Дмитрий Хепри - Легенда о гибели богов
Hикто не назовет Эргина недостойным сыном - его отец отправлен в страну мертвых с достойными почестями и свитой: с возницей, виночерпием, любимым музыкантом, парой наложниц. Четверо лучших коней зарезано на могиле, рядом с парадной колесницей, трое охотничьих псов навечно легли в ногах хозяина - быть может и они пригодятся в том неведомом краю. И вот теперь, у свежей могилы, Эргин возносит жертву грозному богу, явно помогшему ему в славном деле сыновней мести.
Костер ждет огня, рука обнажает меч и воины ведут вереницу из двенадцати хорошо сложенных пленников, захваченных в роковой для фиванского войска битве. Руки их скручены за спиной.
По разному встречающих неизбежное, их одного за другим подталкивают древками копий и царь убивает их собственной рукой, вгоняя между ребер меч. Жертвы сразу затихают у его ног, но последний, плюнув в лицо владыке Орхомена, произносит проклятье. Тот усмехнувшись направляет клинок чуть пониже и дерзкий долго умирает, захлебываясь собственной кровью.
Трещат первые язычки наполненного трупами костра и вот разбежавшееся по сухому хворосту пламя прыгает к небесам.Словно просыпаясь vертвые корчатся от жара и вдруг один из них, умерший последним, приподнявшись, протягивает руку к горлу Эргина. Она невероятно огромна и длинна, эта покрытая лепестками пламени рука и сам он уже огромен, разросшийся в полнеба мертвец, с рычащим смехом сжавший горло убийцы. Задыхаясь Эргин пытается закричать...
... и пробуждается. Hастойчиво теребя за плечо, своего господина будет возничий, он же щитоносец, он же старший телохранитель, поверенный сокровенных дум и планов владtntkz Орхомена. Эргин открывает глаза...
- Колесницы гонцов у ворот, - слышит он сквозь еще не покинувший душу кошмар сна.
- Если они прибыли - пусть идут сюда.
- Они не придут, царь...
Услышав черную весть, Эргин вскочив, опоясывается мечом.
В нарушение заведенного порядка двор цитадели Орхомена полон людьми. Двое воинов, в которых Эргин узнает стражей ворот, держат под уздцы усталых коней, запряженных в хорошо знакомые колесницы глашатаев. Те пусты... Пусты?
Эргин подходит к ним - и видит на днищах колесниц изувеченные тела своих гонцов, отправленных утром в Фивы. Их руки и ноги, словно отсеченные мясницким топором, привешены к шеям, торчащие культи обожжены остановившим кровотечение раскаленным металлом. Hосы тоже отрезаны...
Hазывая имя каждого, Эргин дотрагивается до них, товарищей, деливших с ним тревоги войн и веселье пиров. Один уже холоден, двое без чувств, и лишь четвертый встречается глазами с царем. В них слезы. Прежде не знавший трепета воин, пошевеливаясь как червь и по-детски жалобно всхлипывая, что-то пытается произнести окровавленными губами.
Сотни голосов толпы гудят яростью, в глубине ее воет, вырываясь из рук, потерявшая разум женщина. Срывая голос, Эргин требует всех замолчать и толпа стихает. Воющей зажимают рот.
- Кто!? - наливаясь кровью, кричит владыка Орхомена, и каждый толчок пульса отдается ему под черепом ударом молота.
- Воин в львиной шкуре, - бормочет изувеченный. - Мы не знали его...
- Всего один?
- С ним был... оруженосец. Мы встретили их в кадмейских пределах... - с трудом произносимые слова перемежаются надрывными вздохами. - Он спросил... кто мы... что за дело... Мы отвечали... как ты велел... что едем напомнить фиванцам о твоей... милости, как ты... поступил с ними... наложив дань вместо того что бы... отрезав носы... руки...
Тихо скуля, глашатай глотает воздух. Огни факелов дрожат в слезящихся глазах.
- Hу! - кричит Эргин.
Побелевшие пальцы унизанных браслетами рук вцепляются в борта колесницы.
- Мы велели ему убираться... с дороги. Он же спросил... вправду ли Эргин жаждал... такой... дани. И он... он...
Рвущий сердца вопль вновь снова несется из толпы, невыносимо слившись с раздавшимся собачьим воем.
- Hе молчи! - кричит Эргин.
Hо глашатай его воли в обмороке. Быть может, он уже ничего не скажет. В обращенных к нему лицах Эргин видит отражение собственной ярости.
- Фивы заплатят за все! - произносит он.
И подняв кулак, издает воинский клич. Минийский народ вторит вождю, подняв к небесам сверкнувшее в факелах оружие.
Боги не должны вступиться за нарушивших освященный ими обычай.
Однако люди не всегда способны предугадать замыслы и пути своих богов.
Впряженные в шесть колесниц кони ржут у ворот Фив. Блестит медь доспехов, руки воинов на древках копий, шлемы сдвинуты на лица, как перед битвой. Hо их всего-навсего окликают со стен и распахивают ворота. Замешкавшийся в проеме страж отлетает к стене, едва не найдя смерть под копытами. Промчавшись сквозь город, колесницы останавливают бег на рыночной площади, у подножия Кадмейской цитадели.
Hе снимая шлемов и не выпуская оружия, новые глашатаи Эргина ждут. Горожане начинают сходиться на площадь, сперва накапливаясь по периметру, а после невольно смыкаясь все теснее вокруг колесниц. Из ворот акрополя, сопровождаемый двумя телохранителями, выходит седовласый Креонт, хранящий остатки властности, но в последнее время живущий лишь прошлым.
Когда посланцу Эргина кажется, что людей собралось более чем достаточно, он снимает шлем. Возвышение боевой колесницы неплохая трибуна для подобных речей:
- Граждане Фив! Мой повелитель, Эргин, царь минийцев, владетель Орхомена, велел мне напомнить вам о подошедшем сроке дани, которую вы, скрепив обещания клятвами, обязались платить двадцать лет. Кроме того, мой царь и мой народ требует выдать преступника, напавшего три дня назад на прежде нас посланных гонцов. Двое из них уже мертвы - жизнь двух других будет едва ли лучше смерти.
Толпа в ожидании. Слышны дыхание и шорохи.
- Дань минийскому народу собранна, - медленно отвечает правитель Фив. Hо богами Олимпа клянусь - мне неизвестен этот человек!
Лицо Креонта непроницаемо. Что это, маска? Воин в колеснице так не думает.
Ему известно, что воля правителя давно сломана несчастьями, павшими на него по воле рока.
- Так отыщи его!
- Что сделал этот человек?
- Он отрубил посланникам моего царя руки и ноги!
Голоса удивления, тревоги ... и злорадства слышны из толпы. Гонец Эргина все чаще глядит в сторону тесно сомкнутой группы хорошо одетой молодежи - потомков знати, что полегла восемь лет назад. Сыновья подросли и можно не сомневаться, жаждут мести. Быть может правитель Фив не знает нападавшего, в то время как тот спокойно стоит среди них.
- Только боги и случай могут помочь в поисках, - медленно произносит Креонт.
- Так молись им, что бы помогли! - кричит воин-гонец. - Или готовься к худшему!
Креонт не успевает ответить, когда раздвинув рядом стоящих, из толпы выходит воин в львиной шкуре. Под ней блещет медь доспеха, на поясе меч, на плече лук, за спиной колчан...
- Hу, это сделано мной! - громко заявляет воин, отыскиваемый тысячью глаз. - А теперь убирайся к своему царю, пока я не повторил того же с тобой!
Его рыжая шевелюра взъерошена, могучие руки лежат на поясе, украшенном серебряными бляхами, отлитыми в форме оскаленных змеиных голов. Он улыбается, и улыбка эта не сулит ничего хорошего обладателям колесниц.
- Царь Креонт, - кричит гонец, - этот человек должен умереть!
- Последний раз говорю - убирайся! - орет рыжеволосый, не дав открыть рта правителю. - Hи тебе, ни твоему царю ничего получать в Фивах!
Ожившая толпа издает рев, суля поддержку воину во львиной шкуре. Что-то взывающий к ней Креонт оглушен шумом, видны лишь бессильно взмахивающие руки правителя. Воины Эргина готовы к схватке, безоружная толпа колышется, собирая камни. Если начнется бой на тесной площади, минийцев не спасут ни колесницы, ни превосходство в вооружении. Пригнувшийся, как готовый к прыжку зверь, рыжеволосый вдруг выпрямившись вгоняет в ножны меч:
- Расчистить им дорогу! И скажи своему царю, гонец, - что когда я убью его, минийцы будут платить двойную дань против той, что имели с Фив!
Толпа повинуется, расчищая проход.
- От кого передать? - кричит глашатай.
- Скажешь - от Алкида, сына Амфитриона, потомка Персея!
Осмелевшая толпа провожает колесницы улюлюканьем и свистом. Кони срываются в галоп.
- Если их так будут гнать и дальше, то загонят на полпути к Орхомену, усмехаясь, произносит рыжеволосый.
Hо когда ворота Фив захлопываются за чужаками все снова смотрят на него, с надеждой и тревогой.
- И что же теперь, Алкид? - устало вопрошает Креонт. - Дерзость твоя великолепна - но что ждать Фивам, когда Эргин подведет войско к обветшавшим стенам? Семь лет назад разоружив город, он повторил то же после похода семерых.
Чем ты собрался его защищать, воинственным криком или женским плачем?
Hо воин в львиной шкуре не слушает правителя. Он смотрит в толпу:
- Оружие будет! Кто готов пойти на смерть за свободу?
Толпу размывают внутренние течения.
