Алексей Андреев - Сядьте на пол
‑ Ничего я не испортил! Это дождь пошел, и дракон испачкался в грязи.» (август 2007)
Увы, где начинается искусство, там появляются и "знатоки": у психологов стало модно ставить диагнозы по детским картинкам. Классический вариант: ребёнку в саду предлагают нарисовать состав семьи, и потом делают многозначительные выводы на основе того, кто нарисован рядом с кем, какого цвета и размера, стоят ли персонажи на земле или болтаются в воздухе. [23]
Можно себе представить, какие шизовые выводы сделал бы подобный аналитик из наших "трёхголовых улиток" и "добрых зелёных чудовищ", не зная всей истории происхождения этих рисунков. Нет, я вовсе не исключаю возможность полезного анализа. Но лично у меня для такой аналитики есть очень ценный фактор ‑ время. Продолжительность многолетних наблюдений за детьми. Это могут себе позволить, пожалуй, только родители. А что может одноразовый психолог с набором тестов‑клише, выдуманных другими психологами?
И дело не только во времени. Сторонний наблюдатель едва ли может адекватно оценить степень «индивидуальности» в детских рисунках. Часто за «самовыражение» принимают технику, скопированную у кого‑то другого. Выше был пример с цветовым кодированием, когда дети запоминают цвета магнитной азбуки. И классическое «точка‑точка‑запятая», и кляксы целой ладонью ‑ тоже чужие техники. Многие рисовальные приёмы ребёнку повторить значительно легче, чем произнести слово из трёх слогов. Но это ещё не «свой язык».
В первом детском саду Кит очень удивлял воспитателей, рисуя яркие «африканские узоры». Индивидуальность? На самом деле, техника: дома я показал ему, как обводить красками различные предметы, включая трафареты и лекала. А вот рисовать по клеточкам он научился у кого‑то в саду, и «клеточный период» длился несколько месяцев, сменившись периодом «спиралей» и «молекул»; позже было долгое увлечение симметричными фигурами, вроде калейдоскопических снежинок.
Помимо техники рисования, на результат сильно влияют инструменты. Сейчас в моде такие, которые чуть ли не сами рисуют: ребёнку предлагается то ли залить краску в заданные рамки, то ли заштриховать волшебную картинку, где проступает готовый рисунок. Индивидуальной работы тут маловато.
«Думал купить Киту фломастеры, но "теория добровольной инвалидности" вовремя всплыла в памяти. Фломастер ‑ это же инвалидный карандаш: его не надо правильно держать и нажимать на него при рисовании, он и так пачкает из любого хвата. Это значит, с карандашей мы легко перейдем на фломастеры со временем. А вот после фломастеров осваивать карандаши было бы труднее.
Спустя год: приехал забирать Кита от бабушки. Там он рисовал фломастерами, и рисунки получились совершенно в другом стиле. У всех персонажей очень длинные конечности». (февраль 2007)
Другие не‑индивидуальные особенности рисования связаны с развитием моторики и памяти. Это то, что повторяется у большинства детей в определённом возрасте. В два года ‑ простые линии, кресты и круги. В три – вложенные контуры с точками, отдельными мазками и другими небольшими объектами внутри. Тут же появляются и «головоноги», то есть существа, состоящие из головы с глазами и ногами, но без туловища.
Однако через полгода фокус внимания уже меняется: могут нарисовать человечка с небольшой головой, зато с огромным туловищем и ногами. Когда я впервые увидел такое у Кита, я подумал, что это жизнь у бабушки так необычно отразилась. Но Ева в четыре года увлеклась тем же жанром: рисовала своим человечкам большие платья с узорами, а голова сверху ‑ маленькая, чисто символическая.
Перемешивание этих возрастных паттернов и чужих скопированных техник порождает большое разнообразие «неповторимых стилей», которые кормят тщеславие родителей и фантазию психологов. Наш младший, Лёва, практически полностью избежал стадии головоногов: он сразу стал рисовать людей с прямоугольными туловищами. Особые способности?
На самом деле, история почти такая же, как с «африканскими узорами» Кита. Однако в данном случае технику показал не я ‑ и возможно, вообще не узнал бы о ней, если бы в один прекрасный день пришёл с работы попозже. А было так: Лёва стащил у сестрицы маленькую деревянную линейку, и очень ему понравилось обводить эту деревяшку, получая параллельные линии и вытянутые прямоугольники. Чтобы получить человечка, оставалось пририсовать голову. Вскоре линейка пропала, но Лёва ещё долго рисовал людей с вытянутыми прямоугольными телами, повторяя контуры линейки.
«У Евы есть стандартный шаблон рисования принцесс, который она использует последние дни: треугольное платье с завитушками‑узорами, круглая голова, точки‑глаза. Принцесскость добавляется короной. По тому же шаблону она и котов рисовала, только добавляла треугольники ушей и носа – однако нос всё равно не кошачий, а человеческий (треугольник остриём вверх). Я сегодня предложил ей посмотреть, как выглядит настоящий кошачий нос: взял нашего кота Арамиса и держал перед ней, пока она рисовала. В результате и нос получился правильный, и глаза со зрачками, и лапы с подушечками и когтями, и уши с двойной перепонкой, и даже колени!
Но самое забавное, что следующих двух котов она рисовала уже без натуры, однако повторила по памяти все новые детали – и нос, и подушечки, и коленки. Она просто сменила шаблон». (апрель 2013)
Но где же тогда индивидуальное? Оно есть, конечно. После четырёх лет на рисунках много животных и вообще любимых персонажей, которые сменяют друг друга. Пираты или принцессы могут держаться целый месяц, потом идут динозавры или роботы. Все они что‑нибудь делают – и вот это действительно отражение своих мыслей. Но рисунки при этом очень символические; по сути, это слова‑пиктограммы и сценарии историй, а вовсе не попытка отобразить реальность ‑ как хотелось бы взрослым, по‑прежнему ждущим реалистичных рисунков. Да бросьте. Это умеет любой фотоаппарат.
После всех этих детских рисовалок забавно пойти в художественный музей и обнаружить, что цивилизованным людям пришлось многократно переоткрывать и "африканские узоры", и "вложенные контуры с калейдоскопической заливкой", и "рисунки точками" ‑ все эти естественные детские техники они изобретали заново, но ловко маскировали под вывесками пуантилизма, импрессионизма и прочих пафосных "‑измов".
Получается, что взрослики почему‑то очень ценят эти «неправильные каракули»! Я думаю, та же скрытая причина заставляет психологов выдумывать особый символизм детских рисунков: "В дошкольном и младшем школьном возрасте ребенок, рисуя, выражает свои переживания, а у подростка для этого есть осознание и хорошо развитая речь» ‑ оправдываются рисовальные психологи [23].
Это очень сомнительное оправдание. Понятные рисунки получаются у детей только после пяти, а к этому возрасту большинство из них говорят гораздо лучше, чем рисуют. Можете себе представить ребёнка, который вместо слов «хочу есть» будет долго рисовать сосиску? Да, такое бывает, но редко.
Другое дело, если бы мы жили в культуре, где детей специально учат выражать свои желания и переживания рисунками, а не словами; где рисунки действительно были бы главным средством коммуникации, от которого зависит жизнь. В целом это ‑ не про нас, хотя в нашей культуре много отдельных элементов такого языка: дорожные знаки и карты, компьютерные иконки и смайлики, логотипы и “пляшущие человечки” Шерлока Холмса.
И мои дети очень любят этот язык. У Кита есть целая толстая тетрадка, где его фантастические комиксы перемешаны со схемами собственных изобретений. А с Евой мы обмениваемся записками‑задачками, причём заметно, что она любит «визуализировать» свои ответы, так что это тоже скорее комиксы, чем записки.
Но такому языку, как и любому другому, нужно сначала научиться. Моим ребятам очень помогли книжки «Посмотри как», «Покажи мне как», «Как это работает», «Энциклопедия для супер‑девочек» и другие современные детские пособия в картинках. Такой язык хорошо изучается и используется после 6 лет, ближе к школе.
«Пособия в жанре how‑to имеют магическое влияние. Сегодня Кит с Евой нашли в детской энциклопедии комикс “Как убрать комнату за 5 минут”. И натурально убрали! Хотя если просто попросить их убрать – воют и отмазываются всеми силами». (апрель 2014)
Если же вернуться к рисованию дошкольников, то это чаще свободное, отвлечённое от реальности творчество – со всеми экспериментами и фантазиями, ролевыми играми и импровизациями на основе чужих образов и техник. Выискивать в таких рисунках зашифрованные «личные переживания»... ну, с таким же успехом можно распознавать в облаках кроликов и драконов.
Вообще мне кажется, в этом вопросе пушку психоанализа стоит развернуть в обратную сторону: красочные и хаотичные детские рисунки вызывают больше переживаний у взрослых, напоминая им собственное детство. Просто взрослики стесняются признать в себе эту «прошивку» ‑ поэтому и маскируют свой культ детских рисунков красивыми «аналитическими» теориями.
