Марисса Мейер - Марисса Мейер - Прекраснейшая. Лунные хроники
с бальной лестнице, в форме гвардейца, и всё же казавшегося куда более королевским,
чем просто нанятым телом.
Выражение его лица было отсутствующим. Он не взглянул на неё во время бала.
- О, что я вижу, - сказала Ченнэри, кокетливо моргая ресницами в направлении
Леваны, а после Эврета. – Теперь, когда у тебя есть своя игрушка, ты больше не
слушаешь меня!
- Он – не игрушка.
- А что? Марионетка?
Левана сжала руки.
- Он не марионетка.
Ченнэри ухмыльнулась. Отвернувшись от перил, она поманила слугу. Слуга
моментально свалился на одно колено и поставил поднос над головой так, чтобы
Ченнэри могла смотреть на него. Там была дюжина бокалов спиралью, и в каждом –
напиток иного цвета. Ченнэри выбрала один, ярко-оранжевый и густой.
- Стой тут, если я захочу другой, - сказала она, повернувшись к сестре. – Если он не
игрушка или кукла, но почему, во имя Кипра Блэкбёрна, ты весь месяц провела в образе
его простушки-жены?
Тепло проскользнуло по щёкам Леваны, но чары не спали. Всегда холодная, всегда
весёлая, нежная, красивая. Вот какой она помнила Солстайс Хейл за все их краткие
столкновения. Такой видели её сейчас.
- Бедная женщина умерла родами, - сказала Левана. – Я отдаю дань памяти.
- Ты играешь с его головой, - хитро ухмыльнулась Ченнэри. – Я была бы горда, если б
ты выбрала кого-то другого. Дворцовый стражник, право слово! После того, что ты
сделала с ним, можешь строить глазки садоводам.
Левана посмотрела на сестру.
- Лицемерка. Сколько у тебя за эти годы было дворцовой стражи?
- О, множество, - Ченнэри отпила со своего бокала, хитро улыбнулась и выбрала уже
красный напиток, понюхав его. – Но никогда не в ущерб получить удовольствие и в
другом месте. У дамы должно быть три игрушки. Романтичная, для постели и для
дорогих украшений.
Глаз Леваны начинал дёргаться.
- Ты никогда не знала Эврета.
Засмеявшись от души, Ченнэри едва коснулась напитка и выбрала аквамариновый с
чем-то белым на вершине. Слуга не двигался.
- Да. Но уверена, что это будет куда менее проблематично, чем констебль
Дубровский, - он вздохнул. – Шалунишка.
Дубровский? Левана покосилась на толпу танцоров. Ей понадобилось время, прежде
чем она заметила констебля с молодым джентльменом, имя которого забыла. Один из
наследников семьи, она была уверена.
- Может быть, трудность в его личных предпочтениях.
Ченнэри щёлкнула пальцами.
- Я пришла к тому, что он не очень. И не заинтересован в его королеве. Не могу
понять. Он намекал с того последнего захода солнца…
Глянув вниз, Левана увидела, что руки слуги начинали дрожать. Напитки в бокалах
дрожали. Она выбрала что-то похожее на расплавленный шоколад.
- Можешь идти.
Ченнэри схватила жёлтый, как нарцисс, ликёр, прежде чем слуга смог бежать,
сжимая поднос в руках, и наклонилась через перила балкона. Она вновь посмотрела на
констебля, не мечтательно, но словно придумывая военную стратегию.
- Если ты так многого хочешь, - сказала Левана, - почему бы просто не промыть ему
мозги? Это куда проще.
- Ты говоришь, словно у тебя есть в этом опыт.
Потягивая напиток, Левана не смогла не покоситься на Эврета. Такого прямого
Эврета. Разве его глаза следовали за кем-то по комнате, как за нею? Разве он не ловил её
взгляды, когда она смотрела? Она должна его понять – это было не раз с момента их
первого поцелуя в покоях.
- Манипулировать жертвой – это хитрость в игре, - сказала Ченнэри. Она окунула
язык в синюю жидкость, коснулась белого порошка и отпила. Выражение её лица
оставалось довольным. – Мне не нравится. Я хочу выиграть. Я хочу запомниться Луне
самой желанной королевой, что когда-либо ею правила.
- Самой неразборчивой уж точно. Ты не хочешь когда-нибудь просто влюбиться?
- Любовь? Ну и ребёнок, - без намеренности, Ченнэри сделала два глотка разных
напитков, подумала над вкусом и рассмеялась. – Любовь! – закричала она танцполу так
громко, что музыканты вздрогнули, и музыка на мгновение затихла. – Любовь – это
победа! Любовь – это война! – несколько человек перестали танцевать, глядя на
безумную королеву. Левана отшатнулась от неё. – Вот что я думаю о любви!
Ченнэри кинула пустые стаканы в толпу с такой силой, как могла. Один разрушился
на полированном полу. Второй ударил партнёра констебля Дубровского в глаза. Он
вскрикнул и поднял руки, но было поздно.
Злобный смешок зародился в груди Ченнэри и так же быстро был подавлен.
- Ой, - защебетала она, а после рассмеялась и оттолкнулась от перил. Ошеломлённая
Левана пошла следом. Они игнорировали гостей, что падали в поклонах и реверансах,
когда они проходили мимо. Королева со своим смехом казалась фанатичкой.
- И что, ты думаешь, сделает твой констебль? – сказала Левана, оставив свой
нетронутый напиток на серванте. – Потанцует с побитым партнёром.
- Нет ничего абсурднее твоей тактики, - Ченнэри закатила глаза и остановилась у
рампы, что крутилась вокруг бального зала, соединяя главный этаж с балконом. –
Неужели ты думаешь, что изменение лунных чар в пользу его покойной супруги и
манипулирование пару раз в день влюбит его в тебя?
Левана ощетинилась.
- Мне не нужно ничего делать. Он влюблён в меня, я в него. Но тебе не понять.
Усмехнувшись, Ченнэри наклонила голову ближе и понизила голос:
- Если ты веришь, что он тебя любит, зачем вообще манипулируешь? Почему не
позволишь отпустить его эмоции? Почему себя ему не покажешь? – она фыркнула. – Или
слишком боишься, что он с криком вылетит из комнаты, если ты это сделаешь?
Ярость взорвалась в голове Леваны. Она задрожала – даже лунные чары показали
гнев. Она так давно не теряла контроль.
Медленно дыша, она заставила себя расслабиться. Её сестра унижала других, и это
едва равнялось с её словами. Она не должна молить о пощаде.
- Он ещё в трауре, - спокойно сказала Левана. – Я люблю его и пытаюсь сделать
переход безболезненным настолько, насколько могу.
Сияя взглядом, Ченнэри повернула голову набок.
- О, да, мы все видим, как ты делаешь для него безболезненный переход.
Левана вскинула подбородок.
- Меня не волнует, что вы думаете. Я собираюсь выйти за него замуж. Когда он будет
готов, я собираюсь выйти за него замуж.
Ченнэри подняла руку и похлопала Левану по щеке. Хотя это было нежным
прикосновением, Левана отпрянула.
- Тогда ты ещё большая идиотка, чем казалось, сестрёнка, - она коснулась руки,
опустила бретельки платья и прошла мимо Леваны к танцполу.
Левана закрыла глаза, пытаясь заглушить музыку, что кружилась вокруг неё,
насмешливый смех гостей, дразнящие слова сестры. Ченнэри не понимала. Левана не
только пыталась заменить умершую жену Эврета, она покажет, что она – лучший выбор.
Более любящая, преданная, загадочная. Она заставит его забыть, что у него вообще кто-
то был.
Но её живот всё ещё сжимался, когда она открыла глаза и посмотрела на танцпол. На
красивых девушек и парней в красивой одежде из красивых чар. Может, этого
недостаточно – взять лик жены Эврета. Нет, она будет лучше её во всех отношениях.
Она быстро исчезла в обратном направлении, удаляясь от корчившейся толпы, пока
не натолкнулась на стену. Гобелен коснулся плеча. Шар над головой едва освещал
несколько пар, что шатались мимо неё.
Она думала о Солстайс, женщине, которую он так сильно любил.
Левана решила, что её волосы могут быть чуть более глянцевыми, немного
добавила красного – для контраста и очарования. Её глаза больше, с глубоким цветом.
Ресницы длиннее, цвет лица чист и безупречен. Бюст полнее, талия уже, губы немного…
нет, мало. Губы поразительного, яркого красного цвета.
Когда Эврет посмотрит на неё, он увидит совершенство.
Когда любой человек посмотрит на неё, он увидит совершенство.
Может быть, сестра права. Может, она отвратительна. Но пока она может всех
обмануть, разве это важно? Даже констебль захочет её, если она так решит.
Она подождала, пока лунные чары не собрались по кусочкам. Она была красивой.
Лунные чары оказались столь реальны, что её истинной кожи не существовало.
Уверенная в себе, она пошла в зал. Несколько голов повернулось к ней, когда она
прошла среди танцоров. Она не шла прямо к Эврету, а улыбнулась вельможам, что
посылали ей любопытные взгляды, медленно следя за нею.
Тем не менее, она была близко, чтобы прикоснуться к нему, прежде чем его
отсутствующий взгляд остановится на ней. На мгновение ей показалось, что он смотрел