Ганнибал - Лиловый (Ii)
Он поднял свои руки и вздрогнул: что-то темное перепачкало их, оставило пятна на расстегнутых рукавах рубашки, оно влажно стекало по пальцам и капало на белоснежный пол.
Кровь!
Решение было прямо перед ним. Он поспешно сунул кисти в раковину, и холодная вода тут же послушно полилась на них, но кровь так просто не уходила; Леарза лихорадочно пытался смыть ее, в то же время оглядываясь в поисках какого-то средства, но...
Кровь будто бы сочилась прямо из пор на коже: он смывал багровые пятна, но они проступали снова и снова.
Когда он опять вскинул голову, он перепуганно замер: в зеркале было видно, что за его спиной стоят невесть откуда взявшиеся люди. Их было бесконечно много, холодные чужие лица уходили в темноту бледными пятнами. Совершенно неподвижные; казалось, они вовсе не дышат, но все они молча смотрели на него.
Леарза обернулся, больно ударившись бедром о раковину. Они действительно стояли позади него. Первым был Каин, его светлые глаза смотрели на китаба в упор, руки безвольно обвисли; ни намека на привычную улыбку. Рядом с Каином, чуть подальше, стоял Беленос Морвейн. То же мертвое выражение, те же обвисшие руки, лед во взгляде. Еще дальше Леарза увидел смуглую женщину, которой он никогда не знал, но она казалась знакомой ему. Возле нее стоял Таггарт, за Таггартом -- профессор Квинн, Гавин Малрудан, капитан Касвелин, Финн...
"Это сон", -- вдруг пришло ему в голову.
Это сон.
Так проснись, идиот
.
Это было похоже на прыжок с большой высоты; мертвая комната вдруг начала рушиться, распадаясь на мелкие осколки, Леарза зажмурился, вытянул руки, как человек, который вот-вот упадет...
И открыл глаза.
Он лежал навзничь в постели; над ним кружился белый потолок. Слышно стало легкий шелест шторы, колыхавшейся от сквозняка, и на мгновение ему даже померещилось, что он чует знакомый запах женских духов, но, когда он повернул голову, возле него никого не оказалось.
-- Это было твое окончательное решение?
Леарза ответил не сразу. Он медленно сел в кровати, оглянулся. Комната, в которой он находился, была отлично ему знакома: это была спальня в Дан Уладе. На полу лежал пушистый ковер со сложным мелким узором, мебель сделана из темного дерева, у противоположной стены -- старинный трельяж, за которым она иногда сидела по утрам, расчесывая свои длинные вьющиеся волосы...
На этот раз на стуле с гнутыми ножками устроился другой человек. Он был худощав и невысок ростом, лицо его узкое и длинное, с ломкими, даже хрупкими чертами. Глаза настолько светло-карие, что казались желтыми.
-- Я ничего еще не решил, -- сказал ему Леарза. -- И почему я должен?
Потому что от твоего решения зависят другие люди. От всякого важного решения зависят жизни
.
Он опустил голову, положив кончики пальцев себе на виски. Темнота в уголках глаз; никуда не деться от нее.
-- Все они зависят от твоего решения, -- добавил Эль Кинди. -- Что ты предпримешь?
-- Я должен помочь им, -- ответил Леарза. -- На мой век хватило смертей. Люди, близкие мне, погибли. Я не хочу, чтобы здесь произошло что-то плохое. ...Но я не верю тому, что мне говорили.
Думаешь, они все лгут тебе?
-- Они всегда лгали. С самого начала они скрывали от меня свои подозрения насчет меня самого. Потом они подослали Финна. Наконец они пригласили меня сюда, но не сказали истинной причины, по которой я нужен им здесь. Они лгали не только мне, но и этим людям, открыто предложившим им контакт, они предпочли проигнорировать предложение и исподтишка наблюдали, выжидая, когда случится беда. С чего бы мне доверять им?
Правильно,
-- тихий смех. --
Никому не доверяй
.
-- И тебе в особенности, -- зло возразил Леарза. -- ...Если я кому и могу верить, так это ему. Он такой же, как я. Он знает.
У него глаза, как у тебя
.
-- Глупец, -- сухо сказал Эль Кинди. -- Ты ничего не понимаешь. Ступай! Поговори с ним, он ждет тебя!
...Провал.
Он резко вскинулся, хватая ртом воздух. В первые мгновения ему казалось, что он опять в невесомости, и тело его неощутимо, но вот острая боль в затекшем запястье дала знать о себе, и Леарза немного пришел в себя.
Огляделся с осторожностью.
Это уже не было похоже на сон, хотя поначалу все выглядело нереальным. Он находился в смутно знакомом помещении, совершенно один. Судя по тусклому розоватому свету, падающему на паркетный пол, только светало.
Анвин; он был по-прежнему на Анвине.
Время здесь шло медленно и осторожно. Конференции проводились едва ли не каждый день; казалось, Фальер сам горит желанием во все посвятить представителей другой цивилизации, однако Малрудан продолжал хмуриться, и профессор Квинн при всем своем обычном благодушии неоднократно повторял, оставаясь со своей командой, что от них многое скрывают. Прошло добрых две недели по местному времени; невыносимо долгие, тяжелые дни. Обмен не прекращался. Профессор позавчера демонстрировал трехмерные схемы космических кораблей Кеттерле; присутствовавшие на конференции Традонико и его люди следили за пояснениями с таким видом, будто хотели запомнить каждое слово. Принесенная профессором действующая модель антигравитационной установки, кажется, произвела на них особенно сильное впечатление, и Квинну даже пришлось очень подробно объяснить им насчет эффекта Казимира.
Сегодня состоится следующая конференция, на которой опять очередь кеттерлианцев раскрывать свои тайны. Леарза не знал, что планирует профессор Квинн; в последние дни он под предлогом того, что ему нужно срочно учить язык, почти не объявлялся на вечерних собраниях команды Кеттерле.
Язык действительно был чертовски необходим ему. Леарза чувствовал себя немного ущербным из-за этого: все присутствующие здесь могли общаться без барьеров, и только ему непременно требовался переводчик, третья сторона в разговоре -- а переводчик мог быть лишь одним из кеттерлианцев. Потому он допоздна засиживался со словарем и грамматическим справочником, и к концу второй недели усилия его вознаградились: он обнаружил, что в состоянии понимать короткие и простые фразы.
Он сидел теперь в постели и тер лицо ладонями, пытаясь прийти в себя после сна. Он привык уже, не то слово; сейчас подобные сны мало пугали его, хотя всякий раз заставляли судорожно раскладывать виденное по полочкам, пытаясь понять, что все это означает. Приснившиеся ему мертвые лица знакомых людей так и стояли перед глазами. Леарза мог предположить, что от какого-то из его решений действительно зависят их судьбы, но не верил, что в достаточной степени. Логически рассуждая (как любил эту фразу Исан!..), от всякого решения, даже самого ничтожного, зависят другие люди. Любой поступок -- это еще один шаг вперед, воплощение ли предначертанного или изменение грядущего.
Что до слов Эль Кинди и темного бога... ну, к ним Леарза тоже привык. Иногда они говорили дельные вещи. Иногда они соглашались друг с другом, иногда нет.
-- Вот пойду и поговорю, -- буркнул Леарза, припомнив последнюю фразу Одаренного. -- Теперь, мне кажется, мне даже может хватить словарного запаса.
Утро между тем медленно вступало в свои права; ночной холод быстро уходил, уступая место степной жаре. Леарза уже привел себя в порядок и был готов, когда за ним зашел Финн Богарт, чередовавшийся с Каином в должности переводчика.
-- Сегодня важный день, -- сообщил Финн. -- Тебя вчера опять не было, а профессор между тем решил, что пора изложить теорию массового бессознательного Катар.
-- Правда, -- без выражения отозвался Леарза; они вдвоем вышли в длинный коридор и направились к ведшей на нижний этаж лестнице. Там, внизу, располагался большой холл, в котором обычно и устраивались конференции.
-- Многое зависит от того, как примут эту теорию анвиниты.
-- Скажи, Финн, -- не удержался Леарза, -- а профессор уже установил... откуда исходит опасность? Где их темный бог, в чем он?
-- Ты это услышишь от него лично через несколько минут.
Леарза нахмурился, но больше ничего не сказал, и они в молчании вошли в зал, в котором уже собирались другие люди. Сам Фальер был на месте (он почти всегда приходил первым) и приветствовал их, как приветствовал всех. Теперь Леарза знал о нем достаточно, успел привыкнуть к этому лицу, и огромный лоб анвинита перестал так бросаться в глаза. Марино Фальеру было тридцать четыре года; он был старшим сыном предыдущего Наследника, мать его ушла из жизни во время своих третьих неудачных родов, отец намного ее не пережил и умер от сердечной болезни. Двое сыновей, Марино и Алехандро, остались одни в целом свете, старшему тогда едва исполнилось семнадцать. Кажется, братья между собою близки не были: Леарзе уже было известно и то, что несколько лет назад Алехандро поднял мятеж и едва не захватил власть в Тонгве, но Марино одолел его. Поняв, что его бунт не удался, Алехандро пустил пулю себе в лоб. Это полностью лишило Марино семьи; оттого, может быть, Леарза еще больше чувствовал свое сходство с этим человеком.
