Неизвестно - Сахаров В. Северная война.
Глава 6.
Верхняя Саксония. Весна 1147 Р.Х.
Поздним весенним вечером в переполненную таверну ‘Дядюшка Мартелл’ на окраине Гамбурга, вошел нарядный рыцарь в новом щегольском плаще с красным крестом на спине и золотой цепью поверх бархатного темно-коричневого камзола. Это был Седрик фон Зальх, который последние несколько месяцев провел при дворе короля Конрада Третьего и вновь вернулся на службу бременского архиепископа Адальберта. Он оглядел просторное полутемное помещение таверны, которое было буквально забито воинами Крестового похода против славян, и направился к угловому столику. За ним юноша разглядел своего друга Людвига фон Уттенхайма, в распоряжение которого он должен был поступить, и потому молодой Воин Господа не медлил. Зальх подошел к Уттенхайму и, заслоняя свет, навис над покрытым объедками и посудой широким дубовым столом. Людвиг, который явно был нетрезв, находился в компании нескольких суровых наемников. В левой он руке держал большую деревянную кружку с пивом, а правой прижимал к себе дородную гулящую девку в латаном сером платье с большим вырезом на груди. Седрик, который знал своего товарища не один год, не ожидал, что Уттенхайм может вести себя подобным образом: пить с простолюдинами и опускаться до общения с женщиной из отбросов общества. Нет, Зальх не был ханжой, поскольку уже успел повидать жизнь с самых разных сторон, хотя и не утратил некоторых романтических взглядов на жизнь, которые ему привили в детстве. Просто молодой рыцарь запомнил старшего товарища опрятным и набожным воином-католиком, коему доверял сам архиепископ Бремена, и верил, что существуют идеальные рыцари, на которых стоит равняться. Уттенхайм был одним из таких людей, поэтому Седрик был несколько обескуражен. Тем временем Людвиг заметил, что над ним повисла тень, и воспринял это как угрозу. Он оттолкнул от себя пьяную смеющуюся шлюху, которая свалилась под стол, и схватился за меч. Его собутыльники, воины конного архиепископского отряда, которые не знали Седрика в лицо, тоже взялись за оружие и начали вставать. Однако когда Людвиг поднял взгляд, то сразу же узнал Зальха. После чего, отпустив рукоять клинка, он расплылся широкой пьяной улыбкой, и воскликнул: – Седрик! Наконец-то ты снова с нами! Парни, это мой друг! Все хорошо! Гуляем дальше! Наемники опять опустились на лавку. Гулящая девка, что-то бормоча, проползла под столом, с трудом поднялась, обиженно фыркнула, оправила свой неказистый рабочий наряд и скрылась среди других посетителей заведения. Зальх проводил грязную распутную бабу, главным достоинство которой была выдающаяся вперед грудь, осуждающим взглядом, поморщился, присел рядом с Уттенхаймом и поприветствовал его: – Здравствуй, Людвиг. Я только что из Бремена. Меня прислали к тебе в отряд. – Я этому рад, Седрик, – мутным взором рыцарь оглядел стол, взял пустую кружку, из глиняного кувшина налил в нее пива, поставил емкость перед Зальхом и предложил: – А давай выпьем. – Давай, – согласился Седрик. Рыцари в пару больших глотков проглотили дрянное пиво и Уттенхайм сказал: – Рассказывай, Седрик, что видел, где побывал и каково оно при дворе нашего доброго и доблестного короля Конрада Гогенштауфена. – При дворе хорошо, – юноша улыбнулся. – Много благородных рыцарей, красивых утонченных дам в роскошных нарядах и звонкоголосых менестрелей. Постоянно проводятся турниры и приходят самые свежие новости со всей Европы. В общем, живи и радуйся, если есть титул, владения и деньги. Ну, или глотай слюни, коли в кошельке пусто. – Наверное, нашел там себе даму сердца? Седрик слегка смутился, вспомнил прекрасную юную девушку, которую несколько раз встречал при дворе, и кивнул: – Да. – И что, ты провел с ней ночку-другую? – Нет. Я беден, а она богата и происходит из очень знатного рода. Поэтому я втайне считаю ее своей дамой сердца, а девушка о моих чувствах даже не догадывается. – Почему? – Мы не пара, а значит, мне остается лишь мечтать о ней и надеяться на то, что военная кампания против венедов принесет мне достаток и тогда я смогу сказать девушке, каковы мои чувства. – Ну и кто же та прелестница, которая пленила твое сердце? Зальх покосился на воинов, которые продолжали пить и разговаривать о чем-то своем, наклонился к уху Людвига и прошептал: – Гертруда, дочь Конрада, маркграфа Мейсенского. – Нелегкая добыча, – Уттенхайм покачал головой и спросил: – То есть ты зазря прогулялся ко двору короля? – Не то чтобы зря. Я неоднократно встречался с королем и герцогом Фридрихом Швабским, которые расспрашивали меня о неудачном походе Фридриха Саксонского... – А-а-а! – Людвиг опустил на стол кружку и поморщился. – Все это чушь, мой юный друг. Полнейшая чушь. Даму себе не завел, богатства не нажил и влиятельного покровителя, насколько я понял, у тебя не появилось, а иначе бы ты не вернулся к архиепископу. Верно, все говорю? Юноша помедлил и кивнул: – Все так. – Значит, твоя прогулка не принесла тебе ничего кроме растрат и разбитого сердца. Я прав? – Наверное... – И ты, – Людвиг провел перед собой рукой, указывая на толпящихся в таверне воинов, – подобно всем этим бродягам, надеешься взять у венедов немного их добра и покрыть себя великой славой? – Конечно. А еще я хочу поквитаться с язычниками за наше прошлое поражение. – Ну-ну, – Уттенхайм усмехнулся. – Дерзай. Воины архиепископа некоторое время молчали. Хозяин трактира лично принес рыцарям еще один кувшин пива и блюдо с жареными бараньими ребрышками. Но есть Зальху не хотелось, и он продолжил разговор: – Людвиг, а чем мы должны заниматься? – Тем же, чем и всегда, мой юный друг, станем выполнять приказы архиепископа. – Это понятно. Но мне интересно, что именно предстоит делать и когда будет первое дело? – Дела хочешь? Оно будет. Завтра мы отправимся в Данию. – А зачем? – Не знаю. Все приказы исходят от Улекса, а он молчит. Сказал только, чтобы утром отряд был у северных ворот и готов к походу в Данию. Думаю, что придется сопроводить к викингам священнослужителей, которые вчера приехали в Гамбург. Мне это не нравится, но приказ есть приказ. Вот поэтому сегодня я пью, вдруг, это в последний раз. – А что в этом задании опасного? Дания недалеко, и до вала Данневирке, если поторопимся, мы доскачем за пару дней. Потом вернемся обратно, присоединимся к войскам Крестового похода и пойдем на венедов. – Не все так просто, Седрик. Что ты видел, когда въезжал в город? – Видел, что Гамбург переполнен. Воины в городе, за стенами и во всех близлежащих деревнях. Строятся склады с продовольствием и формируются обозы, как осадные, так и продовольственные. – Ха! Ты видишь то же самое, что и большинство молодых рыцарей, хотя уже не новичок, а я в первую очередь заметил, что у нас нет никакой организации. Официально нами должен руководить Генрих Лев, но этого восемнадцатилетнего сопляка до сих пор нигде не видно, то ли у короля совета просит, то ли у себя в родовом замке отсиживается. Поэтому вокруг неразбериха. Каждый день в город приходят все новые отряды. В окрестностях уже больше сорока тысяч воинов, а единого руководства как не было, так и нет. Ну, а венеды, мой друг, тем временем сами перешли в наступление. Так что как бы моему отряду не попасть под их удар. Вот что меня смущает. Завтра в дорогу, а что впереди неизвестно. С севера от берега Венедского моря приходят только слухи о сожженных деревнях и замках, а все отряды, которые туда отправляются, исчезают. – А куда смотрят власти Гамбурга? – Им не до того. Архиепископ постоянно проповедует, а его отряды охраняют священников и принадлежащие церкви земли. Городская стража и бургомистр пытаются обеспечить безопасность местных жителей, которые уже боятся выходить на улицу и мечтают о том, чтобы крестоносцы поскорее покинули их славный город. А нашим доблестным имперским дворянам вообще ни до чего дела нет. За стенами Гамбурга раскинули шатры, ведут себя словно разбойники с большой дороги, да между собой дерутся. В общем, если в ближайшее время не появится тот, кто возглавит все силы, которые скопились в Гамбурге и вокруг него, то плохо нам придется. Впрочем, может быть в других местах, где собираются крестоносцы, дела обстоят лучше и бардак творится только у нас. – Наверное, так и есть, – сказал Седрик и добавил: – Когда я покидал королевский двор, то слышал, что Конрад собирает свои войска в Хильдесхейме и там царит порядок. Альбрехт Медведь назначил местом своей ставки Магдебург, а Конрад Церингенский будет наступать от Бардовика. – А насчет франков, что слышно? – Они уже вышли в путь, и начнут свое наступление на венедов через земли лужичан и Бранденбург. – Да-а-а... – протянул Уттенхайм. – Силища собирается против язычников огромная. Но нам с тобой это пока ничего не дает. Завтра в путь-дорогу и я уверен, что мы обязательно встретимся с вражескими летучими отрядами. – Ничего, – Седрик ухмыльнулся, – если язычников будет много, оторвемся, а мелкую группу порубим на куски. Уттенхайм нахмурился. Опытный рыцарь успел отвыкнуть от своего молодого друга, который на его взгляд был чересчур честен и горяч. Но он решил Седрику больше ничего не объяснять, а спровадить юношу из таверны, чтобы он не мешал ему отдыхать. – Кстати, а где твои вещи и лошадь? – спросил Седрика командир. – Оставил на заднем дворе, – ответил Зальх. – Ее же украдут. – Там мой оруженосец. – Вот как, у тебя появился оруженосец? – удивился Уттенхайм. – Да, шваб Танкред Фельбен. Прилип ко мне при дворе короля. Ну, я его с собой и взял. – Понятно. Только ты зря паренька одного оставил, так что тебе лучше всего отправиться в расположение отряда. Там сейчас за старшего десятник Мильх, ты его должен помнить. Поэтому ступай Седрик, отдохни с дороги и смени свою парадную одежду на походную. – А ты останешься здесь? – Ага! Посижу еще немного. – Тогда до завтра? – Да, Седрик. Утром встретимся. Зальх покинул таверну и вместе с оруженосцем, чрезвычайно серьезным шестнадцатилетним юношей Танкредом Фельбеном отправился к месту стоянки отряда Уттенхайма, который расположился на одном из постоялых дворов неподалеку. Старый десятник Мильх, опытный воин и очень набожный человек, встретил Седрика с радостью, ибо уважал его за серьезность взглядов и ровный подход к жизни. Он определил рыцаря и оруженосца на постой, и ночь для Седрика прошла спокойно. Утром Зальха разбудил сам командир, который был совершенно трезв и готов к путешествию, но темные круги под глазами рыцаря все равно свидетельствовали о том, что в таверне он сидел долго. Седрик и Танкред позавтракали, собрали свои вещи, упаковали их в походные сумки и вскоре отряд Уттенхайма, под началом которого находилось полсотни профессиональных головорезов, преимущественно из Фландрии и Франконии, выступил в путь. Возле северных ворот Гамбурга воинов уже ожидал Максимилиан Улекс и пять монахов-цистерианцев в сопровождении десятка рыцарей-тамплиеров. Долгих разговоров не было. Доверенное лицо архиепископа Адальберта познакомил Уттенхайма и Зальха с командиром рыцарей храма Соломона благородным Карлом Женье, благословил их и отряд выехал на дорогу. Путешествие начиналось легко. День был теплым, грунтовый тракт после весенних дождей уже просох, вокруг Гамбурга все было спокойно, и сытые лошади несли своих седоков на север. В размеренном движении прошло несколько часов. Город скрылся из вида, и время перевалило за полдень. Отряд сделал привал в деревушке рядом с дорогой, и тут в поселок влетело несколько всадников, если судить по гербам на одинаковых темных плащах, дружинники саксонского герцога Генриха Льва. Лошади воинов тяжело дышали и были покрыты пеной. Сами они постоянно оглядывались назад и держали наготове свое оружие, пики и мечи. Уттенхайм окликнул их, и дружинники приблизились. Рядом с Людвигом встал Седрик и почти сразу появился Женье. Командир архиепископского отряда положил руку на свой клинок, и снизу вверх глядя на воинов герцога, строгим тоном спросил: – Кто старший? Дружинники, сплошь деревенские мужики лет от тридцати до сорока лет, замялись, переглянулись, и один из них откликнулся: – Ваша Милость, а нету старшего, убили его. – Кто? – Язычники. – Эй ты, разговорчивый, иди-ка сюда, потолкуем. Воин герцога спешился. Затем, продолжая озираться, он приблизился к рыцарям и, поклонившись Уттенхайму, представился: – Меня зовут Бомм, Ваша Милость. – Из какого вы отряда? – спросил Людвиг. – Легкая кавалерия барона Сигурда Плитерсдорфа, его конюхи, которых он послал на войну. – Кто вами командовал? – Рыцарь Хайнрих Мероде. – Расскажи, что с вами случилось. – Второго дня выступили из Гамбурга. Было велено проехаться по дорогам до развалин Ольденбурга и вернуться назад. Только вот далеко мы не уехали. В нескольких милях от этой деревушки на нас налетели язычники, страшные, в черных круглых шапках, на рослых конях и с луками. Рыцаря нашего, дай Бог ему Царствия Небесного, – Бомм перекрестился, – сразу стрелой в глаз свалили, и тогда десятники велели отступать. Ну, мы и помчались обратно к Гамбургу. Язычники за нами и мы от них только перед самой околицей оторвались. – То есть вы никого из врагов так и не убили? – Не-а, – кавалерист мотнул косматой головой. – Мы с пиками да мечами, а язычники с луками, будто слепни вокруг вьются. Куда уж нам супротив них... – А сколько в вашем отряде было людей? – Четыре десятка и еще два человека. – А язычников против вас сколько вышло? – Ой, много, Ваша Милость, не сосчитать. – Кто-нибудь из вас местные дороги знает? – Нет. Мы все из-под Мюнстера. А проводники у нас были, но никто не уцелел. – Понятно. Сейчас отдохните, а потом продолжайте путь в Гамбург. Там обо всем доложите своим старшим командирам. – Это уж как водится, Ваша Милость, мы порядок знаем, да и войска графа неподалеку. Бомм снова суетливо поклонился и отошел от рыцарей, а Уттенхайм кинул косой взгляд на стоящих в стороне невозмутимых цистерианцев, затем посмотрел на Женье и Зальха, и спросил их: – Что скажите, господа? Первым ответил тамплиер, сухопарый мужчина с несколько болезненным желтоватым лицом и в белом форменном плаще своего ордена: – Скорее всего, венедов было немного, не более двух десятков, так что они нам не противники. Да и если бы их была целая сотня, то я и мои люди все равно не отвернут. У нас есть приказ, сопроводить святых отцов в Данию, где они... – тамплиер осекся. – Впрочем, это неважно. Мы продолжаем свой путь. – Я тоже считаю, что венедов бояться не стоит, – поддержал франка Зальх. – Нас больше шести десятков, а рядом не только патруль, который мы встретили, но и другие. Наверняка, венеды сами опасаются, как бы им в ловушку не попасть, а иначе бы они гнали беглецов до самой деревни. Правда, осторожность не повредит, поэтому я предлагаю всем воинам надеть броню, оружие держать под рукой и изменить маршрут нашего движения. Давайте дадим небольшой крюк и обойдем место, где легкая кавалерия встретилась с язычниками. Уттенхайм кивнул: – Принимается. – Я не против, – согласился с предложением Седрика французский рыцарь. По команде Уттенхайма воины стали облачаться в броню. Зальх исключением не был и достал свое снаряжение. Он натянул на тело отличную кольчугу с длинными рукавами и капюшоном с мягкой подбивкой. Затем перетянул пояс широким ремнем, на котором находился его превосходный франкский меч, стоивший ему двухмесячного жалованья. Потом накинул на голову войлочную шапочку, а глухой стальной шлем с прорезями для глаз и рта повесил на специальное крепление седла рядом со своим треугольным щитом. Людвиг фон Уттенхайм отдал новую команду и отряд, в центре которого находились монахи, оставив позади безымянную деревушку и кавалеристов барона Плитерсдорфа, выехал на околицу и здесь покинул тракт. Воины двигались кружным путем, и все время забирали влево, поближе к берегу Северного моря. Они ехали по узким дорогам лесным тропам подальше от человеческих поселений, вокруг которых, наверняка, крутились дозорные группы венедов, и им везло. День прошел без приключений, хотя вдалеке над лесом виднелись темные клубы дыма, словно это горели германские поселения. Граница Дании заметно приблизилась, и уже к вечеру следующего дня германцы были должны увидеть валы Даневирке, некогда построенные викингами для защиты от саксов. На ночь были выставлены усиленные караулы, но путешественников никто не беспокоил. Рано утром они немного расслабились, снова выехали на окруженный лесами тракт, и это было их ошибкой. Судя по всему, венеды держали дорогу под присмотром на всем ее протяжении и всего через час, после того как германцы выбрались из лесных чащоб, они обнаружили первого язычника. – Вижу врага! – прокричал передовой воин и, привстав на стременах, рукой указал вперед. Зальх вытянул голову и разглядел на дороге одинокого славянского воина на вороном жеребце. Он был молод, не старше двадцати лет, может быть, ровесник Зальха. Враг держался уверенно и был одет в легкую кожаную одежду, а на голове у него находилась лихо заломленная на бок круглая черная шапка. Подбоченясь, славянин непринужденно разглядывал германских кавалеристов и тамплиеров, а из вооружения имел короткий степной лук, который вместе с тулом для стрел висел за спиной, да кривую саблю на боку. Ну, а помимо того, с левой стороны седла, где у Седрика находился щит, у язычника имелась смотанная в кольцо веревка. ‘Странный венед, – подумал Зальх, – никогда таких не видел. Может быть, прусс или дикарь с востока? Да, скорее всего, так и есть’. – Взять его! – услышал Седрик окрик Уттенхайма и передовой десяток германцев понесся на одинокого славянина. Тот в свою очередь был совершенно спокоен. Он на одном месте ловко развернул своего коня, гикнул, свистнул и, пересекая поляну, понесся в ближайший лес. ‘Уйдет!’ – мелькнула в голове Седрика мысль, и он оказался прав. Славянин, более быстрый и юркий, легко оторвался от погони и скрылся в зеленой листве, а германцы за ним не последовали, и вскоре вернулись на тракт. – Продолжаем движение! – отдал новый приказ Людвиг фон Уттенхайм. – Всем смотреть по сторонам! Впереди немало лесов и дикари могут устроить нам засаду! Прикрывать святых отцов! От строя не отрываться! Всем держаться кучно! Снова кони германцем и тамплиеров рысью устремились на север. Многие надеялись, что венед случайно возник на пути отряда, и они смогут благополучно добраться до места назначения. Но нет, вскоре, преграждая католикам путь, перед ними снова возник все тот же всадник. Вот только в этот раз он появился не один, а с товарищами, которых было пятеро. По команде командира два десятка конных воинов архиепископа Адальберта опять разогнали своих коней и помчались на врагов, и тут они преподнесли германцам неприятный сюрприз. Славяне достали свои готовые к бою луки, пустили в наступающих стрелы и первый же залп достал двух воинов и одну лошадь. Следом был второй залп, и еще три воина на полном скаку вылетели из седел. Ну, а затем, когда казалось, что католики вот-вот нанижут наглых лучников на свои копья, они рассыпались в стороны и продолжили стрельбу. Стрелы, летучая смерть с гусиным оперением, одна за другой летели в крестоносцев и валили их наземь, и прежде чем язычники, которые не понесли потерь, вновь скрылись в лесах, отряд Уттенхайма потерял еще троих воинов и одну лошадь, и это, не считая раненых, коих было четверо. – Дьявол! – подъезжая к Седрику, прорычал командир. – Короткая стычка, а у меня потерян десяток! Хитрые твари, эти язычники! – Это точно, – надевая на голову шлем, добавил Зальх, после чего спросил Людвига: – Что будем делать дальше, командир? – Уйти нам не дадут, скорее всего, эти стрелки только застрельщики, которые нас задерживали, и прямого боя противник не примет. Значит, необходимо где-то закрепиться. Рядом, в миле от нас, за лесом есть замок, я там в прошлом году гостил, когда отвозил письмо архиепископа одному из датских священнослужителей. Попробуем за стенами отсидеться, а то нас всех перестреляют. Вперед! – А как же наши убитые и лошади? – К черту! Возни много, а враг рядом! Вперед, Зальх, а иначе пропадем! Седрик пришпорил своего жеребчика из конюшни архиепископа и помчался вслед за Уттенхаймом. Отряд последовал за командирами и одновременно с началом их скачки, над лесом разнесся клич язычников: – Гойда!!! Если судить по голосам, то вражеских всадников было несколько десятков, и Зальх понял, что Людвиг был прав, оставаться на месте нельзя. После чего Седрик прижался к гриве своего коня и сосредоточился только на скачке. Крупное тело жеребца вздрагивало, и он летел по дороге изо всех своих сил. Рядом с рыцарем находился его оруженосец, который постоянно оглядывался назад и, видя его испуганный взгляд, даже не оборачиваясь, Зальх понимал, что их догоняют. Острые шпоры на его сапогах впивались в бока животного, и конь убыстрял свой бег. Надолго сил жеребца не хватило бы, но милю он был должен пробежать, и Седрик молил бога, чтобы четвероногий друг не споткнулся и не упал. Видимо, ангелы небесные продолжали присматривать за молодым рыцарем, которому уже было не привыкать к тому, что он бегает от язычников, и конь под Зальхом был хороший, поэтому вскоре прямо перед собой, выскочив из леса, он увидел отличный каменный замок. На донжоне висел рыцарский стяг с неразборчивым гербом, а ворота укрепления были закрыты. Это значило, что замок все еще за католиками и в душе рыцаря появилась надежда на спасение. – Быстрее! – дергая за поводья, прокричал он, и над его головой пролетела стрела. Она вонзилась в спину одного из передовых всадников и наемник, раскинув руки, упал. Следом за первой полетели новые стрелы. Их было много, и Зальх боялся оглядываться. Однако он все же пересилил себя, бросил быстрый взгляд назад и увидел, что германцев преследует полная сотня врагов. ‘Не соврал Бомм, – машинально отметил Седрик. – Врагов, действительно, много’. Конь Зальха, приближая своего хозяина к спасительным стенам, продолжал бежать. До ворот, которые по-прежнему были закрыты, оставалось всего ничего, один рывок, и тут враги сменили тактику. Обстрел прекратился, а воины, которые скакали справа и слева от Зальха, сами по себе стали вылетать из седел. Рыцарь снова обернулся и обнаружил нечто странное. Славяне в черных шапках, которые были совсем рядом, продолжая скакать, раскручивали над головами мотки веревок и метали их вслед германцам. Некоторые из них не долетали до католиков и падали наземь, а другие разворачивались в воздухе и на конце каждой имелась петля, которая падала на тело германца. Затем вражеский конник резко останавливался и разворачивался, скакал в обратную сторону, а воин архиепископа вылетал из седла и, волочась по земле, следовал вслед за своим противником. Впрочем, это было мимолетное впечатление. Седрик гнал своего жеребца, который уже устал и едва не валился с ног, дальше, и тут он обнаружил, что коварное и нечестное оружие дикарей свалило его оруженосца, за которого рыцарь чувствовал определенную ответственность. Стена замка, где появились защитники с луками в руках, была уже рядом и Зальх решил рискнуть. Он резко повернул своего коня вправо, одновременно с этим выхватил меч и, проносясь над Танкредом, перегнулся с седла и разрубил натянутую волосяную веревку, которая утаскивала его в плен. Тут же язычники пустили в него стрелы, три штуки и все они попали в рыцаря. Вот только его защита была хороша. Два метательных снаряда клюнули Седрика в шлем и отскочили, а одна ударила в грудь, но под углом и только слегка порвала кольчугу. Затем в воздух взвилось сразу две петли, которые рыцарь не видел. Однако в этот момент он вновь повернул коня, и петли его не схватили. Ну, а после этого защитники замка сами стали стрелять во вражеских всадников и двоих ранили. Славяне, видя это, с диким посвистом, подхватили своих товарищей и унеслись обратно к лесу, а Зальх, спешился и с трудом переставляя подрагивающие ноги, подошел к оруженосцу. Он помог оглушенному Танкреду встать на ноги, и повел его к открывающимся воротам, которые распахнулись лишь после того, как хозяин укрепления узнал Уттенхайма. Спустя несколько минут рыцарь оказался в безопасности. Ворота замка вновь отсекли людей от мира, и пришла пора подсчитать потери. Всего отряд Уттенхайма потерял двадцать семь человек: восемь во время первой стычки с язычниками и еще девятнадцать во время бегства. У тамплиеров, которые имели гораздо лучших лошадей, чем наемники, в убитых числился только один человек и священник, в лошадь коего на излете попала стрела, и он при падении сломал себе шею, хотя была возможность, что цистерианец попал в плен. Замок, который приютил католиков, назывался Дунборг, а его хозяином являлся богатый барон Хитц. В дружине местного феодала было три десятка воинов и еще сорок крестьян, которые при первом же намеке на появление язычников, вместе с семьями сразу же укрылись за стенами. Германцы были готовы к обороне, тем более что в замке имелись луки и даже запрещенные церковью арбалеты, но язычники, которые находились в лесу, не торопились штурмовать замок и ждали темноты. В первых сумерках Зальх и Уттенхайм поднялись на стену и услышали, что в лесу стучат топоры. Наверняка, враги сколачивали штурмовые лестницы и Людвиг, медленно покачав головой, произнес: – Да, Седрик, для нас с тобой Крестовый поход начинается неудачно. Один день и половины отряда как ни бывало, а сегодня ночью, как мне кажется, нам придет конец. Зальх, который успел помыться, поесть, выпить немного вина и помолиться в замковой часовне, в этот раз со своим командиром не согласился: – Нет. Язычникам нас не взять, Людвиг. Им не помогут нечестные уловки, потому что мы в замке, и я уверен, что Святая Дева Мария не оставит нас. – Эх, – вздохнул Уттенхайм, – хорошо бы. Вскоре на землю опустилась кромешная тьма. Спрятавшиеся в замке люди дружно молили Бога спасти их от богомерзких дьяволопоклонников, а гарнизон Дунборга не спал, и был готов отразить нападение врага. Однако, своим чередом наступил рассвет, а язычники так и не появились. После чего посланные в лес разведчики обнаружили, что он пуст и венеды, которых было не менее тысячи человек, половина из которых являлась конниками, бросив на месте стоянки несколько десятков осадных лестниц, ушли в сторону Гамбурга. Всеми католиками это было расценено как божий промысел и, стараясь не вспоминать о погибших и многочисленных раненых, которые оставались в Дунборге, остатки архиепископского отряда, тамплиеры и священники снова направились в сторону Дании. Война только начиналась, они выжили, и все основные битвы долгой и кровавой эпопеи под названием Крестовый поход были у них впереди.
![Тяжелый дождь - [Тяжелый дождь]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
