Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Рычание Хана вывело Горма из раздумий. Невесть откуда на поросшую высокой засохшей травой пустошь на полпути перед замком пал туман, ограничивший видимость, так что в паре саженей тропа и сухие стебли терялись, как в молоке. В тумане обрисовалась тень: длинные непокрытые волосы, одеяние до земли, узкий стан, перетянутый веревочным поясом, посох в руке.
- Пёса, не пугай деву.
Горм сделал шаг вперед. Навстречу ему шагнула если не сама Хель, то скорее всего какая-то ее родственница из йотунов. Старуха с посохом, украшенным детскими костями, выглядела точь в точь как та, что примерещилась ему после падения со стены в Скиллеборге. Хан ступил вперед, не переставая глухо рычать.
- Помолчи, - сухо сказало наваждение.
Пес опустил голову и хвост.
- Слушай внимательно, Горм Хёрдакнутссон. У Фьольнира Ингвефрейссона в каждое веко вделан золотой кружок с дыркой. Так он видит с закрытыми глазами. Под кожу впрыснута краска, так что кажется, что глазницы пустые и зашиты. Ворон говорящий, но все важные вещи Фьольнир говорит за него.
«Ну, до последнего я и сам догадался,» - про себя порадовался ярл.
- Бойся взмаха его правой руки.
«Точно, махнет, скажет “фагн,” и все, ты мертв, как свежеотстрелянный кудяплик180. Или еще что похуже.»
- Имя смерти, что этот взмах несет - Киа́но. И последнее. Та, что знает предел необъятному, тебе передает: «Освободись сам, освободишь и ее.»
- Кто та, кто знает предел? Собака? Свентана? Нертус? Освобожу кого, Тиру?
Старуха шагнула вспять и растворилась в тумане, оставив на тропе узкие следы когтистых ступней.
«Что-то не везет мне сегодня с расспросами,» - обоснованно заключил Горм.
- Рано сажаем? - Хёрдакнут подбросил на ладони зерна и кинул их в борозду.
- По счету Виги выходит, если с посевом еще повременить, могут не вызреть, - Ньолл поправил пояс, чтобы меньше стеснять брюхо.
- Знаешь, как венеды землю называют? - старый ярл окинул окрестности взглядом.
Кони вознесли Сунну высоко в небе. В перелесках, на деревьях начали набухать почки, так что в черноте ветвей появился легчайший намек на зелень. На полях, особенно там, где были распаханы северные склоны холмов, местами еще лежал снег.
- Мать сыра земля? - карл вопросительно глянул на предводителя.
- Точно. А мы ее плугами дерем, в борозды семена кидаем, что здесь отроду не росли, неуважительно это, копье мне под ребро. То ли дело охота.
- Охота дело хорошее, но ей деревню не упитаешь.
- Или упитаешь, но недолго, пока все зверье не перебьешь. Земля нас кормит, но чтоб продолжала кормить, надо легче по ней ступать. Хельги пишет, у шести племен это как раз заведено.
- Но их страна больше Танемарка раза в три, нет? А всего народа там живет как в Хроарскильде. Им проще легко ступать. С другой стороны... - взгляд Ньолла упал на окованную сталью кромку плуга.
- Верно, до сих пор с каменными наконечниками на стрелах охотятся. Виги бы объяснил, как одно с другим связано.
Крысодавец, почувствовав перемену хозяйского настроения, перестал разрывать чью-то нору у края леса, подбежал к Хёрдакнуту, подпрыгнул, и ткнулся перепачканным в земле носиком ему в руку. Ньолл тоже решил отвлечь ярла от печальных мыслей:
- Тур Тюленьего Поля из Бирки в Хейдабир пришел с новостями. Все только и говорят про какое-то большое колдовство на севере в Хёрдаланде, что Хакон и шаманы Само устроили против Йормунрека.
- Пазори на землю спустили, - лицо ярла выразило сомнение. - С таким громом, что в Мёре было слышно. Не знаю, как насчет пазорей, но на севере верной Йормунреку осталась только Эстра Арос, да и то наверняка из-за дроттаров. Из младшего Хакона получится неплохой конунг, может статься.
- Так что, сгодится он в женихи Нидбьорг?
- Копье мне... и это растрепали. Мое рассуждение такое. Если не убьют парня, сгодится - он ведь будет жить не как простой конунг, а еще чуточку лучше.
- Как это? - удивился Ньолл.
- Ну, он еще в свободное время сможет мечи ковать?
Оба собеседника рассмеялись, Ньолл погладил рукоять «Ульфбертова» меча, висевшего в ножнах у него на поясе, и сказал:
- Значит, младшая дочка у тебя пристроена, старшая дочка, считай, тоже сговорена, я слышал, и младший сын?
Шрам на лице гордого отца двинулся в улыбке:
- Одну жену искал, двух нашел.
- Это как?
- Начну издалека. На винландском берегу с погодой все хорошо. Инну дальше на север жалуются, что рыба уходит, тюленям зимовать негде, охота портится. В глубине материка суше стало, этот, как его...
Ярл сделал неприличное движение руками.
- Забыл, как по-ихнему называется. Они его едят.
- Что едят? - ужаснулся Ньолл.
- Посередине между шишкой и колосом у травы. Стало, злак не родится из-за засухи, одно тамошнее племя на восток подалось, к берегу. По пути совсем оголодали. А берег уже занят, тем племенем, у кого Хельги и Паску... Паксу... Аксуда гостили. Сидят в треллеборге, пиво пьют, копченой рыбой закусывают, как положено, тут гонцы приходят, мол, на западном берегу реки чужие охотники наших туров бьют! А то южное племя, считай, только охотой да рыбалкой и живет, посевы - едва на пиво да на тонкие лепешки, чтоб в них мясо заворачивать.
- Зачем же заворачивать - весь вкус уходит? - возмутился Ньолл. - Нет, ты отрежь ломоть от краюхи, маслом или сметаной помажь, мясо сверху положи, укропа веточку, морской солью посыпь, а прежде чем кусать, переверни, чтоб вкуснее было!
Хёрдакнут кивнул:
- Что тебе сказать? Дикари. Выехал Хельги с вождем и его сестрой на берег. На ту сестру сынок вроде уже глаз положил. А по обе стороны от воды уже народ на лошадях скачет, по траве палы пускает, орёт... Оказалось, несколько пришлецов через реку переплыли, хотели коней на запад угнать. Потом вызнали, что конокрады были вообще из третьего племени. Но прежде чем разбираться стали, драка началась, и чуть до войны не дошло.
- Так они ж за морем не воюют! И не умеют!
- Так-то оно так, но много ли умения надо другого такого же неумеху по голове дубинкой стукнуть? Особенно чужого да дальнепришлого? Шести племенам стародавний законоговоритель, может, как раз войны и запретил, потому что винландцы народ от природы буйный и горячий, не то что мы. А вот на родню руку поднять - это у них, что у нас - совсем против обычая.
- Йормунреку бы кто сказал, - заметил Ньолл.
- Йормунрека бы там и в вожди не взяли. У него ни матери, ни сестер нет, а по винландскому закону, вождь охотой верховодит, а старшая женщина в роду - остальным хозяйством, без нее никак. У тех, кто с запада пришел, как раз вождя конокрады убили, а его дочь за главную осталась. Хельги через реку на коне переплыл, поговорить с пришлым племенем, и она ему тоже заприметилась, видная дева. Так он придумал, как войну остановить: «А женюсь-ка я на дочке вождя с западного берега и на сестре вождя с восточного, чтоб всех разом породнить!» И давай на обеих жениться!
Горм перешагнул через тело собаки, лежавшее у входа в дымившиеся развалины бронзовой литейни. Пёс, похоже, защищал хозяев и их имущество до последнего - из слипшейся от крови шерсти торчало несколько стрел, голова была почти отрублена. По-видимому, из-за последнего обстоятельства мертвое животное не разделило участи других трупов, двуногих и четвероногих, стащенных со всего города и развешанных на кольях палисада вокруг биркинского замка, располагавшегося чуть поодаль на невысоком холме и неизобретательно названного «Борген.» Ярл поднял с покрытой липкими темными пятнами мостовой кусок бронзовой отливки, изображавшей животное посередине между морским змеем и опять-таки собакой (не иначе, покойный литейщик их любил), полностью покрытой вычурным узором, повертел в руках, со вздохом бросил под ноги, оглянулся на шедших следом за ним, и пошел дальше.
Бирку не удалось застать врасплох. Защитников кто-то предупредил о приближении Йормунрекова флота, и они перекрыли вход в гавань, затопив в самом глубоком месте за волноломом несколько кнорров, груженных камнями. Впрочем, это мало помогло обороне города, хотя ополченцы были отлично вооружены и оснащены - все до одного в пластинчатых доспехах и со стальным оружием. На лезвиях многих мечей рунами читалось имя нового кузнеца - «Ульфберт.» Но и деревянные стены, и деревянные сторожевые башни, и деревянные дома, и деревянные ворота отлично горят, особенно если огню помочь всякими йотунскими шутками. Городское ополчение, разрываясь между тушением пожаров и защитой стен и гавани, не преуспело ни с тем, ни с другим, ни с третьим. Это было не особенно странно в свете того печального обстоятельства, что немногие оставшиеся в живых после осады не могли сойтись друг с другом на том, кто же ими верховодил.
- Он будет злее обычного, - Родульф без особого усилия нагнал шедших к замку, примерно там, где раньше были ворота в городской стене.
