Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Двадцать вис - это самая длинная драпа рунхентом! - прокричал на ухо Йормунреку Торлейв.
- В мою честь! - конунг тоже несколько раз долбанул по столу чашей, сминая драгоценное красное золото. - Песнь исполнена превосходно. Я решил теперь, Бьорн, как поступить с Эгилем. Ты так горячо защищал его, что готов был даже стать мне врагом. Так пусть будет по-твоему, пусть Эгиль уйдет от меня целый и невредимый. Но ты, Эгиль, вперед путешествуй так, чтобы, покинув сейчас эту палату, ты больше никогда не попадался на глаза ни мне, ни моим ярлам, а на этот раз я подарю тебе жизнь. Достаньте его из клетки.
Эгиль ответил:
- Голову я
Не прочь получить:
Пусть безобразна,
Но мне дорога.
Йормунрек конунг
Мне отдал ее -
Кто получал
Подарок богаче!
Кстати, а как насчет моего меча, прозванного Ехидной?
- Вот это наглость, - восторженно пробормотал Каппи.
- Я дам тебе мой рунный меч, Драгвандиль, только чтоб ты заткнулся, - Бьорн Маленький поднялся с места.
Он подошел к вытащенному карлами из узилища нагому и дурнопахнущему скальду, обнял его, и перепоясал его своим поясом с мечом. Тот хотел еще что-то сказать, но верный товарищ вытолкал Сына Лысого из покоя. Бьорновы дружинники поднялись из-за столов и повалили вслед.
- Похоже, Йормунрек вскорости окончательно недосчитается еще одного ярла, - очень негромко заметил Родульф. - Недолго Бьорн сын Торира с нами пробыл. Его, я слышал, Адальстейн в Йорвик звал...
- А что вообще он у Йормунрека потерял? - спросил Каппи.
- Отцы их. Друзьями были, - пояснил Ингимунд.
- Так скажи, что за совет дал Горм Эгилю? - шепнул Родульфу Кнур.
Ответом была едва слышная отдельная виса:
- Драпу сложи,
Полную дрянь:
Хвалишь кого
В драпе дрянной,
Значит, дурак
Драпы предмет.
Думает, медь -
пламя воды177.
Незадолго до спуска Сунниной колесницы за черту окоема, облака над Вейлефьордом разошлись, и синева неба подцветила волны, до того свинцово-серые. Холодный ветерок задувал через заливы, со стороны Хёрдаланда, неся дыхание дальних ледников. Этот же ветерок полоскал парус челна, в котором готовился отправиться в последнее плаванье Виги. Тремя днями ранее, старый грамотник долго сидел с Хёрдакнутом, Йокулем, Ньоллом, Ламби, и Карли, обсуждая возможные способы обороны Танемарка от Йормунрекова войска или откупа от братоубийственного и, по свежим слухам, вконец озверевшего конунга, вероятность подмоги от Хакона Хаконссона (сильно навряд ли), из Альдейгьи или Йорвика (помощь не успеет), из Волына от Драговита (послать гонцов морем), из Старграда и Зверина (послать гонцов по суше). До Зверина в последнее время стало можно очень быстро добраться вдоль берега возком на парусном ходу, и Виги должен был написать послание Свинко Зверинскому, а наутро передать его венедскому новику Вратко, чтоб тот свез письмо вождю. Когда Вратко не получил обещанного ни с рассветом, ни несколькими часами позже, он и Йокуль вошли в дом грамотника и нашли того сидящим, уронив голову на стол, перед пустым листом бумаги. Мертвые пальцы сжимали остро заточенный стержень из аспидного сланца.
- И куда он теперь отправится? - спросил ярла Ламби.
- Кого послушать, - тот стоял на причале, сгорбившись и опираясь на посох, и оттого выглядел лет на тридцать старше своего действительного возраста, а Рагнхильд, поддерживавшая мужа слева, на вид годилась Хёрдакнуту скорее в дочери, чем в жены. - До сумерек богов, все, кто умер не в бою, шли в страну Хель. Теперь все по-другому, как Бальдер вернулся, так что, наверно, к Магни в этот, как его, Идаволль. Или, может, к венедскому Яросвету, тот вроде мудрецов под свое начало собирает. Только...
Ярл закряхтел и наконец распрямился.
- Что? - ловчий с невольным облегчением посмотрел предводителю танов в лицо под несколько более привычным углом.
- Неделю назад, как Оскадис пала, он, копье мне под ребро, расчувствовался. «Теперь мой черед,» - говорит. Я его спросил: «А правда, что на той стороне ты встретишь всех своих рабов, собак и коней?» Он и отвечает: «Говорят, что так...» Потом замолчал и добавил, ни к селу ни к городу: «Куда девается свет свечи, когда ее задувают? И где он находится, когда ее еще не зажгли?»
- Выходит, старец знал свою судьбу? - Рагнхильд взглянула на простертое в челне тело. - Сколько зим ему было?
- Никто не знает толком, - ответил ярл. - Он еще Сигварту раны перевязывал. За сто двадцать точно. - Закат, пора. Йокуль, Ламби.
- Погоди, - Йокуль спустился в челн, кладя два предмета у правой руки Виги, рядом с его мечом.
Это были перевязанные дратвой стопочка листов бумаги и сланцевое писало. Хёрдакнут поддержал Йокуля, когда тот перелез через борт. Три старых воина вместе оттолкнули челн от причала, дружинники руками, а ярл посохом. Багровый в последнем луче Сунны парус поймал ветер, и челн направился на восток, к выходу из фьорда в Янтарное море. Некоторые женщины смахнули слезы, Унн в их числе.
Положив посох на плечо, ярл пошел по дороге вверх к треллеборгу, Рагнхильд, Нидбьорг, и Крысодавец за ним.
- Откуда нового жреца выписать? - Йокуль остался стоять над водой, все провожая взглядом челн. - Раньше посылали в Эстра Арос...
- Новый жрец из Эстра Арос нам вряд ли понравится, - Ламби покачал головой. - Уж точно, роды принимать и перед этим по Белянину обычаю с мылом руки мыть не будет. Может, в Глевагард, или вот в Альдейгью, Гормов знахарь оттуда.
- А он не в Эйландгарде родился?
- Может, там и родился, но в Альдейгье учился, у Быляты и у Круто. Круто сильный жрец, что скажет, неделю думай, все не поймешь... Смотри!
Черным на ме́ркнувшей синеве, на утесе поднялся лучник и натянул невидимую с причала тетиву. Его стрела, полыхая селитряным огнем, устремилась к челну. Парус, заранее пропитанный горючим раствором, вспыхнул. С него, пламя перекинулось на короб перед мачтой, а с короба - на погребальные дары. Что-то вспыхнуло, рассыпав по воде искры, на миг осветившие волны. Из вспышки, к небу устремился сноп пылающих дротиков.
- Кром и Магни! - выдохнул Йокуль.
- Гуннбьорн и Реккимер, - поправил Ламби. - Пороховые стрелы - их последняя придумка, Виги очень была по душе, я решил один сверточек с ним отправить, как ты бумагу.
Когда глаза воинов вновь привыкли к сгущавшейся темноте, остатки челна скрылись под волнами. Собравшимся на пристани было невдомек, что еще две пары глаз наблюдали за происходившим и с почтительного расстояния, из устья фьорда.
- Что конунгу скажем? - спросил один другого.
- Как что? Сам все видел - молнию с берега пустили, корабль ажно на куски разорвала! Подальше от таких радостей, в Свитью, в Свитью!
- Сорок три боевых корабля, - Торлейв повернул сложенную в кулак руку ладонью кверху и принялся разгибать пальцы. Кормилец Воронов, двадцать два драккара, двадцать снеккаров. Коней, кроме Готи, не берем.
- Стало быть, еды и воды надо на без малого тысячу четыреста воинов, - после небольшой задержки выдал Горм. - На переход положим неделю, с учетом штормов и встречного ветра. По правде, может и двух дней хватить, но здесь лучше переберечься, чем недоберечься, да и земля Березового Берега, что на подходе к Бирке, войско не прокормит, особенно в эту пору. Снедь да добро, что на сами корабли не поместятся, пять паровых кнорров свезут. Вернее бы десяток взять...
Мысли Горма неохотно обращались к приближавшемуся походу на Свитью. Гораздо приятнее было вспоминать о недавнем разговоре с Тирой, потрясшей ярла рассуждением о несовершенстве мира: «Несовершенно не бытие, а наше восприятие бытия. Для богов, понимающих все, и для истуканов, не понимающих ничего, мир совершенен178.» Старый корабельщик прервал приятное воспоминание грубым численным напоминанием о собственной и Гормовой небожественности:
- И пяти может не сыскаться. Шкиперы, морское слово знающие, кто в Хольмгард подался, кто в Туле, а те, что посмелее, и вовсе в Винланд.
Тропа пересекала косу, с северо-востока отделявшую Чегарский залив от моря. По ней, Торлейв, Горм, и Хан поднялись на поросшую небольшими соснами дюну. Влево и вправо, с вершины открывался вид на такие же нагнанные ветром в стародавние времена дюны, впереди металлически отблескивало море. В полосе, разровненной невысокими приливами и прибоем, несколько дроттаров, один с вороном на плече, возились у длинной бронзовой болванки, установленной на стальной ухват, поддерживаемый стоймя несколькими деревянными подпорами, врытыми в сырой песок. В отдалении от них, еще один жрец преклонил колени у предмета, напоминавшего большую пивную кружку с двумя ручками, внутренность которой была разделена ячеями на шесть отделений. Он наполнял каждое из них светлым порошком из маленького бочонка через роговую воронку. На почтительном расстоянии от всех служителей Больверка держались четыре стражника, опершись на копья. Завидев приближавшуюся троицу, охранники расступились, по паре с каждой стороны тропы.
