Admin - <4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63>
своим ходом перешел в Бьерке, где было запланировано проведение всего комплекса
испытаний.
У островка Рондо, самого дальнего из Бьеркского архипелага, поросшего сосняком и
березовой рощицей у самого берега, была поставлена на якорях наша плавбаза – пароход
«Гагара». К ней швартовались катера, а лагерь для экипажей и техперсонала размещался на
берегу. Готовили мы машинистов, торпедистов-минеров и офицеров катеров, поскольку
комендоров предполагалось получить уже во Владивостоке. Здесь же находилась пара
миноносок, баржи с газолином и прочими предметами снабжения, а мористее, практически
вне видимости берега, на якорях ставились цели для наших торпедных атак – старые баржи.
Три таких мы в итоге умудрились утопить не взрывающимися учебными торпедами…
***
К отправке на Тихий океан готовилось три отряда катеров КЛ, по 12 единиц в каждом.
Примечательно, что каждый из отрядов имел свое, неофициальное, правда, наименование:
«Иртыш», «Цетине» и «Бар». Причиной тому стало яростное желание наших моряков
поквитаться с японцами за их успешное дело на Средиземном море.
В одной из бухт острова Миконос, пришедшие из Англии (как полагали в МГШ) 4 их
новых дестроера, в одну из ночей конца июля дерзко напали на секретную стоянку наших
вспомогательных крейсеров. Внезапная атака им вполне удалась. Был подорван миной, но
остался на плаву, сев носом на грунт, «Иртыш» - кораль-база русского Средиземноморского
крейсерского отряда. Были взорваны и затонули вспомогательные крейсера «Бар» и «Цетине».
При этом погибли 25 российских и 38 черногорских моряков, включая командира
«Цетине» кавторанга Покровского, несколько десятков человек получили ранения и ожоги (на
«Цетине» взорвался артпогреб и котлы). В ГМШ была даже создана особая комиссия по
расследованию этого прискорбного инцидента – очевидно, что атаки японцев просто никто не
ожидал. Внезапность их дерзкого налета была достигнута полная. И, пожалуй, к счастью, что
большая часть команды крейсеров отдыхала на берегу после угольного аврала. Иначе жертв
было бы много больше. «Иртыш» был поднят и позже восстановлен на французской верфи, но
итогом этой японской удачи стало практически полное прекращение наших крейсерских
операций в Средиземке.
Их истребители прошли Суэцким каналом в Красное море спустя двое суток после
атаки. По вполне заслуживающей доверия информации два из них имели имена «Ариаке» и
«Фубуки». По поводу их появления в Средиземном море мировая пресса строила самые
различные предположения вплоть до покупки их японцами у одной из английских фирм.
Британский кабинет, само собой, возмущенно отметал эти «безответственные досужие
домыслы» как газетную утку или сознательно подброшенную журналистам клевету, но этим
оправданьям в России мало кто верил. Как и в то, что тут не обошлось без британских
шпионов. Нетрудно представить наш гнев и боль всвязи с этим досадным поражением. Как
говорится, «пепел Макиноса стучал в наши сердца», и мы готовились к боям с жаждой
сторицей расплатиться с японцами той же монетой.
При отправке на Дальний Восток, с наших катеров демонтировались и грузились в
пломбированный вагон торпедные аппараты, рули и винты, зашивалась щитами установка
автоматической пушки, а на самом транспортере катер закрывался брезентовым чехлом.
Организацией конвоя и прохождения эшелонов по маршруту занималась контрразведка.
Первый отряд под командованием лейтенанта Вырубова, откомандированного к нам с
должности старшего минного офицера броненосца «Князь Суворов» еще в начале июля, уже
занимался под Владивостоком боевой подготовкой, когда я получил, наконец, высочайшее
дозволение вместе со вторым отрядом выехать на театр военных действий.
Я отбыл из Петербурга с нашим четвертым эшелоном, и принял командование
флотилией, когда во Владивостоке были уже 24 катера типа КЛ. Затем, через месяц с
небольшим, прибыли и катера третьего отряда, командование которым было поручено
лейтенанту Гаршину, отличившемуся со своими «газолинками» во время памятного
Осакского дела. В Иркутске меня догнало известие о присвоении мне чина капитана 2-го
ранга и секретный приказ о назначении. Теперь, как говорится, уже и положение обязывало с
головой окунуться в боевую подготовку.
Глава 6. Дворцовый мост до Токио
Тихий океан, о-ва Хатидзе-сима, Токийский залив. Февраль 1905-го года
Тихий океан угрюмо подштармливал. Конечно, не так страшно и смертоносно, как во
время прохождения тайфуна или муссонного шторма, но все-же… Сочетание порывистого,
пронизывающего до костей ветра, тянущейся с мрачного неба мутной пелены косого
холодного дождя и тяжелой, хлесткой, пятибалльной волны, брызги от ударов которой иногда
долетали до нижнего мостика, не располагали к разговорам. И еще эта нудная, вытягивающая
душу килевая качка, способная подпортить настроение даже видавшим виды мореходам…
Стальные снасти заунывно гудели, натянутые фалы выгибались в дугу при подъеме
флажных сигналов, а сами флаги хлопая и бормоча, казалось вот-вот оторвутся и вспорхнут в
серое, беспросветное небо. Густой дым, валивший из труб уносился ветром и дождем куда-то
в сторону правой раковины, скрывая идущие за кормой флагмана корабли. Даже «Князь
Потемкин», его кормовой мателот, иногда полностью растворялся в этой мрачной завесе, а
правящий «Светлейшему» в кильватер «Наварин» был уже почти не виден. Слева, призрачно-
дымчатыми силуэтами над барашками волн и сорванными с них ветром параллельными
прочерками пенных дорожек, проступали головные корабли второй колонны, крейсера
Гвардейского экипажа: флагман Безобразова «Память Азова», и идущий за ним «Нахимов».
Иногда за его кормой бесформенным темным пятном угадывалась «Аврора».
На верхнем мостике, справа от ходовой рубки «Орла», поеживаясь от стылой сырости,
несколько офицеров в наглухо застегнутых дождевиках с затянутыми капюшонами, время от
времени протирая линзы биноклей, безнадежно всматривались в туманную мглу, полностью
затянувшую горизонт. Шедший кабельтовых в пяти впереди флагманского броненосца
форзейлем и периодически окутывающийся брызгами «Алмаз», был еще различим в этой
дождливой круговерти, но вот дальше…
- Да, Всеволод Федорович, как линзы не крути, а видимость не больше мили. Полторы
от силы. Сердится на нас, наверное, Великий океан. Так, не ровен час, либо проскочим этот
островок, если уже не проскочили, либо еще хуже…
- Что хуже? Договаривайте уж, Евгений Евгеньевич, думаете, мы на камни вылезем? –
Руднев повернулся к нарушившему сосредоточенное молчание старшему офицеру «Орла»
капитану 2-го ранга Шведе.
- Видимость ухудшается. А мы уж как часа полтора должны были быть на месте…
- Так к вечеру идет дело. Часа через три стемнеет, вот и ухудшается. Хорошо хоть, что
ветер порывами пошел, значит волна, по идее, спадать должна начать. И кстати, по-моему,
начинает уже от Ost-а заходить, волна нам в левую скулу катит. Дай бы Бог - потише… А то
за «сокола» наши я уже извелся. Третьи сутки болтает. Что до навигационных опасностей:
острова здесь вулканические, поднимаются прямо со дна, обширных мелей прибрежных с
рифами вокруг них нет. Так что пока особой опасности не вижу. «Алмаз» впереди, опять же…
А на кого океан-батюшка дуется сегодня, это мы еще поглядим. Если бы у Сахалина
такую погоду встретили – обледенели бы. Хотя, конечно, и без того конфуза с пушками, что у
Рейценштейна в первом выходе случился. Вы тогда не видели, сколько мне пришлось
убеждать и доказывать, что парусиновые насадки это полумера и нужны брезентовые, да еще
и с тавотовой смазкой у среза ствола?34
Конечно, за год этот мы многому научились. До чего сами дошли, чему океан научил да
Того с покойным Камимурой. А то, что видимость не до горизонта, так оно и к лучшему.
Меньше шансов, что наш караван чужие глаза увидят. Мы мили на четыре растянулись, не
меньше. Кстати, попросите горяченького чего-нибудь принести. Ноги мерзнут…
Что скажете, Сан Саныч? Где наш пропащий островок-то?
Флагштурман Коробицын опустил бинокль и громко, то ли для того, чтобы его было
слышно всем на мостике, то ли просто стараясь перекричать очередной завывающий порыв
