Евгений Санин - Сон после полуночи
— Какую жалобу? — поморщился Клавдий и, открыв глаза, невольно поразился тому, как изменились вдруг лица его друзей.
Если сенаторы улыбались в предвкушении чего-то очень приятного для себя, то эллины, напротив, были бледны и явно растеряны.
— Вот! — протянул свиток папируса Афер, кивая на склонившегося перед императором посетителя во всаднической тоге. — Его жалоба на своего бывшего раба, нынешнего вольноотпущенника, владельца мясной лавки, некоего м-мм… Алкмена, неблагодарность которого к своему бывшему господину заключается в том, что он…
— Достаточно, Афер, хватит! — остановил многословного сенатора Клавдий. — Дело слишком очевидное, чтобы тратить на него много времени. Неблагодарного вольноотпущенника следует немедленно возвратить в рабство, а его хозяина, — он строго взглянул на поклонившегося еще ниже всадника, — предупредить, что если он еще раз даст ему свободу, то пусть больше не досаждает меня подобными жалобами.
— О, великий, это поистине Соломоново решение! — восхитился Афер и, не глядя на кусавших губы эллинов, протянул императору лист пергамента со старательно выведенными на нем строчками.
— Что это? — не понял Клавдий.
— Твоя мысль, облаченная в словесную форму — эдикт! — пояснил сенатор. — Зная твою мудрость в решении самых сложных и запутанных дел, я позволил себе заранее составить письменное решение по этой жалобе.
— Зачем?
— Чтобы опираться на него впредь, как на статью закона. Подписав и скрепив его своей печатью, ты сможешь без лишних слов и усилий наказывать и всех других провинившихся вольноотпущенников!
— А что, их так много? — удивился Клавдий и, встретив утвердительный кивок Афера, согласился: — Тогда, пожалуй, я подпишу его. И — всё?
— Почти! — не скрывая радости, поклонился Афер. — Осталась самая малость. Вернуть в рабство еще несколько вольноотпущенников, на которых также поступили сегодня жалобы от их бывших господ.
— Но ведь ты только пообещал, что для этого мне не нужно будет прикладывать усилий! — возмутился Клавдий, успевший вновь удобно разместиться в кресле.
— Я и сейчас готов повторить тебе это! — улыбнулся сенатор.
Он знаком приказал слуге подать ему блюдо со скопившимися на нем за время приема прошениями и принялся перебирать их, с трудом разбирая имена;
— Всех этих Махаров, Каллимахов, Даков и Сиров их бывшие хозяева получат и без твоего вмешательства. Но этих…
Он отобрал, наконец, в ворохе папирусов нужные свитки и высоко поднял над головой, словно призывая в свидетели богов:
— Судьбу этих неблагодарных вольноотпущенников мы никак не можем решить, минуя тебя. Ведь здесь речь идет не о каких-то владельцах лавок и ремесленных мастерских, а о хорошо известных тебе людях!
— Да? И кто же они?.. — поинтересовался император, не понимая, куда клонит Афер, и желая лишь одного: чтобы его поскорей оставили в покое.
— А вот! — торжествуя, воскликнул сенатор, протягивая руку в сторону отшатнувшихся эллинов. — Нарцисс, Паллант, Каллист, Гарпократ, ну… и еще добрый десяток столь же звучных и красивых имен, а точней, кличек, которых я не стану перечислять, чтобы окончательно не утомлять тебя!
— Но ведь это — мои чиновники, советники, друзья, наконец! — слабо возразил император.
— На каждого из которых в моей руке находится по жалобе! — напомнил Афер.
— Ах, да, — поморщился Клавдий. — Но…
— Жалобе, написанной лично на твое имя с обстоятельным перечислением всех тех неблагодарностей, что совершили они против своих бывших господ или членов их семей, как, например, Паллант. Зачитать?
— Не надо! — замотал головой Клавдий, видя, что сенатор уже разворачивает один из свитков. — Я… верю им.
— И совершенно справедливо! — пряча улыбку, поклонился Афер. — Ведь никто из жалобщиков не солгал тебе ни слова, так как это все равно, что обмануть самого бога, не правда ли, Нарцисс?
— Как? — недоуменно повел головой Клавдий. — Превращать в рабов моих верных друзей? Афер, неужели нельзя сделать для них исключение?
— Увы, Цезарь! — отрицательно покачал головой сенатор. — Это невозможно. Как говорит Паллант, суров закон — но закон! Я ничего не перепутал? — с нарочитой озабоченностью спросил он побледневшего эллина и, насладившись растерянностью на его лице, снова обратился к императору: — Уж, коль ты не стал нарушать наших законов для почтеннейшего Пизона и Метилия Модеста, то поймут ли тебя отцы-сенаторы и весь римский народ, если ты нарушишь их из-за каких-то бывших рабов, будь они хоть трижды твоими чиновниками, советниками и друзьями?!
Клавдий промолчал, не зная, что и возразить на это Аферу.
Сенаторы, предвкушая долгожданную победу, дружно подались к императорскому креслу. Вителлий Старший — и тот последовал за ними без своей обычной опаски.
В зале воцарилась напряженная тишина. Было слышно даже испуганное дыхание раба-новичка у занавеси, да чьи-то торопливые шаги за дверью.
Нарцисс взглянул на клепсидру. Перевел глаза на императора. В Клавдии шла мучительная борьба. Но усталость и желание закрыть глаза, судя по всему, брали верх. Проклятый Афер рассчитал все до мелочей. Он использовал оружие самих эллинов, утомивших Клавдия своими бесконечными спорами с сенаторами, и, выбрав подходящий момент, вырвал его, словно меч из руки зазевавшегося неприятеля.
Нарцисс с ненавистью покосился на улыбавщегося Афера. Да, они сами, не подозревая того, помогли ему в осуществлении своего замысла. И теперь никто уже не мог помочь им.
Оставалось только ждать, когда Клавдий окончательно смирится с потерей и уступит настойчивым просьбам окруживших его сенаторов. И тут Нарцисс услышал рядом с собой прерывистый шепот:
— Ну что, я не слишком поздно?
— Поздно! Все теперь поздно!.. — машинально пробормотал Нарцисс и, повернувшись на знакомый голос, увидел незаметно подошедшего к друзьям Полибия. — Ты?
Вольноотпущенник кивнул. Он с трудом переводил дыхание и едва не падал от усталости.
— А где…
— Должник Каллиста? — договорил за умолкшего от волнения эллина Полибий и показал глазами на дверь: — Там! Все только и ждут твоего приказания!..
Нарцисс проследил за взглядом Полибия и только теперь увидел привратника, который подавал ему отчаянные знаки.
— Так он здесь! — просиял Нарцисс.
— Ну да! Разве бы я вернулся без него? — с легкой обидой ответил Полибий. — Правда, для этого мне пришлось побегать по всему Риму…
— После об этом, после! — перебил его Нарцисс и, превращаясь на глазах в прежнего — волевого, быстрого в решениях человека, деловито спросил: — Кинжал?
— Как договорились — спрятан под тогой, на груди, — шепнул Полибий. — Но он поклялся, что сам не будет доставать его оттуда, даже если ему пообещают все сокровища мира!
— Просьба?
— Самая невинная. Мы договорились, что он станет просить помочь ему с рождением ребенка.
— О, боги! Еще один молодой отец… — рассеянно пробормотал Нарцисс, прикидывая, как лучше распорядиться таким счастливым случаем, посланным им в лице должника Каллиста, без сомнения, самими небожителями.
— Что? — не понял Полибий.
— Потом, потом расскажу! — отмахнулся от него Нарцисс и обвел глазами взволнованных эллинов. — Вы уже слышали?
— Да! — ответил за всех Паллант.
— Прекрасно! Тогда так. Как только я произнесу слово «кинжал», ты, Полибий, и ты, Гарпократ, бросаетесь к Клавдию и делаете вид, что закрываете его собой. Мы же начинаем бороться с посетителями. И побольше шума, криков! Помните, спасая жизнь цезарю, вы, прежде всего, спасаете самих себя!
Отвернувшись от друзей, Нарцисс чуть приметно кивнул привратнику.
Тут же взметнулась вверх позолоченная трость.
— Публий Непот! — по знаку привратника, во всю силу легких гаркнул номенклатор.
Сенаторы удивленно переглянулись.
— Какой Непот? — насторожился Афер. — Вели ему подождать. Цезарь еще не решил предыдущего вопроса!
Но в залу, озираясь по сторонам на драгоценные статуи, роскошь ковров и застывших вдоль стен преторианцев, уже входил высокий худощавый римлянин в поношенной тоге.
«Каллист был прав — такой ради жены, детей и стариков-родителей пойдет на все!» — оценивающе посмотрел на него Нарцисс и закусил губу, заметив, как посетитель втянул голову в плечи при виде рослых германцев-телохранителей, стоявших позади поста.
— Да, чуть не забыл! — шепнул Полибий. — По пути сюда мне пришлось дать слово, что мы сделаем все для того, чтобы спасти и его самого!
— После, потом! — нахмурился Нарцисс, не сводя глаз с римлянина. Каждый шаг всадника напоминал походку ведомого на смертную казнь раба, закованного в тяжелые колодки.
— Ну же, Нарцисс! Скорее… — умоляюще зашептал Паллант, боясь, что сенаторы заметят подозрительное поведение посетителя.
