Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Горм ярл, этот нид на Одина ты сам сложил? - с неожиданным уважением спросила жрица.
«Я сложил нид на Одина?» - подумал Горм и решил, что лучше просто кивнуть.
- Вот что надо на досках выжечь, и вдоль западного берега расставить, - решила Гармангахис. - От дроттарских заклинаний оборониться.
- Не повредит, - неожиданно согласилась Тира. - И делать это на виду и с оглаской. Чтоб... бонды не боялись, а смеялись.
- С вылазками этими что делать? - Бельдан сдвинул брови. - У Осбьорна, моего нового ученика, старшую сестру угнали! В Динас Малоре на верфях два корабля сожгли!
Фьольнира Ингвефрейссона во многом можно было упрекнуть, но не в тяжести на подъем или недостатке решительности. Он с завидным соображением немедленно воспользовался замешательством, последовавшим после смерти конунга-братоубийцы. Кое-кто поговаривал, что дроттар начал действовать, еще когда Горм и Йормунрек ходили кругами по размеченному плащами месту, настороженно друг друга оглядывая. Так или нет, зловредный жрец запропастился вместе со значительной частью флота. Куда? Несколько недель, не было никаких вестей о Кормильце Воронов и кораблях поменьше. Ждущие от жизни нежданных радостей уже решили было, что последователи Одина прогневали не только Сварога и золотую деву альвов, но и Эгира, вследствие чего отправились ко дну. Потом не вернулись в Хроарскильде кнорры, пошедшие в Дюпплинн с янтарем, рыбой, и мехами, чтобы обменять то, другое, и третье на медь, торф, и серебро. А еще немногим позже, начались набеги на западный Энгульсей.
- Из Кенселайга или Дейси до Динас Малора снеккару хода едва три дня, - заметил Горм. - За неделю с небольшим можно выйти, найти какую-нибудь рыбачью деревню на западном берегу, напасть, пленных помоложе напихать, сколько в снеккар влезет, постарше перевешать, рунные доски пораскидать, потом обратно через море, чуть на север, чтоб не против ветра, и рабов продать в Свартильборге. Адальстейну с кораблями и дружиной везде не успеть, дороги так себе, а трем боевым пароходам не защитить четыреста рёст берега.
- Адальфлейд призвала Бьорна и Эгиля, - добавила Тира. - Это поможет против набегов, но полностью вряд ли их остановит, к тому же, серебро ей лучше бы тратить на домовых карлов, а не на наемников с Туле. Хотя Эгиль чего-то, возможно, и стоит для подъема духа. Он тоже может складывать... ниды? Кроме того, все эти нападения - скорее неприятность, чем настоящая угроза. Рыбаки, что останутся, родят новых рыбаков...
Последнее слегка резануло Горму слух, как всегда, когда анасса пускалась в пренебрежительные рассуждения про чернь, способную только идти на поводу у демагогов, бунтовать, и самовоспроизводиться. Одновременно, в голове ярла и эта безусловно раздражающая черта только добавляла к очарованию Тиры. Как там она говорила про несовершенство и восприятие? К тому же, анасса не пыталась претворить свои теоретические (высокое слово) соображения в практику (полезное слово). Плагго мудро изрек: «Только в теории теория не расходится с практикой,» и совершенно в духе этого изречения, когда Тира недавно встретила в Глевагарде доподлинных рыбаков, пострадавших от набега с западных островов и бежавших к родственникам, она попросила Горма разломить надвое золотое наручье и отдала половинки двум вдовам. Наконец, «чернь,» возможно, действительно существовала в Лимен Мойридио - к какому еще сословию отнести всех тех, кто побросал оружие, прыгнул за борт, и поплыл к берегу во время битвы с Йормунрековым флотом? Ярл решил поподробнее разузнать, откуда берется такой народ, и попробовать принять меры к тому, чтобы он не заводился в Танемарке. Мысль не была лишена внутренней иронии, поскольку Горм поймал себя на том, что думает о черни почти в тех же выражениях, что употребляла анасса - как о нежелательных, но почти неизбежных нахлебниках наподобие блох или вшей.
- То, что мы видим, не несет особой угрозы, - продолжала Тира. - Скорее угроза в том, чего мы не видим.
Гармангахис и Бельдан посмотрели не нее с удивлением. Дочь Осфо развила мысль: - Где паровые драккары? Где Кормилец Воронов? Где Фьольнир?
Поздним летом, и на острове Притеника дождь время от времени прекращался, а в небе даже появлялось солнце. Цвета и запахи сельской местности были сильными и (что касалось последних) если не приятными, то по крайней мере свежими. В полях что-то неизвестное Защитнику Выдр зеленело и собиралось колоситься. У дороги росли и вовсю пахли более понятные растения - жимолость (сильнейшее мочегонное), шиповник (масло полезно при язвах), лютики (Тиранасса и Гороботаник умели делать из них яд, впрочем, мало сыскалось бы того, из чего эти двое не могли сварить отраву), и купырь (неплохое противозудное). Генен задумался о целесообразности обмена с автохтонами: лекарственные растения (чьи волшебные свойства дополнительно усилились бы за счет путешествия через море) на моржовую кость, по которой местные умельцы довольно сносно резали. За один средний клык можно было получить целую горку скиллингов, предметов красивых, но практически в основном бессмысленных (разве что собрать по паре, слегка расплющить, просверлить дырки, прорезать щели, привязать ремешки, и таким образом получить очки для защиты от снежной слепоты183). Тем не менее, в силу логически трудно объяснимой привязанности островитян к серебру, скиллинги можно было в свой черед выменять на просто несуразное количество стальных ножей, гарпунов, котелков, и лекарственных трав.
Стальной нож - вещь безусловно полезная, даже если металл для нее не пал камнем с неба, оставляя огненный след в воздухе, а жаром огня выгнан из кусков, отколотых от горы. И в том, и в другом случае инуа металла оказывался в родстве с инуа камня, огня, и воздуха. Лекарственные же травы были очень нужны энгульсейцам (как называло себя гостеприимное, но хилое и тощее местное племя), живущим в слишком теплом месте, едящим слишком много зерна и недостаточно рыбы, и потому все время болеющим, но совершенно излишни для Инну, обитающих в здоровом климате (как говорил Киркосхоласт), правильно питающихся, и оттого не знающих никаких хворей. Рыбий Глаз, и тот после принятия в одно из племен, живших у внутреннего моря, перестал хворать. Защитник Выдр решил, что предпочтительнее выменять моржовую кость на котелки, письменные принадлежности, и ножи.
Нож Бергтунплотника привычно висел на бедре. Шаману вспомнился последний разговор с духом, выглядевшим после смерти Йормунреконунга и рассеяния части губительного колдовства значительно лучше, чем раньше - у него появилось лицо. Кого еще только не было в этом видении - даже Открывает Глаза, Как Нерпа, ненадолго показалась, правда, в виде смешливой и озорной девчонки. Такой она была, когда Брат Косатки впервые с ней познакомился, и такой снова стала в краю духов за небом. Но и в новом (вернее, старом) облике, старушка сохранила редкостную зловредность. Причина, по которой ее дух нашел дух Защитника Выдр, была в том, что Открывает Глаза, Как Нерпа, соскучилась по Брату Косатки. Девчонка-старушка просила Защитника Выдр скорее вернуться домой, чтобы старый шаман мог наконец отправиться к ней за небо, вместе петь, плясать, и играть в мяч. Дела до того, что генен еще не может отправляться за море, ей совершенно не было.
Подымающий Уусик (в прошлом Объелся Кеты) тоже повстречался Защитнику Выдр в его последнем путешествии в мир духов, главным образом, чтобы поделиться своими соображениями о правильных узорах под кожей для разных заморских племен - гутану никак нельзя делать то же, что венеду. Новоиспеченный шаман уже приобрел двух собственных учеников, которые собирались отправиться вместе с ним на северный берег Большой реки. Одного звали Бека, из племени Само. Само жили на севере, ездили на собаках, пасли оленей, ловили рыбу, в общем, производили впечатление чрезвычайно разумного народа. Второй ученик, вернее, ученица, звалась Авагиса из Ологита. Она увязалась за Подымающим Уусик в сон генена, где явила себя в виде гутанской девы с двумя парами рогов, раздвоенными копытами, и хвостом. В мире духов за ней безусловно чувствовалась сила.
Для того, чтобы самому вернуться к Большой Реке, к водопаду Мускусной Крысы, и рассказать защитнице зверят и хранительнице табу, что все ее задания выполнены, генену нужно было сделать две вещи - во-первых, как напомнил Бергтунплотник в видении, истребить значительно ослабевших, но все еще опасных атшенов еще на этой стороне моря, во-вторых...
Запряженный лошадкой возок тряхнуло, когда колесо наехало на камень. Длинный Хвост недовольно засопел и устроился на плечах у генена поудобнее. Дорога повернула, приближаясь к утесу, за которым показалось серо-синее море. Неразговорчивого (или очень робкого) молодого воина, управлявшего возком, звали Ренвардом, Он боязливо обернулся на генена и проронил:
