Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Сожранные троллями отправлялись после смерти, естественно, в Тролльхейм, где продолжали сжираться троллями. Фьольнир Ингвефрейссон в ответ на такую угрозу, ясное дело, простер бы вперед руку, ворон на его плече каркнул бы «Штуша-Кутуша145!» или еще что-нибудь, и Горм с конем превратились бы, например, в бокра верхом на жаблацмоке. Второй жрец, приставленный к оксибелу, был сильно пожиже закваской, и, похоже, вырос где-то на севере, где троллей боялись. Тем не менее, для сохранения лица, он процедил:
- «Бывает, ты слово
скажешь другому,
а после поплатишься.146»
- Верно, как недавно прознал один не в меру говорливый дроттар по имени Храфси, - неожиданно согласился Горм. - Ну что, пошли обратно?
Возражений не последовало.
Из ворот вышли последние ологитцы, эти вообще без скарба, поскольку их руки были заняты жердями носилок, на которых лежали больные и ветхие. С одного переносного одра приподнялась на локте, что-то шепча, старуха непредставимой древности. «Наверняка застарелые проклятия,» - решил ярл. Гутаны, наряду с более известными божествами, поклонялись и странным богам, издревле почитавшимся в Гуталанде, еще когда он назывался по-другому - Кернуну Рогатому, Эсу Дровосеку, Таране Громовику.
- Все здесь? - Горм оглядел горожан. - Теперь кидайте барахло в кучу!
На миг, толпа замерла. Дружинники Горма шагнули вперед.
- А потом твои копейщики нас с обрыва столкнут? - предположил один из купцов.
- Не подавай им мыслей, разрази тебя кроты! - шикнула на него жена.
- Но ты же обещал... - начал Гундисальв.
- Обещал не убивать, не мучать, и не насиловать. Обещал грабить. Я слово держу. Кидай мешок!
От падения, ткань лопнула. По начавшей выгорать на летнем солнце траве рассыпались серебро и золото, блеснули самоцветы.
- Это ж Кернунов венец! - указал на странное золотое изделие старый тул. - Сто лет над алтарем висел, двадцать лет как пропал!
- Не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, всё в кучу! - напомнил Горм. - Уже ограбленные, вставайте к югу! Обручи, кольца, и серьги не забываем! Не толкаемся, очередь, очередь!
Через некоторое время, на вершине холма возникла изрядная гора драгоценностей, мехов, пузырьков с благовониями, йорвикских и толаборгских скиллингов, этлавагрских номисм, и серебряных и золотых истуканов. Пожитки попроще, как то запасные носки, ручных крыс, вяленую рыбу, сушеные грибы, деревянные плошки, и железные котелки, дружинники тут же отдавали обратно владельцам.
- Коня можешь себе оставить, - сказал ярл детенышу, с плачем прощавшемуся с расписной деревянной лошадью. - Всё.
- Фто вфё? - прошамкала старуха с носилок.
- Идите обратно в город.
- Так ты же его собирался разграбить... - напомнил тот же незадачливый купец. - И сже...
Жена отчаянно дернула его за рукав, купец заткнулся.
- Здесь на каждого из нас эйриров по шесть золота, даже с Йормунрековой, чтоб он моржовой удоподъемной костью поперхнулся, долей, - прикинул размер кучи Родульф. - Неплохо за полдня работы. Притом, твоей смекалкой, да с этими гутанами, двуста удами их ети девять раз по девяти, никакого тебе перевода добра, самоубийств, и спаленных дворцов, как в Толаборге.
- Ме, и клады под полами искать не надо, - согласился Адальстейн. - Горм, скажи слова. Тебя-то медом Трора боги не обделили?
- Вот так сразу возьми и скажи?
Пламени волн,
Запястий огней,
Фроди муки́
Рдеет гора.
«Злато все купит,
Сталь все возьмет,147» -
Так сказал конунг.
Плачьте, купцы.
- Начать вису тремя кеннингами на золото? - сказал кто-то из горожан. - Это свежо.
Там и сям, в толпе ограбленных закивали.
- А рунхентом148 можешь? - спросил еще кто-то. - Чтоб спеть.
- Нет, это как ни попробую, все через раз отстой выходит, - пожаловался Горм. - За рунхентом - к Родульфу.
Негромко, ярл добавил, обратясь к последнему:
- По возможности без многоярусных слов. Здесь народ довольно суеверный, еще решат, что это колдовство такое.
- Как это «еще решат?» Многоярусное слово, особенно венедское, оно силу имеет, и не только в нашем круге отзывается! - возразил Родульф. - Но хоть и говорят, что из песни уда не выкинешь, я те слова по строкам не расставляю и рунами не записываю, как раз чтоб ненароком йотуна не вызвать или драугра не оживить. Ладно. Как Горм сказал. Только за рунхент не ручаюсь - что получится, то получится.
Над кучей сокровищ воздеты мечи.
Так сталь возгласила: злато, молчи.
Плачешь, торговец, но цел твой дом.
Мы тебя грабить снова придем.
Чтоб жить вольным, снимай с рук кольца.
Чтоб жить вольным, очелье отдай.
Блеск злата мешает тебе видеть солнце.
Наземь злато кидай!
- По домам, по домам, горожане, пока ярл не передумал! Эй! Это подождет! - Кнур отправил в сторону ворот нескольких почтенного вида купцов, явно намыливавшихся остановиться и бить Гундисальва.
В полной растерянности, гутаны, которых Родульф только что походя словесно отымел немногим более шестнадцати тысяч раз (всех и каждого раза по два точно), а затем одарил рунхентом (если это точно был рунхент), потянулись обратно к воротам. Где-то в голове вереницы, кто-то жидковато, но чисто запел: «Над кучей сокровищ воздеты мечи...» Древний тул указал на серебряную змею с бараньей головой, лежавшую наверху горы сокровищ, и наказал:
- Кернунову овечку Йормунреку не отдавай! Себе забери!
- Город, что привык жить свободно, никто так за тебя не разграбит, как его же жители, - напоследок переврал конунгову безумную мудрость Горм. - С песней.
- Ыа, - согласился Хан.
- С тех пор и говорят: если твоя дочь не пришла ночевать, утром на сеновале полегче маши вилами, - закончил Ньолл, и под общий смех окарачь скатился со стога.
- Первый стог сметали, теперь надо Сунны в честь лепешку съесть, - Нидбьорг пошла к возу, где в туесе как раз для этого случая было запасено несколько особых ярко-желтых лепешек из ячменной муки, замешанной на овцекоровьем масле. - Пару молодцам, пару девам, одну лошадкам...
- А последнюю кому? - спросила поморянка Дубрава, жена Снари.
- Лесовикам, - ответил Снари Эгильссон, ставя на межу глиняный кувшин с деревянной крышкой. - И простоквашу им же. А нам пиво.
- Пиво, как последний стог смечем? - предположила Унн.
- Вы оба правы, - рассудил Ламби, бруском правивший косу. - После первого стога - пиво. И после последнего - пиво.
- Вот такая жизнь мне по душе, - через некоторое время заключил Снари, спиной прислонясь к стогу, левой рукой приобняв за упругий бочок Дубраву, а в правой держа уже полупустую кружку.
- Посмотрите на него, расселся, как морской посадник в янтарном дворце, - пробурчала Благута, теща удачливого кормчего, допив собственное пиво. - Сено само себя метать не будет, время к полудню!
Снари, Ламби, Нафни, племянник Кьяра, и еще несколько карлов разобрали вилы и грабли и отправились копнить следующий валок. Нафни кисло посмотрел на Благуту и негромко спросил Снари:
- Не жаль тебе, что не пошел с Ослом обратно на юг?
- Нет, с меня хватит спать под мокрой шкурой у прави́ла, есть всякую дрянь, и пить дрянь еще хуже. Гирд меня заменил, низкий ему поклон. По мне, спать надо дома, с собственной женой, на пуховой перине, под тремя медвежьими шкурами, плотно завтракать, сытно ужинать, и добрым пивом запивать.
- А слава?
- Не части граблями! Слава... - Снари ненадолго замолчал. - Со славой, верно, не совсем ладно выходит.
- Как это? - Нафни продолжал сгребать полусухое сено с излишним рвением, так что чуть не половина разлеталась.
- Если ты ярл, или кормчий, или скальд, и свое дело знаешь, слава тебя найдет. Или даже, к примеру, кузнец... Вон, на новых хейдабирских мечах «Ульфберт» по лезвию прописано149... А если ты просто сено косишь, ячмень или рожь сажаешь, овцекоров доишь... Дело твое идет, так будешь сыт да богат, а вот славы не увидишь. А ведь мы, бонды, и ярла, и скальда, и кузнеца - всех кормим.
- Так на каждом зернышке имя свое не напишешь, - попытался найти объяснение Йокуль.
- Погоди. Вот ты сам, один год бонд, другой воин, третий кормчий, теперь опять бонд, и славой не обойден! - Нафни с восторгом глянул на Снари, чуть не споткнувшись о собственные грабли.
- Тоже верно, - подтвердил Ламби. - Карли из-за Скулистофта тебя, может, на два года старше. Сперва гаевщик, потом разведчик, потом гребец, а теперь Хельги ярл его лендманном поставил.
- Или вот дядя Кьяр... Пять лет назад, мы так же с ним сено косили, как сейчас с тобой косим, а теперь о нем песни поют... Надо было мне с ватагой пойти на юг, мою долю славы искать!
- В другое время, всяк бы тебе сказал: «Иди!» - ловчий подравнял копну, перекошенную неосторожным движением Кьярова племянника. - Но на юге странные дела творятся. Йормунрек и его дроттары словно на весь круг земной в набег пошли.
