Chinenkov - Po tu storonu
– Не знаю, я зашёл в палату и застал её мёртвой, – вздохнул тот, смахивая платочком пот с лица. – Я сразу же запер палату на ключ и бегом к вам.
– От чего она могла умереть? – спросил Мавлюдов. – Она же…
– Ей перелили кровь Сафроновой, – ответил осторожно доктор.
– Так она же подохла, чёрт вас всех подери!
– Она ночью подохла, а днём её кровь перелили старухе.
– Значит, пациентке перелили отравленную кровь?
– Выходит, что так, – лицо доктора сделалось пепельно-серым. – Простите, Азат Гумарович, недоглядели. Кто же предположить мог… У Альбинки ведь уже много раз кровь выбирали.
– Чем отравилась Сафронова, установили? – прорычал злобно Мавлюдов. – Как она раздобыла яд? Кто ей дал его?
– П-понятия не имею, – опустил голову доктор. – Может, она как-то украла яд в лаборатории?
– Как она могла это сделать? – наседал яростно Мавлюдов. – У нас что, проходной двор? Яд повсюду валяется без присмотра и любой может взять его?
– О-она ведь медсестрой у нас работала и знала, где его найти, – попятился к двери доктор. – Но-о-о… я разберусь, Азат Гумарович, обязательно разберусь!
– Стой! – рявкнул Мавлюдов, и доктор замер. – Сколько было лет старухе?
– Девяносто три, – ответил тот трясущимися губами.
– Сколько? – переспроси Мавлюдов, округлив глаза.
– Девяносто три, так в истории болезни записано, – повторил доктор. – Она пережила два инсульта и…
– А вот это замечательно! – вздохнул облегчённо Мавлюдов. – Лично сам вскрой старуху. Причину смерти укажи – кровоизлияние или тромб. В заключении всё вали на её «изношенное» сердце! Учти, если у меня будут неприятности, ты отгребёшь у меня ещё больше!
– Я всё понял, Азат Гумарович, – попятился к выходу доктор. – Всё сделаю как надо. Комар носа не подточит. Я…
– Стой! – остановил его Мавлюдов и кивнул на притихшую на полу Алсу. – Отведи красотку в её «апартаменты» и… Скажи санитарам, чтобы всё там тщательно обшарили. Вдруг Сафронова не весь яд вылакала и что-то там оставила…
Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл сурового вида мужчина в форме сотрудника НКВД. Мавлюдов любезно улыбнулся и жестом приказал доктору выйти, а сам поспешил к вошедшему с протянутой для пожатия рукой.
10
– Товарищ Гарин? – Мавлюдов со страхом уставился на гостя. – Вы… вы…
– Чего таращишься? – буркнул тот, усаживаясь на стул. – Непривычно видеть меня в твоём гадюшнике?
Лицо Мавлюдова вытянулось и сделалось плаксивым.
– Ну, зачем вы так, – вздохнул он. – Мы здесь занимаемся научными изысканиями, товарищ старший майор, и ещё людей лечим.
– Все, кого ты здесь лечишь, в большинстве своём гады, – презрительно поджал губы Гарин. – Стало быть, и лаборатория твоя гадюшник!
– Ну… – Мавлюдов заискивающе улыбнулся и развёл руками.
Гарин достал из кармана пачку папирос и, не спрашивая разрешения, закурил.
– Вижу, не рад ты меня видеть, товарищ Рахимов, – сказал он, выпуская в потолок струю дыма. – Твоя морда сама о том говорит.
– Да нет, – проглотив ком слюны, заговорил Азат. – Мне непривычно вас здесь видеть. Обычно мы встречаемся на нейтральной территории, а сегодня…
– Сегодня я решил навестить тебя сам, а не вызывать на конспиративную квартиру, – продолжил майор. – А привело меня к тебе одно очень важное дело, которое не может ждать и требует немедленного решения.
– Дело? Что за дело? – чуть ли не шёпотом поинтересовался Мавлюдов. – Надеюсь, не…
– Нет, пока ты под моей защитой и покровительством, чувствуй себя уверенно и смело, – усмехнулся Гарин. – Но времена нынче неспокойные. Врагов народа много развелось… Мы их отлавливаем, отлавливаем, а троцкисты и всякое другое отребье, как грибы-поганки из земли, всё лезут и лезут!
– Да-а-а, тяжело вам приходится, не позавидуешь, – угодливо поддакнул Мавлюдов. – И я, как патриот и честный советский человек…
– Да будя тебе соловьём заливаться, «честный человек»! – нахмурил лоб майор. – Что-то я давненько не читал твоих докладов, и ты не спешишь писать их.
– Ну так…
Мавлюдов метнулся к сейфу и выложил на стол папку.
– Вот, всё здесь, – сказал он с натянутой улыбкой. – Я как раз собирался…
– Что в ней? – не прикасаясь к папке, спросил Гарин.
– «Откровения» моих пациентов, – поспешил ответить Мавлюдов. – Многие из них имели неосторожность высказать лишнее при разговоре со мной, а я…
– Гляди у меня! – погрозил ему пальцем майор. – Твоё «творчество» я позже прочту у себя в кабинете. Но меня беспокоит другое… Меня настораживает интерес к твоей личности первого секретаря Ленинградского обкома и горкома!
– Товарища Жданова?! – ужаснулся Азат.
– Да, Андрея Александровича, – кивнул Гарин. – Он вызвал меня к себе и долго расспрашивал о тебе.
– А что интересовало товарища Жданова? – забеспокоился Мавлюдов. – Какие вопросы он задавал?
– Их было много, все и не упомнишь, – пожал плечами майор. – Но я дал тебе отличную характеристику, и, кажется, он остался доволен.
– И на том спасибо, – сказал Азат озабоченно. – Может быть, он хочет кого-то из родственников ко мне на лечение устроить?
– Я тоже склонен так считать, – хмыкнул Гарин. – Но всё может быть по-другому.
– По-другому? Это как? – облизнув пересохшие губы, поинтересовался Мавлюдов.
– Как? А то ты не знаешь, – рассмеялся майор. – Арестуют, осудят, и… Если не расстреляют, то отправят в исправтрудлагерь Севвостлага. А там ты пожалеешь, что не расстреляли.
– О Всевышний, всё так серьёзно? – затрепетал от страха Азат. – Так что делать? Чего мне ждать, товарищ Гарин?
– Чего ждать, не знаю, – пожал плечами майор. – А вот что делать… Ты своих доноров пересели куда-нибудь на время.
– Но-о-о… они у меня все оформлены официально, – пролепетал едва живой от страха Мавлюдов. – Пациенты мне переданы из психлечебницы на лечение, и…
– Если вдруг к тебе придут, то не будут расспрашивать про тех, кто оформлен официально, – сузил глаза Гарин. – Дураков не интересует никто! А вот если обнаружат тех, кто содержится в подвале «сверх штата», то не поздоровится не только тебе, но и мне!
На лбу Мавлюдова проступили мелкие капельки пота, а кадык заходил вверх-вниз.
– Кого вы имеете в виду, товарищ майор? – спросил он.
– Того огромного кузнеца Антона Мартынова, – ответил Гарин. – По твоей просьбе я передал его тебе и… Кстати, он и его супруга ещё в добром здравии?
– С ними всё в порядке, – вздохнул Мавлюдов. – Но почему их судьба интересует вас? Мы же договаривались, что-о-о…
– Да, мы договорились, и я сделал всё, чтобы эти люди исчезли раз и навсегда, – сказал Гарин, вставая. – А ты гарантировал, что их никто и никогда не увидит! Ну а если ты их плохо спрятал, и они вдруг выплывут на «свет божий»?
Он снова закурил, убрал в карман пачку папирос и подошел к столу.
– Их никто и никогда не найдёт, уверяю вас, – почувствовав неладное, отпрянул от него Мавлюдов. – Никто и никогда не узнает, что вы помогли мне…
Прямо через стол майор дотянулся руками до горла Азата и сдавил его. Мавлюдов хватал ртом воздух и пытался освободиться, но Гарин приподнял его со стула, подтянул к себе и, жуя папиросу, выпустил в лицо густую струю дыма.
– Ты есть ничтожество, товарищ Рахимов, – ухмыльнулся майор, отпуская Мавлюдова. – Попади ты на допрос в НКВД – расскажешь всё, о чём тебя только «попросят». А я не хочу фигурировать в твоих показаниях, понял?
– Да-да… – прохрипел Азат. – Я…
– Избавься от лишних людей прямо сегодня, после моего ухода, – потребовал Гарин. – Как с ними поступить, решай сам!
– Я вас понял, – закивал напуганный до смерти Мавлюдов. – О-отпустите меня…
– Я рад, что ты понял, – сказал майор, отпуская его. – А теперь я пошёл. Если есть просьбы или пожелания, говори, пока я не покинул кабинет.
– Да вот, – Азат сделал вид, что не решается говорить или промолчать.
– Ну? – обернулся уже коснувшийся двери Гарин.
– Да я вот хотел узнать, как вы относитесь к товарищу Дымову, – сказал Азат смущённо.
– Ничем его не выделяю, – нахмурился Гарин. – Обычный конторщик из Госплана.
– Да я вот… – замялся Мавлюдов. – Уж очень он болтлив. Я несколько страниц написал в своём докладе по этому поводу.
– Что ж, разберёмся и накажем, – глянув на часы, пообещал майор. – А теперь извиняй, эскулап «кровавый». Служебные дела заставляют везде успевать и подолгу не задерживаться на одном месте…
*
Кузьма стоял у окна в своей камере, крепко сжимая руками прутья решётки. Глаза его горели. Ему хотелось разнести вдребезги свою крохотную, так называемую «палату», выдрать решётку, раскурочить железную дверь. Всё кипело у него внутри, и он не знал, на что обрушить свой гнев, чтобы хоть чуть-чуть полегчало на душе.
