмму с
