Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Ты побывал на корабле запада! - Тира с удивлением взглянула на Горма.
- Да нет, корабли запада, они поменьше наших и до недавнего времени делались на каркасе из дерева, обтянутом шкурами. Спроси вон у Саппивока.
- Не того запада, а запада мистического, - дева премило примешала этлавагрское слово к танским. - Из земли, что вы зовете Ут-Рёст.
Горм задумался. По сказкам, суда с пропавшего острова представлялись ему похожими на кнорры, только с бортами повыше, с обшивкой из серых деревянных чешуек, как крыша чертога Свентаны в Альдейгье, и с птичьей резьбой вместо звериной. С другой стороны, корабль из сна...
- Кром... Твоя правда.
Тира, лежавшая спиной кверху на тигровой шкуре (зверь в полоску, оказалось, и впрямь существовал), попыталась устроиться поудобнее, ее лицо на миг исказилось болью. Выражение Горма, надо полагать, слишком очевидно отразило его сочувствие, потому что анасса заметила:
- Ярл, тебе не стоит взваливать всю тяжесть земного круга и его несправедливостей на свои плечи. Наша теология, учение о богах, утверждает, что несправедливость - побочное последствие данной нам свыше свободы воли.
- Не в обиду, владычица, но тебе можно то же поставить в упрек. Хватит корить себя за проигранную битву. У вас не было времени собрать флот и в помине не было воинов, чтобы защитить даже те корабли, что были построены. Нельзя за одну луну из кого угодно сделать бойца. На севере, даже последнего карла отец начнет учить работе с мечом и щитом до того, как мальчонке стукнет десять.
- Я не за это себя виню.
- А за что же?
- Йормунрек...
«Опять Йормунрек,» - подумал Горм.
Дева нахмурилась, задумавшись, и продолжила:
- У меня было не меньше трех возможностей его убить. Когда меня обыскивали...
Ее лицо отразило брезгливое пренебрежение.
- Они не нашли клинка в волосах. Первая возможность, когда он меня развязал. Вторая, когда я перед ним плясала.
Горм живо представил это, мысленно нарядив Тиру в то, что на ней было, когда они впервые встретились в плавучем чертоге конунга, и мысленно же согласившись, что зрелище запросто полностью отвлекло бы даже самого бдительного воина от мыслей о необходимости быть начеку.
- Но я подумала... Меня прочили ему в жены. Может, лаской добьюсь большего влияния для гегемонии в новой державе... А не получится, отравлю.
«Если кто вообще мог бы быть женой конунгу, то только ты,» - подумал ярл. - «Вдвоем, вы бы на весь круг земной руку наложили. Такая трезвость мысли - это даже страшновато.»
- Сказала... «А теперь делай со мной, что хочешь.»
Горм невольно сглотнул.
- Он улыбнулся. Сбил меня с ног, - движением пальцев, высовывавшихся из лубка, Тира показала подсечку. - И сапогом сломал мне руку.
Ярл в гневе хлопнул себя по колену. Дева, погруженная в мысли, продолжала:
- Тут он наклонился... Прямо к моему лицу... Третья возможность. Я вытащила клинок левой рукой... В мозг через глаз, или в горло? Выбрала первое. Но было так больно... Вместо глаза, попала в лоб. На его крик, пришли старец... Торлейв... и жрец... Фьольнир.
- Что ж тебя не предупредили, - печально сказал Горм. - Есть много таких, кто не понимает слова «нет.» А наш конунг, он не понимает слова «да.»
На втором ярусе ухожа одуряюще пахло лиственничной смолой и лекарственными травами. Вокруг, землю уже покрыл снег, но Ульфберт и Нидбьорг, скинувшие всю одежду, мало замечали прохладу в тесном и полутемном помещении. К тому же, кузнец предусмотрительно приволок с собой пару волчьих шкур и здоровенное шерстяное покрывало с вытканным на нем Рагнарёком.
- Снари рассказывал, как он прорывался через Йормунреков флот, после того, как Горм Йормунрека у Скиллеборга одурачил. А после следующего круга пива, Ньолл принялся свою молодость вспоминать: «Несут меня раз пьяного драться...» - дочь мельничихи хихикнула. - На что ты уставился, точно впервые видишь?
- Смех, он делает замечательные вещи с твоими персями, краса моя... И они на меня точно смотрят... Глаз не отвести...
- Глаз или рук?
Разговор за ненадобностью прекратился.
- А не перебраться ли тебе в Хейдабир? - предложил очень довольный кузнец, на боку пристроившись рядом с девой на шкуре.
- К солнцевороту не выйдет, а под равноденствие... - томно прикинула Нидбьорг. - Надо только родителей наших познакомить...
Ульфберт неожиданно замолк.
- Что молчишь-то?
- Да сирота я. Мать в море утонула, отец тоже умер.
- Ой, бедняжка! Я приемного батюшку в набеге потеряла, - Нидбьорг сочувственно провела рукой по коротко стриженным светлым волосам кузнеца. - Стой, так ты ж не знаешь, кто мой настоящий отец!
Ульфберт наморщил нос:
- На вороном жеребце ездит, на нарвалов охотится, и при нем всегда рыженький песик?
- Как ты догадался? - глаза девы расширились.
- Золотом-серебром тебя с ног до головы одаривает? Доченькой зовет? - кузнец повеселел обратно.
Засушенной веточкой зверобоя, он провел по плечу Нидбьорг, освещенному лучиком Сунны, пробивавшимся сквозь щель меж двух горбылей, и стал думать, по чему еще бы провести, приговаривая:
- Эх, если б можно было тебя, вот как ты сейчас есть, в бронзе отлить, века бы народ любовался. Полым литьем, по воску. Серебра и ложной сурьмы добавить, чтоб сплав был светлый, как твоя кожа, и блеск держал. Только боюсь, искусства моего не хватит. Да и неповадно какому попало народу на красу такую глазеть.
- Ты с со своей бронзой, что тот лесоруб - в лесу все разговоры о девах, а с девами - о лесе!
Оба рассмеялись. Нидбьорг продолжила:
- Хоть какая-то родня у тебя осталась, чтоб было кого в свидетели позвать, когда будешь Хёрдакнуту подарки дарить?
- Брат, - кузнец вновь приуныл.
- Так что ж в том плохого?
- Последний раз встречались, убить меня хотел.
- Помиритесь, хотел-перехотел! Дело братское.
- Навряд ли. Двух других моих братьев уже убил.
- Что ж это за злодей-то такой? - упоминание о двойном убийстве вывело деву из состояния послесоитийной благости.
- И материну родню, считай, всю извел, - продолжал сетовать Ульфберт.
- Ой, беда-то какая, - нахмурилась дева.
Вдруг на ее лицо тенью легла догадка:
- Все тебя зовут «Ульфберт из Глевагарда.» А по отцу ты будешь...
- Хаконссон, - «Ульфберт,» чуть на плача, тряхнул головой. - А, пропади оно все... Хакон Хаконссон.
Дорога вилась по краю утеса, местами поросшего смесью знакомых и незнакомых Горму деревьев. Саженях в тридцати, если не дальше, вправо и вниз шумела зажатая в ущелье Даутавига. Три коня запросто могли идти в ряд по мощеному покрытию, рассчитанному на то, чтобы две любимых гутанами колесницы могли разъехаться, почти не подвергая одного из возничих опасности сверзиться в пропасть. Будь кони размером с Хёрдакнутова Альсвартура или Йормунрекова Готи, у них возникли бы трудности, но южные лошадки поменьше друг друга не теснили. Оставалось место и для Хана, размашистой иноходью трусившего у Гормова левого стремени.
- Чисто предположительно, - предостерег товарищей ярл.
- Предположительно или нет, Йормунрек выберет секиры, - рассудил Щеня.
- И правду тебе скажу, - ехавший слева Кнур подтянул кожаный ремешок шлема. - Когда мы с тобой только повстречались, перед битвой с Отрыгом, ты бы на секирах против Йормунрека выдержал, может быть, пять ударов.
- А сейчас? - с надеждой спросил Горм.
- А сейчас - двадцать простоишь. Бой будет такой, поди, песни сложат. Потом он тебя убьет, конечно, но столько против него вряд ли кто еще продержится. Разве что вон Родульф, - кузнец мотнул головой в направлении строя пеших воинов с мечами и секирами, во главе которого гордо шагал скальд-сквернословец, о чем-то расспрашивая тролля, возвышавшегося даже над ним, и неуклюже перебиравшего сапогами размерами с пару среднего размера домовин.
- Твоя правда. Руки у конунга подлиннее, и он меня ни слабее, ни медленней.
- Кабы каким искусством или вдохновением сработать Горму такую секиру, чтоб через щит и доспехи проходила, как нож сквозь масло... - вслух размечтался Щеня.
Ветерок шевелил рыжие лохмы на его непокрытой - небо было затянуто хмурью - голове. Черный шлем, похожий на нелепую железную шапку с полями, висел, притороченный к одной из седельных сумок.
- Есть сталь тверже оружейной, - ответил жрецу Кнур. - Я тебе из нее недавние ножи сделал, по этлавагрскому образцу, как их...
- Хирургические, - уважительно напомнил знахарь. - Лезвия такие острые, что их не видно, режут, почти как кремнёвые, и не крошатся. Так что ж из этой стали топор не выковать?
- Хрупкая, - объяснил кузнец. - После первого же удара в куски разлетится.
- А если одного удара хватит? - ярл вопросительно взглянул на Кнура. - Сколько у тебя времени уйдет сковать такой топор?
- Не больше недели, - в голубовато-серых в рассеянном хмуром свете глазах кузнеца отразился ход мысли. - Дольше всего на сам металл уйдет. Перво-наперво, в сталь много угля добавить, чтоб вышла одна часть на сто по весу. Напосле, можно оловянного волка при ковке присадить. Он часто с оловянной рудой попадается, и если его вместе с рудой по глупости сплавить, пожрет олово, что волк овцу. В Танемарке его еще зовут «тунгр стейн.» А можно попробовать и этлавагрский фосфор в ту же поковку - вдруг что выйдет?