Дмитрий Зеленин - Великорусские сказки Пермской губернии
3. (БУРКО, КОУРКО И ВЕЩИЙ ВОРОНКО). У старика со старухой три сына: Семен, Сергей и Иван. «Когда помру, на могилу приходите: благословенье дам». Приходит один Иван, который первую ночь получает бурка, вторую — коурка, третью — вещего воронка. В царстве таком-то есть царская дочь, ширинку вешает на 12 брёвен: кто достанет, тот жених. На бурке выскочил на 8 брёвен; на коурке едет — только лес трещит, выскочил на 10 брёвен; воронко катит — из ноздрей огонь валит, достал ширинку. Царь задает задачи зятевьям: достать козку золотые рожки, свинку золотые щетинки и кобылицу золото-гривищу; все это доступил Иван, но продал зятевьям, за что те 1) отсекли у рук по пальчику, 2) у ног по пальчику, 3) из спины ремень, из ж…ы пряжку. Зятевьям царь отдал полцарства; когда истопил баню, Ваня там ихние пальчики расклал.
СКАЗКА Н.Ф.ШЕШНЕВАРодной сын сказочника, живущий с ним в одном доме на Теченском заводе Екатеринбургского уезда, Никифор Филиппович Шешнев (лет 25–30) сказок вообще не знает и никогда никому их не рассказывает. Но, слушая, как отец его рассказывал мне сказки для записи и получал за то приличный гонорар, и он вызвался рассказать мне одну сказку, которую, будто бы, «сам выдумал». (В действительности сказка эта традиционная и, конечно, где-нибудь Никифором была выслушана.) Привожу здесь эту сказку, рассказанную вообще не совсем удачно, как образчик современных народных сказок в устах случайных сказочников, неспециалистов.
СКАЗКИ Ф.Д.ШЕШНЕВАФилипп Дементьевич Шешнев не может быть назван сказочником в собственном смысле этого слова: он никогда и никому сказок не рассказывает. Но он выслушал в детстве от отца много сказок, «понял» их (т. е. запомнил) и частью помнит их теперь. (Ф. Д. Шешневу около 60 лет.) Он согласился рассказать мне те сказки, которые лучше сохранились в его памяти; но память часто изменяла ему и тут: он делал пропуски, нередко прерывал складный и красивый традиционный рассказ сухим и схематическим изложением одной сути дела, безо всяких подробностей (№ 44 почти весь схематичен). Вообще сказки Шешнева приходится признать бледным отражением весьма хорошей традиции.
Не обладая даром изобразительности, Шешнев не вносит в свои сказки решительно ничего своего, личного. В этом полная противоположность его предшествующим нашим сказочникам, Ломтеву и Савруллину; если в устах последних сказка продолжает жить, то в устах Шешнева она умирает.
Ф. Д. Шешнев — уроженец Нижне-Сергинского завода Красноуфимского уезда, но на родине провел только свое детство, молодым приехав на Теченский завод Екатеринбургского уезда. Теченский завод теперь не работает, и жителей здесь почти нет. Шешнев живет тут одиноко, с двумя своими женатыми сыновьями, в качестве караульщика-дворника.
Нижне-Сергинский завод основан в 1742 году Ив. Демидовым; населен он был выселенцами из южно-великорусских губерний (вероятно, главным образом из Тульской губернии?), и жители его до сих пор сохраняют акающий южно-великорусский говор (ср. Д. Зеленин. Великорусские говоры… С. 521). Шешнев, рано оторванный от родной среды и давно живущий среди чистых окальщиков, акает весьма редко. В разговорах со мною он всегда окал; аканье у него прорывалось, по-видимому, только тогда, когда он находился в состоянии аффекта (например, сердито кричал на своих внучат и т. д.).
Тонкости произношения Шешнева не отразились в моих записях; Шешнев не умеет рассказывать сказки под запись: он всегда сильно торопится; хотя я большую часть его сказок выслушал по дважды, но все-таки приходилось следить главным образом за его изложением, а не за произношением.
Общее мое впечатление о языке Шешнева такое: Шешнев усвоил окающее произношение точно так же, как деревенский крестьянин, особенно белорус или малорус, усваивает в Питере или другом культурном центре, под страхом насмешек товарищей, городскую речь. Чтобы говорить всегда чистым окающим говором, для этого ему нужно подтягиваться, быть всегда начеку; в минуты же душевной усталости, в состоянии сильного чувства и т. п. привычки детства берут верх.
Возвращаясь теперь вновь к обстоятельствам жизни Шешнева, замечу, что обстоятельства эти мне известны мало. Жить на Теченском заводе негде, и я был там только проездом, дважды. Шешнев всегда относился ко мне как к человеку незнакомому, довольно подозрительно; излишними расспросами я мог только усилить эту его подозрительность.
Знаю только, что Шешнев не был в солдатах, что он, как и все его дети, грамотен. Книг я у него не видал, но, по-видимому, он читал жития святых. Человек это вообще очень набожный.
Как и все другие сказочники, Шешнев, конечно, далеко не сразу согласился рассказывать мне сказки для записи. Только после долгих колебаний решился он рассказать мне сказку, и первою его «сказкою» было житие св. великомученика Евстафия Плакиды, римского воеводы, память коего празднуется Православною церковью 20 сентября. Шешнев, по-видимому, не знает, что это почитаемый Церковью святой мученик; во всяком случае, он о том мне ничего не говорил и озаглавил свою «сказку» именем: «Остафий Плакида». В рассказе встречаются местные черты, например, перевозчиком является «башкирец», у царя — гонителя русских пленных оказывается «мечеть». Но вообще содержание сказки близко к житию[35]. Мне осталось не вполне ясным, действительно ли Шешнев не видит никакой разницы между данным житием и обычными сказками[36], или же он рассказал мне эту «сказку» только для того, чтобы испытать нового человека: если, мол, запишет эту святую сказку, так, значит, человек он более или менее надежный? Я записал эту «сказку» и привожу здесь ее полностью.
СКАЗОЧНИКИ-БАШКИРЫСКАЗКИ Г.Ю.КАРИМОВА
Гасфур Юсупов Каримов — башкир-солдат, проживает в деревне Берденише Мякотинского сельского общества башкирской Карабольской волости Екатеринбургского уезда, который знает очень много как башкирских, так и русских сказок. Последние он выслушал в военной службе (служил в матросах), а башкирские сказки выслушал частью в детстве, а большею частью в юности, служа работником в разных башкирских деревнях. Память у Каримова очень богата, но по-русски говорит он весьма плохо — крайне ломаным и неправильным языком, который трудно и признать за русский. Я не записывал от Юсупова тех сказок, которые он сам (равно как и слушатели башкиры) называл «башкирскими сказками» и которые он выслушал, по его словам, дома от башкир. Из русских же сказок, вынесенных Юсуповым из военной службы, я записал четыре в извлечении. Богатый сказочный репертуар Юсупова, как башкирский, так и русский, я, таким образом, совсем не исчерпал, предоставляя это специалистам по башкирскому фольклору.
Вот русские сказки Каримова (в изложении):
1. (БЕССТРАШНЫЙ СОЛДАТ). «В некотором царстве, в некотором государстве — в том, в котором мы живем, на ровном месте, как на бороне, служил солдат Петровский. Самый первый солдат был. Раньше телеграммного сообщения никакого не было; депеши таскали пешие солдаты, вестовой. В 12 часов ночи приходит государю императору из иностранного государства пакет: объявляется война. Пакет был отдан (нужно было отдать) графу Пашкевичу; жил он 25 верстах от города». Страшная ночь — темная, гром и молния. Некому идти с пакетом. — «Солдат Петровский, — говорит, — понесет, он бесстрашный». — Призвали его; он понес. Дорога по кладбищу. Хоронили раньше кое-как. Он вроде (как) дурачок: «Пойду спать на кладбище, как дома». — В гробницу лег, где было Идолище, старуха. Спит. Тот является: «Пусти!» «Нет, нельзя!» — Научил Петровского всему. — Отдал Петровский пакет.
Народ хохлы живет. Жених с невестою кончился (умерли в одном селе). Солдат Петровский их оживляет за 500 рублей. Оживил, но там его заперли в каталажку. Император посылает телеграмму: «Где бесстрашный солдат?» — «В тюрьме». — «Выпущал». Жених дал Петровскому лошадь, а родители молодых по триста рублей. Петровский отдал коня и деньги старику, а сам отправился за границу. Женится на попадье скупого священника, получает коней. Находит в трактире безбоязливого товарища, и едут с ним вместе; берут к себе в экипаж пять встретившихся мертвецов. Заезжают в полигончик (чугунный дом), где живут 12 сыновей-разбойников; пугает разбойников, закусывая своими мертвецами; поселился в этом дому и повесил афишу: «В этом дому живет людоед-разбойник, близко не подходить!»
Спасает девицу, которую утащили черти и мучат в тереме; для этого Петровский заказывает в городе чугунный чехол на пружинах, перчатку с железными когтями, три молота — в 1, 2 и 3 пуда, и статую, которая колотит молотами. Петровский идет к чертям в терем играть в карты; условие игры: выигравший 1) царапает спину, 2) колотит молотами; когда выигрывал черт, Петровский надевал свой чугунный чехол, в противном же случае пользовался железными когтями и статуей с молотами. На третью ночь земля задрожала — пришел старый чёрт и привел за собой всех птиц. Петровский отказывается играть, говоря: «Боюсь старого солдата», и указывая на статую. Чёрт полез к статуе, и там его защемило. Петровский отпустил чёрта только тогда, когда тот расписался, что никогда не придет в этот дом. Петровский остался жить в этом тереме, но девицу не взял замуж, так как был уже женат на попадье.
