User - i cf85044c3a33e6c4
Кофе, вещи — все разлетается в разные стороны, а мы стоим посреди пробки, слившись в
поцелуе столь страстном, что воздух вокруг плавится. Мы мешаем движению, машины не без
труда нас объезжают, но мне нет до этого никакого дела. Нам они не мешают! И пусть весь мир
пялится на то, как я таю в объятиях любимого мужчины, как мои каблуки увязают в
раскаленном асфальте, мне и на это плевать. Я просто привстаю на цыпочки и повисаю на
плечах Шона, продлевая этот момент всеми способами. Он не должен закончиться никогда.
Никогда.
Однако, это было бы слишком просто, и минут через двадцать полиция разбирается с
затором на дороге, а время запускается вновь вместе с оглушительным ревом клаксонов
недовольных моей хондой водителей. Таким образом, Картеру приходится меня отпустить, но
он все же делает попытку лаконично и однозначно изложить свое отношение к происходящему.
И цензура умалчивает, как именно.
После затянувшегося поцелуя я настолько дезориентирована, что без возражений
подписываю документы на убийство собственной машины. Да, у меня был шанс ее сохранить и
не позволить Шону сунуть нос еще дальше в мою жизнь, но после поцелуя уже не уверена, что
хочу этого! Стараюсь не встречаться с Картером глазами. Что я в них увижу? Понимание моих
чувств? Или признание, что для него все случившееся ничего не значит? В университет мы
добираемся в полном молчании.
В попытке успокоить всех, кого на уши поставил Каддини, начинаю искать Клегга. На
кафедре его нет, и потому я иду в комнатку с суперкомпьютером, но нахожу только Ребекку
Йол, и это как знак свыше. Закрываю дверь, собираюсь устроить ей допрос.
— Ты можешь мне сказать, что ищет Картер? — спрашиваю я у девушки, которая
подозрительно на меня смотрит, будто ждет, что начну на нее снова орать. — Зачем ему это?
— Не знаю, может быть, — пожимает она плечами. — Он ищет людей, которые следят за
ним и за вами. За Бабочками.
— В смысле? Кто за нами следит? — В этом помещении жарко не бывает в принципе, но и
арктический холод нетипичен, наверное, ему виной мое состояние.
— Этого человека зовут Кристофер.
У меня отвисает челюсть, а глаза становятся квадратными.
— Кажется, вы его знаете, — подмечает Йол.
— Но я не знаю кто он. Ты знаешь?
— Его я не знаю. Я даже не знаю, откуда о нем узнал ректор. Но этот человек следит за ним
очень давно.
— И… и сейчас?
— Конечно, — удивляется девушка. — А почему нет?
Быть может, потому что, кажется, мы уже выполнили все его требования? Сдали
Монацелли, посадили Картера в кресло… Или это еще не все?
Ставлю на стол тарелку блинчиков. Я их не ела со времен Ашера. Он привил мне к ним
искреннюю ненависть. Беру один, откусываю и понимаю, что нет, я их есть не стану! Раньше я
бы отдала их Франсин, а теперь количество потребителей ненужных продуктов резко
сократилось. Шон сидит в комнате с техникой. Налью ему кофе, может, съест.
— Что это? — подозрительно спрашивает Картер.
— Кофе и блинчики.
— Я не голоден.
— Съешь, меня от них воротит.
— Великолепная реклама.
— Блинчики очень даже, все дело в Ашере.
— Я думал, что Ашер остался далеко за кадром.
— Но не блинчики! Просто съешь их. Или я выброшу.
— Не трать время. Выбрасывай.
— Но я их приготовила…
— Поэтому если их выброшу я, будет еще менее красиво.
— Просто съешь их, окей? И успокойся, я знаю, что ты лучше Ашера. Ты ведь из-за него
психуешь…
— Ты ни хрена не знаешь.
— Знаю.
— Нет. Ты ни хрена не знаешь. Но это ничего, потому что я умный. Умнее тебя.
— Зато я скромная.
— Во-первых, к счастью, это не так, а во-вторых, скромность существенно усложняет
существование. Забудь о ней.
— Это с чего бы?!
— Ты должна мне верить. Потому что я умный.
Как же он меня бесит!
— Так ты съешь блинчики?
— Нет.
— Тогда сам их выбрасывай! — рявкаю я и вся разобиженная ухожу.
Я сказала, что Шон купил мне машину? В смысле он ее еще в день аварии купил, как
только прошлую увезли на эвакуаторе. Теперь у меня ярко-красная мазда RX8. У Шона RX7, у
меня RX8. Почему? Потому что она как кофемашина: той же марки, и система безопасности в
ней проверена. Это Шон так «учел пожелания». Но скандал был. Он не посоветовался со мной
ни насчет оплаты, ни насчет модели, ни насчет, черт его дери, цвета. А вместо оправданий
сказал, что «розовая хренотень» около его дома будет стоять только после его смерти.
Собственно, он даже не подозревал, насколько близок к последней! С тех пор воюем. Типа
я ему блинчики, он мне их назад. И на машине я в университет не езжу, использую в качестве
такси самого Картера. И все время демонстративно молчу. Будь он любым другим мужчиной —
сломался бы уже на следующий день, но, полюбуйтесь, авария случилась в понедельник, а
сегодня суббота, и мы все еще на ножах.
Что ж, обновим машинку? Я собираюсь наведаться к Мадлен. И слопать все, что она
любовно приготовила Клеггу. Собственно, я бы могла и сама, но это как знак капитуляции в
нашей с Шоном войне. Не стану же я готовить для себя одной? Это совсем мелочно. Вот и
приходится прибегать к помощи полезных знакомых.
— Я приехала поесть, — сообщаю я Мадлен.
— Проходи, — смеется она. — Если это единственный способ тебя заманить, то я согласна.
Я как раз откопала новый рецепт.
Мы с Робертом, как вы помните, ступили на путь примирения, но атмосфера все еще
несколько напряженная. И хотя я думала, что он сможет просто принять как факт, что теперь я
с Шоном, Роб ученый и живет по принципу «Сократ мне друг, но истина дороже». Я знаю, что
Мадлен из-за этого переживает, она вообще наделена даром эмпатии, но кроме как просто
поддерживать беседу, ей ничего не остается.
Практически праздничное застолье (да, столько всего вытащила из холодильника Мадлен)
прерывает внезапный звонок в дверь. По удивлению на лицах Клеггов я понимаю, что кроме
меня в гости они никого не ждут, и только Роб открывает, с порога доносится:
— Давай сюда ведьму!
Ошеломленная пауза.
— Конелл, полагаю, это наш драгоценный ректор о тебе. Потому что моя жена на ведьму
никак не тянет.
— Роберт! Немедленно пригласи профессора и не смей так говорить о Джоанне!
— О нет, спасибо. — Я поднимаюсь из-за стола и топаю в прихожую. Клегг и Картер в
квартире с одним единственный выходом, если не считать окон? Нет, нет и нет. На такое я
добровольно не подпишусь. Жизнь у нас одна, лопнувшие барабанные перепонки не
восстанавливаются…
— Ну, Джо, ну пожалуйста. — Бросается за мной Мадлен, а на глазах у нее слезы. — Ты же
так редко появляешься у нас после… после…
После Керри. Тут не один, а целых три запрещенных приема: давление на чувство вины,
умершая подруга и слезы. Грязно она играет, ой грязно! Но, черт возьми, действенно!
Беспомощно смотрю на мужчин. Кажется, Робу требуется вся сила воли, чтобы сделать этот
крошечный шаг в сторону и впустить в свой дом самого Картера. Видимо, плачущая Мадлен —
настоящая бомба не только для меня. Она ведь гору многолетней ненависти с места сдвинула.
— Открою вино, — наконец, произносит Клегг и сбегает. Думаю, ему нужно переварить
случившееся и набраться мужества для последующих героических свершений. А мы с Шоном
неуютно топчемся в прихожей, стараясь не встречаться глазами. Если наедине и на работе мы
худо-бедно определили границы комфортных зон, то в компании моих друзей… Это что-то
запредельно невразумительное. Как мы можем по-дружески общаться с людьми, если даже
наедине никогда не достигали подобного взаимопонимания? Наши отношения, боюсь, навсегда
останутся в рамках учитель-ученица. Он у нас умный и читает мне лекции о скромности. Ага,
ага. Пусть попробует с Мадлен такое повернуть. Она же его без труда заткнет за пояс, начав
рассуждать об уюте и мире во всем мире. И сделает это осознанно. У нее свои защитные
механизмы, и очень действенные, кстати сказать. Вот бы и мне подобному научиться!
Наконец, Картер делает несколько совершенно деревянных шагов по направлению к
гостиной, и я той же самой утиной походкой следую за ним. Я уж было думала, что он так и
будет изображать неодушевленный инородный объект, неизвестно откуда появившийся в
семейном гнездышке, как вдруг его натура являет себя во всей красе:
— Клегг, ты что, издеваешься? Зачем тебе на самом виду фото моего отца? А его глобус на
кафедре? Ты что, фетишист? Хочешь, ради тебя покопаюсь в закромах и поищу остальное