Unknown - Unknown
Получив сию бумагу, Северга вскочила на сиденье рядом с Теманью и крикнула носильщикам:
– Трогайте!
Повозка мягко понеслась по улице, а Темань с возбуждённым смехом повисла у Северги на шее. Её переполнял упругий и звонкий восторг, красивые голубые глаза сияли счастьем и влюблённостью, и навье даже стало немного жаль рассеивать её заблуждения.
– Это потрясающе, просто потрясающе! – всплёскивая руками, смеялась девушка. – Твоя находчивость не знает границ! Это ж надо было такое выдумать! Выкуп... Ох, я сейчас умру! Какое у матушки было лицо... Ох, не могу!
Северга хранила холодное, непроницаемое молчание, и её глаза мерцали стылыми клинками из-под полей надвинутой на лоб шляпы. Смех Темани смолк, словно схваченный морозом этого взгляда цветок.
– Что с тобой? Отчего ты такая мрачная? – растерялась она. – Всё же было замечательно! Мне безумно понравилось...
– Что тебе понравилось, моя крошка? – Северга пронзала девушку льдисто блестящим взором, показывая своё истинное лицо – без любезной, обольстительной маски, которую она носила в начале их знакомства.
– Ну... Ты же устроила всё это ради меня? Ты нарочно затеяла поединок с моим отцом, чтобы меня забрать в качестве выкупа за его жизнь, ведь так? – пролепетала Темань. И неуверенно возобновила свои восторги: – Это был просто верх изобретательности с твоей стороны! Я сама давно хотела сбежать из-под матушкиной власти. Она меня душила и угнетала, не давала мне проявлять себя так, как мне того хотелось. Только я не знала, как всё это осуществить... Но тут на моё счастье пришла ты, моя избавительница! – Сцепив пальцы нервным замком и взбудораженно дыша, Темань опять рассмеялась: – Это просто безумие какое-то! До сих пор не могу поверить, что это случилось со мной!
Начал накрапывать дождь, и ноги носильщиков шлёпали по лужам. Навья опустила стёкла в дверцах повозки, чтобы вода не брызгала внутрь.
– Нет, моя милая, всё немного не так, как ты себе представляешь, – сказала Северга, с усталым прищуром наблюдая за косыми струйками. – Поединок с твоим отцом был ради тебя лишь отчасти. На самом деле твой батюшка убил того, кто был мне очень дорог – отца моей дочери и достойнейшего из воинов. Убил нечестно и поэтому должен был за это ответить. Смерть – слишком лёгкая кара для него. Поэтому я забрала у него дорогое сокровище – тебя. Своё наказание в этом обрела и твоя матушка: нечего было потворствовать этому тунеядцу. Ненавижу таких засранцев. Таких сразу давить надо, а не баловать и лелеять. – Северга сурово сжала губы, вновь вспоминая отца.
Мертвенная тень медленно набегала на бледнеющее хорошенькое личико Темани, глаза застыли тающими льдинками, роняя огромные капли.
– Значит... всё это – обман? Всё, что у нас было? И все твои прекрасные слова о чувствах... просто ложь? – Звонко-нежный голос девушки осип, поблёк, превратившись в сдавленный хрип.
– У нас с тобой ничего толком и не было ещё. Ну, кроме поцелуйчиков, – усмехнулась Северга. – Не волнуйся, будет. Всё будет, дорогая.
Глаза Темани сверкнули звериным огнём, красивое лицо исказилось в яростном оскале.
– Ненавижу тебя! – низко, хрипло прорычала она – куда только делся её утончённый лоск! – Дрянь, тварь... Мерзавка!
– Ого! Однако! – изогнула бровь Северга, невольно залюбовавшись этой переменой. – А ты у нас, оказывается, горячая красавица! И зубки есть... Вот только ругаться совсем не умеешь.
– Гадина! – выплюнула Темань, шумно дыша.
– Ну, это уже получше. – Северга, откинувшись на спинку сиденья, от души забавлялась, хотя тонкая струнка неуместного сочувствия всё-таки постанывала где-то в необозримой глубине души. – Да, милая, давая мне сии лестные определения, ты попала в точку все четыре раза. Я дрянь и тварь – что есть, то есть. Но любовь твоя мне и не нужна, меня всё и так устраивает. Я воин, моя жизнь – битва, и мой путь – это путь смерти. На нём нет места привязанности. Всё правильно, лучше испытывай ко мне ненависть. Зато не огорчишься, когда меня убьют – напротив, порадуешься. Уж этого-то удовольствия я тебя не лишу, будь уверена!
– Я тебя сама убью! – рычала девушка, скаля беленькие, острые и хорошенькие клыки. – Проклятье на весь твой род!
– О, какие изысканные выражения! – Северга щурилась насмешливо-ласково, но в глубине её глаз всё равно мерцали блёстки инея. – Тебе таки удалось меня впечатлить.
Не зная, что ещё предпринять, Темань попыталась выскочить из повозки на ходу.
– Помогите! – кричала она. – Я похищена!
Северге пришлось слегка применить силу, чтобы усадить её на место.
– Вот ты у меня забывчивая! Всё ведь по закону, дорогая. – И Северга похлопала себя по правой стороне груди. За пазухой захрустела бумага – за подписью и печатью самой госпожи Раннвирд.
Темань бросилась на Севергу в попытке достать и уничтожить расписку, и тут уж навья была вынуждена успокоить её ударом хмари. Она не усердствовала, всё-таки учитывая, что перед нею – девушка, а не вражеский воин, но Темани и совсем лёгкой «оплеухи» хватило, чтобы закатить глазки в беспамятстве. А может, и прикидывалась. Во всяком случае, на некоторое время возня в повозке стихла.
– Отдохни, моя хорошая. Уж больно много шуму от тебя. – Северга потёрла горящие на щеке следы коготков красотки.
Она бережно приподняла бесчувственно откинувшуюся золотоволосую головку и поцеловала будущую «супругу» в приоткрытые губы. Та не дёрнулась – значит, и правда была без сознания.
Дорога заняла пять с половиной дней; два раза приходилось останавливаться в гостиницах, дабы и носильщикам дать отдых, и самим выспаться в постели, а не сидя. Северге приходилось не спускать со своего драгоценного «выкупа» глаз, чтобы тот что-нибудь не учудил – например, вроде попытки побега. Впрочем, бежать Темань не пыталась, но Северга всё равно была настороже и спала вполглаза. Погода совсем испортилась: то и дело шёл дождь со снегом, и в повозке стало холодно. Выносливую Севергу это не беспокоило, а вот Темань зябла, но гордо молчала.
– Замёрзла, крошка? Давай, погрею тебе руки, – предложила Северга.
– Не трогай меня, – последовал угрюмый ответ.
Темань сжалась в комочек в углу сиденья.
– Не жмись к дверце, там дует, – посоветовала навья-воин. – Лучше иди ко мне.
На Темани был плащ, но она и в нём дрожала, и Северга укутала её сверху своим. Девушка не противилась, а ночью, когда повалил снег, позволила Северге завладеть её руками. Растирая и грея их дыханием, навья усмехнулась:
– Ну, вот так-то лучше. А то – «не трогай», «не трогай»...
А Темань проговорила:
– Значит, у тебя есть дочь? В это трудно поверить...
Северга усмехнулась, дыша на её холодные пальцы.
– Есть. Всякого, кто попытается причинить ей вред или отнять её у меня, я убью без раздумий. И поэтому-то я знала, что просить в качестве выкупа, а вернее – кого.
Темань отняла у неё свои руки, спрятав их под плащом.
– У тебя нет сердца, – проронила она. – Ты чудовище.
– Я знаю. – Северга невозмутимо откинулась на спинку сиденья, откручивая пробку фляги.
– Такие гадины, как ты, не должны рожать детей, – процедила девушка, колюче сверкая глазами в сумраке.
– Я и не собиралась рожать. – Северга отхлебнула глоток горячительного. – Так получилось. Но я не жалею, что на пятнадцать месяцев выпала из жизни войска, вынашивая, а потом кормя дочь грудью. И у меня нет сердца не потому, что я тварь, а потому что я оставляю его с ней. Женщине оно никогда не будет принадлежать.
На место они прибыли поздно вечером. Утомлённая дорогой Темань не отказалась от купели с тёплой водой и душистым мылом, но в её глазах блестела тревога. Северга, впрочем, в самую первую ночь её трогать не стала: нужно было дать девушке отдохнуть и освоиться.
В завоеваниях Дамрад в то время настало некоторое затишье, и служба Северги проходила весьма условно – по месту жительства. В основном это были военные учения и охрана общественного порядка в городе. Жалованье за это, конечно, начислялось существенно меньшее, чем за боевые действия, но нужды Северги всегда были скромны. Она даже успела скопить неплохие сбережения – разумеется, не так много, как ей обещали за Темань, но на несколько лет хватило бы. Однако с появлением новой обитательницы в доме её траты возрастали: на одни лакомства уходила целая прорва денег. А девушка привередничала и бунтовала – то отказывалась от еды, то требовала самых изысканных блюд, испытывая терпение Северги. Но терпением навья обладала.
Возникали с Теманью и иные хлопоты. Однажды Севергу вызвали к главе города – по поводу девушки, которую она якобы силой держала у себя дома. В приёмной у градоначальницы навья увидела саму виновницу своей головной боли: Темань сидела в кресле раскрасневшаяся, сверкая очаровательными возмущёнными огоньками в синеве своих очей. На стол главы города легла расписка, и та, пробежав бумагу глазами, сказала:
