Стэн Барстоу - Любовь... любовь?
В среду... И как только я доживу до нее.
Но я, конечно, дожил и вот теперь поджидаю ее на углу. Время — тридцать пять минут восьмого. Она опаздывает — правда, всего: на пять минут, но я пришел за десять минут до срока; чтобы уж наверняка не пропустить ее, так что мне кажется, будто я жду ее бесконечно долго. Погода внезапно стала очень мягкая. Сегодня шел довольно сильный дождь, и, хотя сейчас он перестал, ветер все еще влажный. Мостовые и тротуары блестят, отражая свет фонарей, и автомобили с шуршанием проносятся мимо. Черный «суперснайп» подкатывает к тротуару, и я поспешно отступаю, чтобы он не окатил меня водой.
Я смотрю вслед машине, вижу, как она останавливается и из нее выходит парень. Потом она мягко трогает с места и, набирая скорость, уносится прочь, оставляя позади себя легкий дымок отработанных газов. Вот если б у меня была машина... Девчонки любят парней с машинами. И это понятно. К тому же машина как бы придает человеку уверенность, этакий шик. И я начинаю рисовать себе, как я сижу за рулем легкой двухместной машины со съемным верхом — большая колымага мне вовсе ни к чему, — как я подкатываю к тротуару, а там меня уже ждет Ингрид, и, наслаждаясь выражением ее лица, я распахиваю дверцу и приглашаю ее сесть рядом. «Ну-с, куда бы вы хотели сегодня пойти? Может, махнем в Лидс или в Бредфорд, посмотрим какой-нибудь спектакль?» Вот это я понимаю, это было бы неплохое первое свидание! А после спектакля мы бы остановили машину где-нибудь в укромном местечке, я обнял бы ее, а она бы шепнула, что уже давно без ума от меня... Да, но ведь я даже и водить машину не умею. Впрочем, я бы, наверно, быстро научился. И пожалуй, лет через пятнадцать я бы мог купить себе машину, если бы стал копить деньги и бросил курить.
Я до того размечтался, что и не замечаю, как еще одна машина начинает прижиматься к тротуару, и не успеваю отскочить, как она проносится мимо, окатив водой мои ботинки и брюки. И пропал весь блеск, над которым я столько трудился, что наша Старушенция даже заподозрила что-то неладное. Надеюсь, хоть складка на брюках останется, так как костюм у меня из терилена — это мой новый серый костюм, который я сшил к свадьбе Крис. А состояние моих ботинок Ингрид в темноте и не заметит. Во всем же остальном я выгляжу, по-моему, вполне прилично. Брился я совсем недавно — после вечернего чая, а потом протер лицо лосьоном, который купил за шесть монет по пути с работы домой, так что пахнет от меня хорошо. Зубы вычистил очень тщательно, проследив за тем, чтобы между ними не осталось кусочков сосисок и жареного картофеля. Словом, будь у меня свидание с самой Дианой Доре, я, наверно, не мог бы лучше к нему подготовиться.
Без четверти восемь. А ее все нет. Вечная история с этими девчонками, просто невозможно предугадать, когда они что выкинут. Некоторые парни считают, что это делается вроде бы для игры, но я люблю во всем ясность. Я люблю точно знать, как обстоит дело. Как, скажем, знают Крис с Дэвидом. Да, вот они нашли то, о чем я мечтаю, — правда, я держу свою мечту в тайне, никому о ней не говорю.
Без десяти восемь. Дурацкое положение — стоишь на углу, все идут мимо тебя и понимают, что ты поджидаешь девчонку, а она опаздывает. Конечно, понимают, потому что никто не назначает свидания без десяти минут, и, раз ее нет, значит, либо она опаздывает, либо вовсе не придет. По-моему, четверти часа опоздания для любой девушки вполне достаточно, но я, так и быть, подожду ее до восьми, поскольку это впервые. А потом придется поставить на ней крест. Нет, это просто невыносимо — то горишь надеждой, то снова скисаешь.
— Хелло!
Я подскакиваю, оборачиваюсь и улавливаю запах свежести, исходящей от нее. В волосах у нее застряли капельки дождя, глаза сверкают при свете фонарей, рот приоткрыт, обнажая белые зубы, и она часто дышит, словно бежала бегом.
— Извините, что я так опоздала. Никак не могла уйти раньше... бежала всю дорогу... Я была почти уверена, что вы перестали меня ждать и ушли.
— Нет. — Больше я ничего не в состоянии придумать: сейчас я могу только смотреть на нее. Как она хороша, рехнуться можно. И эта девушка всю дорогу бежала бегом, чтобы встретиться со мной! Она ведь сама так сказала. — Я знал, что вы придете, — вдоволь наглядевшись на нее, произношу я наконец. И как только эти слова слетают у меня с языка, мне кажется, что я и в самом деле так думал. — Вы не из тех, которые обманывают.
— А зачем мне это нужно? — говорит она. — Я ведь сразу бы сказать сразу «нет», если б не хотела прийти, правда?
Я киваю, потому что опять всецело занят разглядыванием ее. Смотрю — и не верится. Просто не верится. Не могло этого случиться со мной, тут непременно где-нибудь подвох.
— Ну? — говорит она, и тут я понимаю, что смущаю ее, нельзя же так в упор разглядывать человека.
— Потопали, — говорю я, и мы направляемся к ярко освещенному кинотеатру. Билетер стоит, прислонившись к кассе, и от нечего делать болтает с кассиршей. Смотрю на него и думаю, что его, наверно, скоро отсюда попросят, если у них и дальше дела будут так же плохи.
— Похоже, никакого ажиотажа, — говорит Ингрид. — А я думала, что нам придется стоять в очереди.
— Года три-четыре назад мы бы и стояли, — говорю я, — но не теперь. Владельцам кино туго приходится. Зачем смотреть за деньги какую-то дрянь, когда можно сидеть у телевизора и смотреть ту же дрянь даром?
Это рассуждение я где-то вычитал, но Ингрид смеется, и я не выдаю своей тайны: пусть думает, что это я сочинил. Хотелось бы знать, где она любит сидеть, но спрашивать ее неудобно: а вдруг она любит сидеть на самых дорогих местах и постесняется сказать мне об этом. И я беру два билета в амфитеатре — сразу за дорогими местами. Так она не сочтет меня пижоном, а я не возьму на себя обязательств, которые будут мне не по карману, если мы станем часто ходить в кино. Девица с фонариком, увидев, что мы вдвоем, освещает задние ряды, где среди пустых кресел сидят, прижавшись друг к другу, парочки. К моему удивлению, Ингрид проходит несколько пустых рядов и направляется к самому последнему. Мы протискиваемся мимо какой-то парочки: они полулежат в объятиях друг друга и даже не замечают нас. Мы садимся в двойное кресло, где нас не разделяет подлокотник, что меня вполне устраивает. Через минуту Ингрид решает снять пальто, и я помогаю ей от него избавиться. Для этого мне приходится вытянуть руку за ее спиной. А что, если ее там и оставить? Но потом я решаю, что такая интимность, пожалуй, преждевременна, и жалко будет, если я испорчу столь многообещающее начало.
С того места, где примостилась та самая парочка, доносится какой-то звук — точно лопнула резинка; девчонка хихикает и пытается оттолкнуть парня.
— Я точно тот психиатр, который пошел в «Фоли бержер» и весь вечер только и делал, что наблюдал за публикой.
— Что? — переспрашивает Ингрид, и я так и не понимаю, то ли она меня не расслышала, то ли до нее не дошла моя острота.
— Не важно. — Я шарю в кармане. — Курить хотите?
— Постойте-ка. — Она роется в сумочке. — Давайте съедим сначала это.
Она достает плитку шоколада, разламывает ее на кусочки и кладет себе на колени. Мы едим шоколад и смотрим картину. Это шоколад с изюмом и орехами, который, на мой взгляд, уступает разве что кофейному крему.
Фильм уже подходит к концу, а я все никак не могу понять, в чем его смысл. Вообще музыкальные картины, как правило, довольно глупы. Почти во всех непременно действует какая-нибудь неудачливая труппа, которая надеется, что счастье ей наконец улыбнется и кто-то даст денег, и они наконец поставят на Бродвее свой сногсшибательный спектакль. И всегда какой-нибудь славный молодой режиссер влюблен в милую молодую особу, но не сознает этого, потому что вторая героиня фильма, страшная стерва, хотя и бешено талантливая, прочно держит его при себе. И всегда рано или поздно наступает момент, когда кто-нибудь, зайдя в сарай или куда-нибудь еще, где происходит репетиция, озирается и говорит: «Послушайте, а почему бы нам не дать спектакль прямо здесь?» И после этого все сразу начинает идти как по маслу: в день премьеры среди зрителей непременно оказывается какой-нибудь жутко богатой банкир, и, пока он подписывает чек, славный режиссер за сценой вдруг понимает, что он безумно влюблен в милую молодую особу, и поет ей об этом. Бывает, конечно, что нападешь и на что-нибудь более стоящее, но картина, которую мы сейчас смотрим, как раз из таких. Однако учтите: я вовсе не жалуюсь. Я бы мог смотреть сегодня любую муру — то, что на экране, меня мало интересует, я целиком поглощен той, что сидит рядом. Она сидит так близко, что у меня дух захватывает, я то и дело поглядываю на нее и гадаю, в самом ли деле она так уж увлечена картиной или только делает вид и когда можно будет обнять ее. Существует несколько мнений о том, как надо вести себя во время первого свидания. Одни говорят, что боже упаси шевельнуть хоть пальцем — терпение всегда вознаграждается. Философы противоположного направления принадлежат к школе темных углов. Их метод, по-моему, применим лишь в тех случаях, когда ты имеешь дело с девчонкой определенного сорта, которая знает, зачем ты ее позвал, и заранее на все готова. И есть еще ребята, которые придерживаются средней точки зрения: по их мнению, надо хотя бы дать понять, что ты знаешь, чем девушка отличается от парня, и отнюдь к этому не безразличен. Я же считаю, что линия поведения зависит от такого, какую ты поставил перед собой цель. Можно, к примеру, не сомневаться, какую цель поставил перед собой тот парень, что сидит в нашем ряду, и, судя по тому, как ведет себя его девчонка, похоже, что он своего добьется. Но я отношусь к Ингрид иначе. Мне хочется только, чтобы она полюбила меня и позволила мне проявлять к ней внимание. Я хочу быть с ней добрым и нежным, мне так этого хочется, что, как только я начинаю думать о ней, чувства захлестывают меня. И сейчас, когда она сидит так близко, совсем рядом, в темноте...
