Павел Дмитриев - Поколение победителей
Ведь еще в пятьдесят шестом Ванин[21] во всем аккуратно разобрался. Тогда решили эту историю потихоньку замять, тем более что с беспробудно пьющим Фадеевым[22] разговаривать об изменениях в романе было бесполезно. Истинного комиссара отряда, Виктора Третьякевича, аккуратно реабилитировали и наградили орденом Отечественной войны высшей степени. Кстати, единственным советским орденом, который по статусу можно было передать семье после смерти награжденного. Книгу Елены Кошевой, в которой она «необъективно освещала многие факты и вносила путаницу в историю деятельности «Молодой гвардии», рекомендовали не переиздавать. Что им еще‑то надо?
Тут бы резко одернуть Луганский обком, чтоб не подрывали партийную дисциплину. Проводили бы в жизнь рекомендации ЦК ВЛКСМ и не занимались самодеятельностью, тем более что должны понимать, кто именно принимал те решения… Казалось бы, делу конец. Но если выплывет что‑нибудь эдакое, ранее не замеченное, по шапке получит не заштатный секретарь обкома, а секретарь ЦК. За самоуверенность и нетерпимость к мнению товарищей по партии. И так уж косо смотрят, шепчутся: «Слишком много на себя берет». Лене того и надо, непременно лишний раз уколет. Не поверишь, что недавно семьями друг к другу в гости ходили, праздники отмечали.
Значит, придется все делать правильно. Пишем записку помощнику Денису, чтобы подготовил директиву ЦК для… да хоть Института марксизма‑ленинизма, пусть там займутся наконец делом, соберут комиссию профессоров‑дармоедов, отправят их в Краснодон[23]. Пожуют годик украинские харчи, выдадут окончательное заключение. Утвердим в четверг на Президиуме, хорошо. А будут возражения у Подгорного с Шелестом, так пусть сами во всем разбираются.
Голова отозвалась легкой болью, все же сорок шесть лет уже, а интриг вокруг все больше и больше. При Никите было много проще и понятнее, да и веселее как‑то. Может, зря его сняли?..
Шелепин встал из‑за стола и, чуть прихрамывая на отсиженную ногу, обошел по кругу кабинет секретаря ЦК, похожий на небольшой спортзал. Потянулся, широко раскинул руки, резко, до хруста, повертел шеей. Боль не прошла, как бывало раньше, а лишь спряталась в глубину висков, затаилась до времени.
Нужны были более кардинальные меры, за которыми Александр Николаевич почти забежал в бытовой блок. Все же комфортно в ЦК все устроено: тут тебе душ, удобные кресла, кровать и даже похожий на капот огромного грузовика холодильник ЗИЛ. При Сталине секретари частенько засиживались за работой допоздна и ночевали в своих кабинетах. Сейчас время другое, кровати все больше использовали по второму основному назначению. Надо бы прекратить эту недостойную коммунистов практику, но на такие предложения даже Хрущев не осмеливался.
Специальная аптечка тоже предусмотрена, обитатели подобных кабинетов редко могли похвастаться молодостью и здоровьем. Впрочем, Шелепин самодовольно посмотрел на себя в зеркало: сорок шесть лет по меркам ЦК КПСС – это, скорее, юность. То ли еще будет! Он весело улыбнулся своему отражению и по давней привычке запил таблетку анальгина водой из‑под крана. Доставать «Боржоми» из холодильника, открывать, наливать в бокал… Вот где призрак подбирающейся старости!
Все надо делать наоборот, как в молодости. Ведь не было раньше под рукой таблеток! Александр Николаевич скинул пиджак и резко засунул голову под кран с водой. Потом немного поплескал в лицо водой из‑под крана и насухо растер белоснежным махровым полотенцем. Головная боль действительно исчезла без следа. Но рабочее настроение не вернулось, скорее наоборот, потянуло на воспоминания.
Секретарь ЦК подошел к высокому окну, раздернул тюлевые шторки и заглянул в глубокую синеву неба. Так можно забыть все партийные заморочки и вспомнить детство, Воронеж. Усманка тихо шелестит водой, палит солнце, вокруг пробивающаяся пятнами молодая трава и такое же безграничное, спокойное и безмятежное небо. Засмотришься в него и забудешь, как в сотне метров на подходе к Боровой медленно стучит по рельсам железнодорожный состав. Только вдали из дребезжащего конуса репродуктора несется над рекой раздольная мелодия…
Бездумные и жаркие первые дни каникул. Рядом загорают братья, шлепают картами друзья. Девушки, непрерывно болтая о чем‑то своем, режут на закуску купленные в складчину полбатона вареной колбасы, хлеб и вареную картошку. Несколько бидонов с пивом аккуратно притоплены в воде. По крайней мере, неделю можно ни о чем не думать, а дальше надо ехать в Москву, поступать в институт, в ИФЛИ[24], если повезет. Пора начинать самостоятельную жизнь, и так отец, начальник на железной дороге, тянет жену и троих детей, позволяет учиться. Спасибо советской власти: без разносолов, но голода не знали.
Последняя весна беззаботного детства. Дальше только все убыстряющийся водоворот: учеба, комсомольская работа, девушки, финская война, женитьба… Александр Николаевич посмотрел на часы. После того как Вадик[25] привез из загранкомандировки швейцарские «Omega De Ville», это доставляло особое удовольствие. Очень удачное приобретение, корпус – золото семьсот пятидесятой пробы, восемнадцать карат, при этом цвет не пошло‑желтый, как делают в СССР, а светлый, уже с пары шагов неотличимый от обычного стального. Ониксовая инкрустация раскрывала свою прелесть только владельцу. Не уступал часам и ремешок – качественная крокодиловая кожа, не пошлый тяжелый браслет. Модно, дорого, но для окружающих незаметно – эта вещица идеально вписывалась в тщательно лелеемый образ коммуниста‑аскета.
Четверть двенадцатого, ого, пора на обед. Подхватил накинутый на стул пиджак, подтянул узел галстука. Настоящий коммунист всегда должен выглядеть строго и по‑деловому, тем более член Президиума ЦК КПСС. Выходя из тяжеленных двойных дверей кабинета, кивнул сидящему в окружении телефонов тезке‑референту: «Я в буфет, буду через полчасика». В коридоре мягко прикрыл обитую дерматином дверь с табличкой «Шелепин А. Н.». Предмет особой гордости, ведь такую простую форму без указаний должностей или отделов могли себе позволить очень немногие в ЦК.
Широкая красно‑розовая дорожка с узорчатой окантовкой по краям стелилась по паркету, заглушая шаги. Торопиться не надо, солидность, обходительность – таков нынешний стиль. Встреченные сотрудники уважительно здоровались, величали по имени‑отчеству. Уже третий год в секретарях, а все никак не может привыкнуть отвечать только легким кивком головы. Приятно, чего уж говорить. Лифт у секретарей ЦК отдельный, с персональным ключом. Право слово, в общем ездить веселее, но noblesse oblige, положение обязывает.
Зал буфета встретил ярким светом и особой, гулкой чистотой. Вроде бы и разговаривали посетители, но тихо, почти неслышно. Перед высоким стеклом стойки человек двадцать, но четыре буфетчицы обслужили всех с цирковой скоростью.
Он взял помидорный салат (семь коп.), копченый белужий бок (пятнадцать коп.) и пару «Мишек на лесозаготовке». Налил за отдельным столиком кипятка в чашку с заваркой, кинул пару кубиков сахара и сел за стол. Вроде один общий зал, но на самом деле он был разделен незримыми границами, пересекать которые считалось дурным тоном. Горе нарушителю «конвенции», ходили слухи, что новичка‑консультанта, случайно забредшего в сектор заведующих отделами, уже к вечеру лишили партбилета.
В кабинет вернулся как раз со звонком «вертушки».
– Шелепин слушает!
– Шурик, привет! – В трубке послышался жизнерадостный, веселый голос.
– И тебе не хворать, Володя! – Александр Николаевич явно обрадовался старому другу. – Как от монголов вернулся, и не встречались.
– Вот и я про то же! – Владимир Семичастный радостно заржал в трубку. – Тряхнем стариной, скоротаем вечер на даче? Заодно и девочки языки поточат, соскучились, поди.
– Даже не знаю, может, в выходной? Работы много…
– Брось ты свои интеллигентские замашки! Ни за что не поверю, что тебя завалили делами. Вообще грузи все на помощников, пусть отрабатывают свой паек!
– Да краснодонский горшок опять прохудился. Все утро потерял с ними. Впрочем… – Да ведь прав Володя, сколько можно? – Это тоже повод. Давай часиков в семь‑восемь?
– Опять даже выпить толком не успеем? Не спорь, в пять – и никаких возражений!
– Ладно, ладно! Хватит бульдозером давить, с таким напором только шпионов ловить.
– Ничего, тебя иначе никак не выдернуть. Скоро в кабинете ночевать начнешь.
– Не надейся!
– Все, жди к пяти, буду, как штык! И с подарком!
– Каким? – удивился Шелепин. – Ты, злодей, бутылки приличной ни разу не привез, а тут подарок обещаешь.
– Не скажу, сам узнаешь. – Владимир со смехом положил трубку.
Звонок Председателя КГБ пробудил невеселые думы. Вот как был один искренний и верный друг, так и остался. Даже хуже, прежние соратники по ЦК начали незаметно, потихоньку дистанцироваться, переводить отношения в рамки формально‑служебных. Считай, с Нового года ни с кем, кроме Володи, не общался за столом под водку и закуску, с ним да с женами. Плохой признак и непонятно, что с этим делать.
