Николай Чуковский - О том, что видел: Воспоминания. Письма
А о летчиках я хочу сделать книгу просто своих записей и наблюдений — слишком близко я все видел, чтобы делать повесть или роман. Поступаю я вот как: в начале войны я написал две брошюры о летчиках и выпустил их в Военмориздате[767]. Потом объединил их, обработал заново, увеличил и напечатал в 9 № «Звезды»[768]. Потом сделал кучу еще новых записей и, соединив их с прежним, сделал книжку «Ленинградское небо»[769], которую перед отъездом в Ладогу сдал Вишневскому. Что сделает с ней Вишневский — не знаю, да и не очень интересуюсь, так как работа еще не закончена, я продолжаю записи, и настоящая книга о летчиках будет у меня к концу мая. Если бы ты был в Москве, я прислал бы ее для устройства в каком-нибудь хорошем издательстве или журнале, но, к сожалению, ты в Ташкенте и я никак не могу понять — почему.
Мне втройне жаль, что вы все в Ташкенте, так как в июне мне, возможно, удастся побывать в Москве. Вот было бы счастье — три дня прожить в Переделкине со всеми вами! Это было бы блаженство, о котором не позволяю себе даже думать. Повидать маму! Такое может только во сне присниться. Вот уж почти год как я живу, словно колобок в сказке: ушел и от деда, и от бабы, и от папы, и от мамы, от жены, от детей, и все спрашиваю: «Уж ты зверь ты зверина, ты скажи свое имя, ты не съешь ли меня…» Но звери пока меня не трогают, я бодр, здоров, сыт и только слишком тоскую по семье.
Неужели вы все действительно собираетесь сидеть все лето в ташкентской духоте и глотать среднеазиатскую пыль? Не понимаю.
Как Лида? Отчего она мне не пишет? Вот рад был бы получить от нее хоть открытку. Где Цезарь Вольпе? Жив ли он[770]?
Что ты пишешь? Сюда ничего не доходит. Не прислать ли тебе мое «Ленинградское небо» для какого-нибудь ташкентского издательства или журнала?
Целую вас всех и обнимаю.
Твой Коля.
7 мая 1942.
Если поедешь в Москву, вызови туда Маринку и моих детей. После войны я хочу жить в Москве, назад не вернусь ни за что, да и некуда — квартира погибла. Вот Маринка и подыскала бы нам исподволь помещение. Кроме того, в Краснокамске ей слишком тошно.
Если можешь что-нибудь сделать для меня — сделай.
179. Н. К. Чуковский — К. И. ЧуковскомуНачало июня 1942 г.[771] Новая Ладога
Милый, милый папа!
Получил от тебя, наконец, большое письмо, написанное, видимо, в апреле. И как обрадовался! Постоянно думаю о тебе, о маме, о Лиде, и вы даже представить себе не можете, до какой степени я чувствую себя частью вас, вашим представителем. Мы все-таки замечательная и совсем особенная семья, и здесь это особенно остро чувствуешь.
Какой странной, неправдоподобной и обольстительной кажется мне ваша ташкентская жизнь. Как хотелось бы мне прочесть твою новую сказку. Не поленись переписать, пришли ее мне. Меня она очень интересует, как родной голос. Я, зная тебя, так много по ней отгадаю.
Ты пишешь, что большинство твоих писем ко мне не доходят. И знаешь отчего? Оттого, что ты обычно прибегаешь к оказиям. Нет ничего хуже оказий. Мною давно испытано и проверено, что почта гораздо вернее.
Я вот уже больше месяца, как в Новой Ладоге, но, кажется, на днях вернусь туда, где прожил вторую половину зимы. Но адрес там у меня будет другой — КБФ, военно-морская почтовая станция 1101, почтовый ящик 704. Пиши либо по этому адресу, либо, как сейчас: Новая Ладога Ленинградской, до востребования. В данный момент, к сожалению, ничего точнее сообщить не могу, так как сам не знаю, где буду завтра.
Очень меня волнует вопрос — отчего вы остались на лето в Ташкенте? Я никак этого не могу понять. Отчего Маршак в Москве, а ты в Ташкенте? Отчего вы ютитесь в двух комнатах, когда у вас есть отдельная отличная квартира и отличный отдельный дом? Величайшая моя мечта сейчас — чтобы вы вернулись. Это единственный шанс повидать вас — Москва для меня досягаема. Это единственная моя надежда хоть как-нибудь устроить мою несчастную семью.
Я смертельно истосковался по детям и по Марине. Им там очень плохо. Посылать их в Ташкент я не хочу — куда их еще в ваши две комнатушки в такую адскую жару. Это для меня значит уж наверняка их не увидеть. Это значит — лишиться радости аккуратно получать их письма. А между тем Татке необходимо учиться, Марине — хоть сколько-нибудь отдохнуть и пожить человеческой жизнью. Кроме того, у нас ведь нет жилья, никакого. Об этом необходимо подумать сейчас, Марина могла бы что-нибудь сыскать в Москве, потом будет труднее. А как она сама, бедняжка, мечтает о Москве, она пишет мне об этом в каждом письме, она предлагает даже поехать туда раньше вас, чтобы подготовить ваш переезд.
Я очень благодарен тебе за твои хлопоты обо мне, но из Ташкента хлопотать бесполезно. К тому времени, как ты начал хлопотать, нога моя, действительно очень болевшая зимой, к счастью, совершенно прошла. Если бы ты был в Москве, я бы сам указал тебе, что нужно сделать, а ведь для меня это вопрос жизни.
Есть у меня и много других соображений, почему мне не хочется посылать в Ташкент Марину и почему мне хочется, чтобы и вы оттуда уехали. В Москве сейчас сытно, много работы и совершенно безопасно. По всем этим показателям там лучше, чем в Ташкенте.
Отчего мне не пишет Лида?
Отчего ты так редко пишешь Марине и не отвечаешь на ее письма?
Книжку свою о летчиках я закончил. Если удастся устроить лишний экземпляр, я непременно вышлю ее тебе.
Обнимаю тебя. Как соскучился я по милой маме, которую не видел уже больше года. Целую вас и люблю.
Ваш преданный Коля.
180. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому10 июня 1942 г. Ташкент[772]
Милый Коля. У меня есть возможность послать Марине письмо с оказией — посланные по почте не доходят. Я предлагаю ей прислать мне Тату — здесь очень хорошие высшие учебные заведения. И будь покоен: непременно буду хлопотать о твоем водворении в Москве. Марину и семью твою, конечно, возьму с собою. Скосырев телеграфировал мне, что он хочет печатать твоих «Летчиков». Получил ли ты его телеграмму. О тебе буду разговаривать по прямому проводу с высшим начальством. Здесь чудесно: тополя, розы, сплошной сад. Мама крепко тебя целует. Она работает через силу — похудела, состарилась.
Я написал сказку — большую — в стихах.
Твой отец.
К кому обратиться с хлопотами о тебе?
181. К. И. Чуковский — Н. К. ЧуковскомуОколо 17 июня 1942 г.[773]Ташкент
Милый Коля. Я надеюсь скоро быть в Москве и, конечно, перетащу твою семью к себе, хотя в Переделкине сейчас жить нельзя за отсутствием у меня машины, которую украл мой шофер.
Сотый раз пишу тебе, чтобы ты прислал мне «Летчиков». Я здесь издам. Здесь материал о Ленинграде на вес золота.
Здесь чудесно — прохладно — цветут розы, много интересной работы. Еду в Москву, гл. обр., из-за тебя и буду счастлив увидеться с тобой, скажем, в середине июля.
Твой отец.
Мама целует.
182. Н. К. Чуковский — К. И. Чуковскому17 июня 1942 г. Ленинградская область
Милый папа!
Судьба занесла меня в глухую дальнюю деревушку, и я до 10-го июля не буду в Новой Ладоге, где теперь мое постоянное местожительство. Это значит, что до 10-го июля я не получу ни одного письма ни от тебя, ни от Марины.
А между тем к моему приезду в Ладогу мне очень хотелось бы узнать, как проникнуть в твою квартиру или в Переделкино. Дело в том, что в конце июля или в начале августа я, возможно, буду в Москве (вот достижение!). И мне очень хотелось бы остановиться в вашей квартире. Кроме того, я вывез из моей погибшей квартиры кило пятнадцать всяких бумажек и книг, которыми дорожу. (Письма писателей, например.) При моей бродячей жизни эти пятнадцать кило очень мне мешают, деть их здесь мне некуда, и я хотел бы сложить их у вас на квартире.
Напиши мне, пожалуйста, или телеграфируй в Новую Ладогу, Ленинградской обл. до востребования, где ключ или кто меня впустит. Может быть, и ты к тому времени приедешь в Москву? Вот повидались бы!
Сегодня здесь первый теплый летний день, и на смену комарам появились мухи. А до сих пор здесь было холодно, и почти каждый день шел дождь. Я здесь работаю пока мало, очень много ем, и от отдыха, от сытости еще больше тоскую по всем своим.
Читаю «Литературное наследство» — о Толстом[774]. Читала ли это мама? Вот ей было бы интересно — особенно выпуск второй.
Твой Коля.
17 июня 1942 г.
183. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому3 июля 1942 г. Ташкент[775]
Дорогой Коля! Я подал заявление, что хочу вернуться в Москву. Бомбежки я нисколько не боюсь. Оказалось, что я выношу ее весьма хладнокровно — и мне даже дико было смотреть на многих более юных писателей, которые дрожали, как кролики, при всяком взрыве снаряда.
Я бы поехал сейчас, но прихворнул — и ослаб. За последние 2 месяца я потерял 22 кило и хочу сперва поправиться чуть-чуть в каком-нибудь доме отдыха. Путевки есть, но не могу оставить маму, которая превратилась почти в инвалида. У нее было что-то вроде слабого удара, это скоро прошло, теперь она молодцом, но был такой месяц, когда ей пришлось обслуживать Лиду, Люшу, меня, Женю, т. к. Ида уехала, а новой работницы не было. Мама переутомилась, тревога о тебе, тоска по Бобе — и жара — все это истомило ее.
