Эндрю Соркин - Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя
Потом они подошли к вопросу, который Гайтнер и Полсон обсуждали весь день: насколько сильно они могут давить? Ранее Гайтнер убеждал Полсона сделать принятие денег TARP почти требованием. «Нужно говорить жестко», – сказал Гайтнер. «Мы должны ясно дать понять, что это не обсуждается», – согласился Полсон.
Новая редакция тезиса отражала изменения мнения Гайтнера. «Это комплексная программа (гарантия ответственности банков и покупка капитала). Ваши фирмы должны дать согласие и на то, и на то, – заявил он. – Мы считаем нелогичным отказываться, так как это сделает вас уязвимыми».
Один из тезисов предупреждал: «Если вливание капитала непривлекательно, вы должны знать, что ваш регулятор все равно потребует принять его при любых обстоятельствах».
Они попытались представить, кто из руководителей станет сопротивляться. С Пандитом может быть непросто, но он возьмет, думал Полсон. Даймон согласится. Бланкфейн может покапризничать, но он не будет мешать. Мак нуждался в деньгах, так что с ним должно быть легко. Льюис может устроить драку. Самый большой вопрос – Дик Ковачевич из Wells Fargo: не окажется ли он тем, кто сорвет план?
Полсон вспомнил, какой проблемой было просто попытаться заставить его появиться. «Я едва смог заставить его сесть в самолет, – сказал он собравшимся, которые смотрели на него со смешанным чувством гордости и удивления. – Я просто сказал: „Слушайте, секретарь казначейства, председатели Федрезерва и FDIC хотят, чтобы вы были здесь! И лучше бы быть!“ Собравшиеся рассмеялись.»
– Дэвид, – сказал Полсон, указывая на Дэвида Насона, – расскажет все о цифрах. Боб расскажет о компенсациях, имея в виду деликатный разговор об экстравагантных способах выплаты компенсаций руководству средних и крупных компаний отрасли.
После этого, объяснил Полсон, предусматривалось изолировать руководителей в отдельных комнатах. «Мы дадим им подумать. Они могут говорить со своими советами. И мы ответим на их вопросы, если они будут, – сказал он. – Потом мы соберемся в 18:30».
– Будем надеяться, что это сработает, – добавил Полсон ободряюще перед тем, как отправиться на, возможно, самую серьезную и уж точно самую эпохальную встречу в карьере.
За пределами казначейства любая попытка сохранить жесткий контроль над встречей наталкивалась на непреодолимые препятствия. Джейми Даймон прибыл в 14:15, приблизительно на 45 минут раньше, и бродил по Хамильтон, где разбили лагерь фотографы. «Он застал нас врасплох!» – написал один из журналистов Брукли МакЛафлин коллеге, которая пыталась координировать логистику с BlackBerry. Рон Беллер появился минут через десять, Келли и Бланкфейн – примерно в 14:43, а Мак и Пандит – через несколько минут после них. В 14:53 Льюиса по-прежнему не было. Кристал Уэст уже начинала нервничать, когда тот наконец прибыл, просочившись через отдельный вход.
В 14:59 Кристал Уэст послала и-мейл группе: «Все в сборе».[740]
В центре конференц-зала стоял отшлифованный до блеска стол красного дерева 24 фута длиной. Портрет Джорджа Вашингтона кисти Гилберта Стюарта висел с одной стороны С другой – портрет министра финансов в администрации Линкольна Салмона П. Чейза, ответственного за то, что слова In God We Trust появились на американской валюте. Пять люстр свисали со сводчатого розово-зеленого потолка. На спинке каждого из двадцати кресел из кожи и красного дерева вокруг стола была гравировка в виде доллара.
Когда вошли Полсон, Гайтнер, Бернанке и Бэйр, девять руководителей уже заняли места в алфавитном порядке, согласно табличкам с именами. Впервые девять самых влиятельных руководителей американских финансов и их регуляторы одновременно собрались в одной комнате.
– Я хотел бы поблагодарить вас за столь быстрый приезд в Вашингтон, – начал Полсон очень серьезным тоном, таким тоном он говорил с каждым из них во время драматических событий предыдущей недели. – Бен, Шейла, Тим и я попросили вас присутствовать здесь сегодня, потому что мы считаем, что Соединенные Штаты должны принять решительные меры для снятия напряжения в финансовой системе.
Бланкфейн, сидевший напротив Полсона, принял торжественный вид, а Льюис наклонился вперед, чтобы лучше слышать.
– Последние дни мы напряженно работали, чтобы придумать трехсторонний план по преодолению сложившейся ситуации, – сказал Полсон.
В точности как они репетировали, Гайтнер и Бернанке взяли руководство встречей в свои руки и рассказали о новых коммерческих бумагах, а потом Бэйр поведала о плане FDIC по гарантии депозитов. Ключевое объявление Полсон оставил за собой.
– Благодаря нашим новым полномочиям в рамках TARP казначейство купит привилегированные акции банков и сберегательных учреждений на сумму до 250 млрд долларов до конца года, – сказал он. – Системе необходимо больше денег, и всем вам будет лучше, если в системе станет больше капитала. Поэтому мы планируем объявить, что все девять ваших фирм будут участвовать в программе.
Полсон объяснил, что деньги будут инвестированы на идентичных условиях для всех банков, крупнейшие банки страны примут деньги, чтобы обеспечить прикрытие для более слабых банков: «Речь о восстановлении доверия к системе. Вы – ключ к этому доверию».
– Мы сожалеем, что нам приходится прибегать к этим мерам, – повторил он и для тех, кто не понял, подчеркнул, что ожидает, что они примут деньги, хотят они того или нет. – Но позвольте мне внести ясность. Если вы не принимаете их и не в состоянии найти капитал, который, как говорят на рынке, вам нужен, я собираюсь предложить второй вариант, и вам он не понравится.
Банкиры сидели ошеломленные. Если цель Полсона была в том, чтобы нагнать на них «шок и трепет», тактика сработала великолепно.
– Это то, что нужно сделать для страны, – сказал он в заключение.
Гайтнер зачитал суммы[741], которые получил бы каждый банк, в алфавитном порядке. Bank of America – 25 млрд; Citigroup – 25 млрд; Goldman Sachs – 10 млрд; JP Morgan – 25 млрд; Morgan Stanley – 10 млрд; State Street – 10 млрд; Wells Fargo – 25 млрд долларов.
– Где расписаться? – ухмыльнулся Даймон, пытаясь разрядить обстановку и снять напряжение, которое не рассеивалось после того, как банкиры узнали, зачем их вызвали.
В 15:19 Уилкинсон, сам себя пригласивший на встречу, получил и-мейл от Джоэла Каплана, отчаянно пытавшегося дать президенту Бушу хоть какую-нибудь информацию: «Какова реакция, если коротко?»
Он не знал, что ответить, так как результат был еще непонятен.
Например, Дик Ковачевич был явно не рад полученному ультиматуму. Он был вынужден лететь – коммерческим рейсом, не иначе – в Вашингтон, который он не любил, и здесь ему сказали, что он, чтобы спасти каких-то других ковбоев, возьмет у государства деньги, которые, как он считал, ему не нужны.
– Я не один из вас, нью-йоркских парней, с вашей воображаемой продукцией. Зачем я здесь треплюсь о вашем спасении? – насмешливо спросил он.
На мгновение все замолчали, а затем комната взорвалась. Все набросились друг на друга, пока Полсон наконец не взял слово.
– Ваш регулятор сидит вон там, – глядя на Ковачевича, указал он на Джона Дугана, контролера денежного обращения, а также на председателя FDIC Шейлу Бэйр, которые сидели за столом напротив. – Завтра вам позвонят и известят, что вы недостаточно капитализированы и не сможете собрать деньги на частных рынках.
– Какую защиту вы можете предложить нам в связи с изменением политики компенсаций? – вмешался Тейн.
Хотя его новый босс Льюис не мог поверить, что у Тейна хватило наглости задать вопрос, тем не менее это был вопрос, который хотел задать каждый из присутствующих. Изменит ли правительство планы компенсаций задним числом? Что произойдет, если начнется популистский протест? В конце концов, правительство сейчас владеет пакетами акций их компаний.
– Мы создадим некоторые правила, чтобы администрация не могла в одностороннем порядке изменить свое мнение, – ответил главный юрисконсульт казначейства Боб Хойт. – Но у вас нет защиты, если Конгресс захочет изменить закон.
– Я хочу сказать вот что, – разочарованно заявил Льюис. – Очевидно, в программе есть многое, что нам нравится, и многое, что нам не нравится.
Учитывая то, что происходит, если у нас нет страха перед неизвестностью, значит, мы сошли с ума. Кроме того, если мы потратим еще секунду на разговоры о вопросах компенсации, мы потеряли разум! И наконец, я не думаю, что мы должны и дальше говорить об этом. Мы все знаем, что мы подпишем.
Ковачевич продолжал ерзать в кресле. Это же практически социализм!
Бернанке откашлялся, и все замолчали.
– Я действительно не понимаю, почему по этому поводу должно быть столько напряжения, – сказал он своим профессорским тоном. Он объяснил, что страна сталкивается с худшим со времен Великой депрессии кризисом, и попросил их подумать о «коллективном благе». – Мы не пытаемся запугать или надавить…
