Андрей Шляхов - Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза
Эйфория первых революционных недель давно прошла. Теперь настроение было тревожным, и с каждым днем эта тревога становилась все сильнее. Поговаривали о том, что скоро грянет еще одна революция.
– Господи! – широко осенял себя крестным знамением Синельников. – Спаси и помилуй нас, грешных! Убереги нас от новых революций, мы и одну-то еле пережили…
Несмотря на трудности, Ивану Романовичу и Тане все же удалось что-то заработать, но провидению, видимо, было угодно, чтобы они вернулись в Москву ни с чем. К августу 1917 года самым дальновидным и проницательным уже было ясно, что страна катится в пропасть. Люди распродавали землю, недвижимость, ценные бумаги и уезжали за границу. Продавцы торопились и потому не дорожились. Ивану Романовичу представился случай купить по очень выгодной цене акции Южно-Русского Днепровского металлургического общества. То был крупнейший металлургическим завод Российской империи, треть капитала в котором принадлежала французам.
– Верное дело! – радовался Иван Романович, вбухавший в акции не только весь их заработок, но и занявший также денег у Синельникова. – Такие акции да по такой цене! Это нам с тобой, Танюша, Бог их послал за все наши мучения на этих треклятых гастролях! Можешь считать, дорогуша, что ты теперь с приданым.
О приданом Таня как-то не думала, не до того было, но от мысли о том, что папаше повезло купить задешево пачку таких замечательных акций, настроение сразу же улучшалось. Металлургический завод – это надежное предприятие, не сравнить с какими-нибудь мифическими золотыми приисками в Сибири. В то время в газетах часто писали об аферистах, впаривавших доверчивым простакам акции несуществующих золотодобывающих компаний.
Мать, узнав о удаче мужа, сразу же встревожилась:
– Если эти акции такие надежные, то почему их продавали так дешево? Уж не подсунули ли тебе фальшивые бумажки?
Ивану Романовичу пришлось посетить в компании супруги агентство Общества на Тверском бульваре, где им подтвердили, что акции настоящие. Евгения Сергеевна успокоилась и начала в шутку называть Ивана Романовича «биржевиком».
Радость длилась недолго. Октябрьская революция с ее национализацией всех предприятий превратила акции в пачку бумаги. Театр Струйского тоже национализировали, но он и его актеры не остались без работы. Новой советской власти актеры были нужны в качестве агитаторов. Струйский правильно оценил обстановку. Он не сказал ни слова против национализации своего театра, чем спас свою жизнь и передал его трудовому народу в полной сохранности, с целым имуществом, доказав тем самым свою лояльность. Когда же выяснилось, что у Струйского крестьянское происхождение (на самом деле он был из мещан города Харькова), председатель Замоскворецкого Совета рабочих депутатов Иосиф Косиор назначил его руководить революционной актерской бригадой. Струйский пригласил в бригаду оставшихся в Москве актеров своей труппы, в том числе и Ивана Романовича с Таней.
Иван Романович сильно волновался по поводу своего буржуазного происхождения. Он был сыном московского купца первой гильдии Романа Пельтцера и родственником известных фабрикантов. Одной лишь причастности к буржуазной семье в 1918 году было достаточно для того, чтобы быть расстрелянным без вины, без суда и следствия в качестве контрреволюционного элемента. И фамилия как назло редкая – клан Пельтцеров в России один-единственный, другого нет.
– Много ли ты добра видел от них, чтобы бояться? – успокаивала мужа, а заодно и себя Евгения Сергеевна. – Какие мы буржуи, скажите на милость? Кого ты когда эксплуатировал? Разве что меня, но я не стану жаловаться. Буржуям положено быть богатыми, а где наши богатства? Покажи мне их, а то я не вижу! Врагам бы моим столько здоровья, сколько у нас богатства!
Но, тем не менее, мать посоветовала Тане сменить фамилию на Ройзен. Из предосторожности.
– Ройзенов в России много, совсем не обязательно иметь отношение к бердичевским Ройзенам, – уговаривала она. – К тому же сейчас полезно иметь еврейскую фамилию. Посмотри, сколько наших среди вождей. Полный миньян![33]
Таня соглашалась с доводами матери – да, мама, все так, как ты говоришь, но фамилию так и не сменила. Во-первых, потому что это выглядело бы предательством по отношению к отцу (так, во всяком случае, ей казалось), а во-вторых, она уже успела если не сделать себе имя, то заслужить какую-то, пускай и небольшую известность как Татьяна Пельтцер. Стоит ли начинать все сначала? Да и звучит «Пельтцер» лучше, чем «Ройзен». Энергично звучит, хлестко, как выстрел.
Отец провел с Таней строгую беседу. Пожалуй, никогда раньше и никогда больше девочка не видела отца таким строгим. Хмуря брови и потрясая в воздухе указательным пальцем, Иван Романович говорил о том, что он порвал со своей семьей и стал актером, потому что не желал быть эксплуататором, а желал зарабатывать на жизнь честным трудом. О собственной антрепризе было велено забыть навсегда, словно ее никогда и не было. Антрепренер это же в сущности тот же эксплуататор. Закончив говорить, Иван Романович потребовал, чтобы Таня повторила сказанное, и успокоился только тогда, когда она пересказала все слово в слово.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Всячески стараясь подчеркнуть свою приверженность новой власти, Иван Романович активно работал в артистических бригадах, передвижных театрах, агитационных группах и прочих структурах, обеспечивая себе и своей семье не только хороший паек (деньги в то время ничего не стоили, ценились пайки, которых было несколько видов), но и страховку от возможных неприятностей. Эта активность была замечена и оценена должным образом. О «нехорошем» происхождении Ивана Романовича никто не вспоминал, а в 1925 году он даже стал заслуженным артистом РСФСР.
Обошлось.
У Синельникова и в антрепризе своего отца Таня прошла, если можно так выразиться, «классическую» театральную школу. В 1918 и 1919 годах она прошла школу революционную. К 1920 году ее театральное образование можно было считать законченным. Шестнадцатилетняя девушка имела большой сценический опыт. Она испробовала себя во всех амплуа и в различных видах постановок. Она схватывала все на лету и обладала великолепным даром импровизации. Она пела, танцевала, исполняла акробатические номера и даже обучилась чревовещанию. Она с уверенностью глядела в будущее и верила, что слава ее не за горами.
– Танюша, ты будешь великой актрисой, – часто повторял отец. – Помяни мое слово. Это я тебе не как любящий папаша говорю, а как старый опытный актер.
Старому опытному актеру Ивану Пельтцеру Татьяна верила, пожалуй, больше, чем своему любимому папаше. Если Иван Робертович начинал с того, что говорит как старый опытный актер, то всегда резал в глаза правду-матку без малейших признаков комплиментарности…
– Веселое было время, – говорила Татьяна Ивановна, когда ее спрашивали о первых революционных годах. – Веселое и непонятное. Никто ничего не понимал в том, что происходило, но все верили, что очень скоро наступит необыкновенно замечательная жизнь.
Глава седьмая
В шестнадцать лет
О, юность! о, веры восход!
О, сердца взволнованный сад!
И жизнь улыбалась: «вперед!»
И смерть скрежетала: «назад…»
Игорь Северянин, «У бездны»В марте 1919 года, выступая на митинге рабочих, матросов и красноармейцев города Петрограда, Владимир Ульянов-Ленин сказал: «Наши победы на Дону стали возможны исключительно благодаря усилению партийной и культурно-просветительной деятельности в рядах Красной армии. Это вызвало психологический сдвиг, и в итоге наша Красная армия завоевала для нас Дон».
Партийной и культурно-просветительной… Два этих понятия вождь и теоретик большевизма поставил рядом не случайно. Культурно-просветительной деятельности среди народных масс большевики придавали огромное значение. В Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) существовало великое множество передвижных театров, актерских коллективов, которые выступали «на выезде», сегодня здесь, а завтра – там. Театры эти были разными – бригадными, армейскими, фронтовыми, но выше и значительнее всех прочих был передвижной театр Политического управления Революционного военного совета республики, впоследствии переименованного в Главное политическое управление РККА. В годы Гражданской войны этот театр можно было без преувеличения назвать главным театром молодой Советской республики.
До революции путь на сцену был долог и тернист. Не всем, далеко не всем актерам везло так, как юной Тане Пельтцер. Многие после окончания театральных курсов и школ упрашивали антрепренеров взять их в труппу (новичков брать остерегались – кот в мешке), а затем долго играли «на выходах». Иначе говоря, выходили, говорили что-то вроде «Приехал барин» или «Кушать подано» и уходили. Вот и вся роль. А часто могли выйти только для того, чтобы подать пальто или же пройтись с веником по сцене. У некоторых «на выходах» так вся жизнь и проходила.
