Эндрю Соркин - Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя
– Слушайте, я с огромным уважением отношусь к вам троим и к тому, что вы делаете, – сказал Мак. – Вы патриоты, и никто в нашей стране не может в достаточной мере отблагодарить вас. Но я не буду этого делать, просто не буду. Я не поступлю так с 45 тыс. человек, которые здесь работают.
После этого он повесил трубку.
* * *
В Goldman Sachs царило напряжение. «Мы получаем статус банковской холдинговой компании, – объявил только что поговоривший с Гайтнером Бланкфейн вошедшему в кабинет Кону. – Это должно было случиться». Когда Федрезерв по факсу прислал проект пресс-релиза, Бланкфейн увидел, что еще одному учреждению, место для названия которого пустовало, будет предоставлен тот же статус. «Должно быть, это Morgan Stanley», – подумал он. Звонок Маку в пятницу утром, должно быть, сработал.
Кон, который весь день не ел, уселся на диван и начал ковырять вилкой в омлете. Он улыбнулся. Наконец-то они вышли из леса. Теперь все, что им оставалось, – это заставить директоров подписать выполнение заявления. Они организовали селекторное совещание через пять минут.
Когда все подключились, Бланкфейн начал: «У меня наконец есть хорошие новости…»
* * *
Когда в тот день Гао поздно вернулся в Morgan Stanley, он узнал, что фирма занималась переговорами о слиянии с Mitsubishi. Он подозревал что-то неладное и раньше, потому что Мак замедлил переговоры, но он не мог поверить, что тот собирался заключить сделку с японцами! Он думал, правительство США благословило соглашение с CIC, основываясь на разговоре Полсона с вице-премьером Госсовета КНР Ван Ци Шанем накануне вечером. В бешенстве он вызвал всю свою команду из конференц-зала и вышел из здания, даже не попрощавшись.
* * *
Банкиры Morgan Stanley все еще ждали, чтобы понять, состоится ли сделка с Mitsubishi. Они узнали, что Федрезерв собирался предоставить им статус банковского холдинга, но Гайтнер по-прежнему настаивал, что к понедельнику фирме необходимы большие инвестиции как знак доверия к компании. Mitsubishi прислал предложение, «декларацию о намерениях» приобрести до 20 % фирмы[695] за 9 млрд долларов. Но Таубман и Киндлер знали: это было письмо, а не нерушимый договор. Они просто надеялись, что инвесторы на рынке поверят японцам на слово и будут верить им больше, чем Полсон и Гайтнер.
Киндлер и Таубман изучали письмо и посмеивались над новостями о выходных, полных переговоров о слиянии. Различные СМИ сообщали старые новости и старые слухи. Гаспарино заявил, что Morgan Stanley собирается заключить сделку либо с Wachovia, либо с CIC. «Самый чертовски опасный человек на Уолл-стрит», – вздохнул Киндлер.
Наверху Мак через переводчика разговаривал по телефону с исполнительным директором Mitsubishi Нобуо Куроянаги, пытаясь закрепить положения письма.
– Тим Гайтнер на линии, – шепотом прервал его ассистент.
– Скажите, что я не могу говорить сейчас и перезвоню, – прикрыв микрофон, сказал Мак.
Через пять минут позвонил Полсон. «Я разговариваю с японцами и перезвоню, когда закончу», – сказал Мак.
Через две минуты Гайтнер перезвонил. «Он говорит, что должен поговорить с вами, и это важно», – снова прервал Мака ассистент.
Мак был в миллиметре от достижения соглашения. Он посмотрел на помогавшую со сделкой Джи-Ён Ли и прошептал: «Заткните уши».
– Скажите ему, чтобы шел в жопу, – сказал Мак ассистенту. – Я пытаюсь спасти свою фирму.
* * *
«Слава богу, мы проскочили!» – воскликнул Джейми Даймон, проносясь по представительскому этажу JP Morgan в кабинет Джимми Ли, где ночевала управленческая команда в ожидании следующего распоряжения. Они ждали, наблюдая за игрой Ryder Cup и New York Giants и поедая стейки из Palm.
– Только что звонил Мак, – выдохнул Даймон. – Они получили 9 млрд от японцев!
* * *
В 21:30 новости попали в прессу[696]. Goldman Sachs и Morgan Stanley станут банковскими холдингами. Переломное событие: два крупнейших инвестиционных банка страны, по существу, заявили о смерти своей бизнес-модели, чтобы спасти себя. New York Times описывала это как «шаг, принципиально перестраивающий эпоху больших финансов, которые определяли современный золотой век», и «прямое признание того, что их модель финансирования и инвестиций стала слишком рискованной».
Глава девятнадцатая
В понедельник, 22 сентября, на следующий день после того, как Goldman Sachs стал банковской холдинговой компанией, Ллойд Бланкфейн с опухшим от усталости лицом сидел, уставившись на карикатуру Гари Ларсона из The Far Side. На рисунке были изображены отец и сын, стоящие во дворе пригородного дома и глядящие через забор на дом соседа, в который входила вереница волков. «Я знаю, ты будешь скучать по Уэйнрайтам, Бобби, – гласила надпись, – но они были слабыми и глупыми людьми, именно поэтому тут волки и другие хищники».
Для Бланкфейна это было похоже на то, что только что произошло на Уолл-стрит: если бы все вышло иначе, Morgan Stanley и, возможно, Goldman Sachs закончили бы так же, как Уэйнрайты.
Из большой пятерки инвестиционных банков его банк и Morgan Stanley были последними, кто устоял. Но фундамент Goldman, казалось, становился все более неустойчивым. В течение дня цена акций Goldman в отличие от Morgan Stanley не стабилизировалась, а продолжала снижаться, упав на 6,9 %. Несмотря на новый статус банковской холдинговой компании, дававший практически не ограниченный доступ к ликвидности от Федрезерва, инвесторы вдруг стали беспокоиться о том, что Goldman потребуется больше капитала.
Более широкий рынок, который на прошлой неделе рос два дня в надежде, что TARP спасет экономику, теперь снова двигался не туда. По мере того как инвесторы начали переваривать план, они пришли к пониманию, что Полсон должен еще постараться, чтобы продать его, если этот план должен был восстановить доверие в экономике. Для многих американцев, пенсионные планы которых понесли значительные потери, Уолл-стрит просто не заслуживала спасения. «Было бы серьезной ошибкой[697] сказать, что мы собираемся скупить безнадежные долги, которые возникли в результате решений этих людей, а затем позволить им получить миллионы долларов выходного пособия, – ревел накануне Барни Франк. – Американский народ не хочет, чтобы это случилось, и этого не должно случиться».
Но не политика спасения занимала мысли Бланкфейна, учитывая более актуальную проблему привлечения капитала. Он поручил это сопредседателю Джону Винкельриду, который на выходные собрал команду, чтобы вступить в контакт с потенциальными инвесторами в Китае, Японии и Персидском заливе. Но их подход был бессистемен, они лишь получили вежливый отказ от всех потенциальных партнеров.
В понедельник ночью Байрон Тротт, удивляясь отсутствию известий из Нью-Йорка, позвонил Винкельриду из своего офиса в Чикаго.
– Было слишком тихо на выходных. Что происходит? – спросил он с опаской.
Винкельрид ответил, что они собирались начать еще один раунд обзвона инвесторов во вторник с новым предложением о продаже акций фирмы. Рынок все еще лихорадило, и, по его словам, он не ожидал, что они будут в состоянии достать деньги в одном месте. Учитывая условия, придется искать деньги в меньших количествах у десятков институциональных инвесторов.
– Погодите, – перебил его Тротт. – Вы, ребята, должны притормозить.
Тротт, который был ближайшим – и, возможно, единственным – каналом к Уоррену Баффету, предложил, чтобы они связались с ним еще раз. С предыдущего четверга Тротт обращался к Баффету с целым рядом различных предложений для инвестирования в Goldman, но осторожный финансист все отклонил. Бланкфейн призвал Тротта предложить стандартную сделку с привилегированными акциями, конвертируемыми в обычные. Баффетт получит привилегированные акции со скромной процентной ставкой, которые могут быть конвертированы в обыкновенные акции примерно с 10 % премии к текущей цене на акции Goldman. Но, как верно предположил Тротт, в такой сделке не будет потенциала роста, чтобы заинтересовать Оракула. «На таком рынке, как этот, нет причин, чтобы я пошел на риск», – сказал Баффет Тротту.
Во вторник утром, после консультаций с Бланкфейном и остальной командой высшего руководства Goldman, Тротт позвонил Баффету[698] с новым предложением. У Баффета гостили внуки, с которыми тот отправлялся в местную Dairy Queen (сеть, принадлежащая Berkshire), так что разговор длился не более 20 минут. Тротт знал единственный способ заинтересовать Баффета в инвестициях – предложить ему необычайно щедрую сделку, которую он и предложил: Goldman продал бы Баффету акции на 5 млрд долларов[699] в форме привилегированных акций, которые приносили бы 10 % дивидендов. Это означало, что Goldman будет платить 500 млн в год в обмен на инвестиции, которые позволили бы Баффету конвертировать их в акции Goldman по 115 долларов за акцию, примерно на 8 % ниже их текущей цены. С учетом этих условий Goldman будет платить еще большую сумму, чем та, которую Баффет просил у Дика Фулда весной и которую Фулд отверг.
