Александр Янов - Россия и Европа- т.2
Ну, представьте, читатель, свою собственную реакцию, если бы какой-нибудь турецкий Данилевский предложил сегодня вполне серьезно аналогичную теорию, из которой следовало бы, что, поскольку Россия по-прежнему состоит из «неродственных народов», она, «подобно всякому трупу, вредна в гигиеническом отношении». Представить это нетрудно, ведь сегодняшняя Турция — государство в основном моноэтническое, во всяком случае по сравнению с Россией, которая как раз и есть тот самый «конгломерат неродственных народов», обреченный радиоактивной теорией Данилевского на неминуемый распад. Представили? Так разумно ли бросать камни тому, у кого дом стеклянный? И честно ли, добросовестно ли приписывать низменные мотивы Соловьеву, восставшему против теории, столь опасной для самого существования его страны?
Глава седьмая
Национальная идея КЭВЭЛ врИЙСКЭЯ
ЭТа КЗ Даже большой поклонник Данилевского Питирим Сорокин, русский эмигрант и американский социолог, благодаря усилиям которого «Россия и Европа» была издана в США, признавал, что начинается она «как политический памфлет».87 И действительно, начальные главы книги Данилевского напоминают скорее фельетон. В них он пытается объяснить читателю, почему Россия не Европа. Оказывается, между прочим, и потому, что никогда никого не завоевывала и, следовательно, неповинна в том, что зовет он «политическим убийством» или «скажем лучше: национальным, народным убийством, изувечением».88
P. Sorokin. Social Philosophies of an Age of Crisis, Boston, 1951, p. 329.
Н.Я. Данилевский. Цит. соч., с. 20.
Вот его доказательства — с севера на юг. Да, Россия отняла Финляндию у Швеции. Но разве финны народ, который можно было убить? Ничего подобного: «Финское племя, населяющее Финляндию, подобно всем прочим финским племенам... никогда не жило исторической жизнью».89 Просто «этнографический материал», присоединение которого к России «мы уподобим влиянию почвенного удобрения на растительный организм».90 И вообще «все наши многочисленные финские, татарские, самоедские, остяцкие и другие племена предназначены к тому, чтобы сливаться постепенно и нечувствительно с той исторической народностью, среди которой они рассеяны, ассимилироваться ею и служить к увеличению разнообразия её исторических проявлений». У них нет права «на политическую самостоятельность, ибо, не имея её в сознании, они и потребности к ней не чувствуют... Нельзя прекратить жизни того, что не жило»91 Короче говоря, удобрение оно удобрение и есть.Ну хорошо, Финляндия по своему «удобрительному» характеру завоеванием считаться не может. Но ведь Польшей-то мы все-таки владеем. «Да, к несчастью, владеем! — восклицает Данилевский. — Но владеем опять-таки не по завоеванию, а по... сентиментальному великодушию» 92 Допустим. Но тогда почему бы не исправить эту «сентиментальную» ошибку и не отказаться от этого «несчастья», как и предлагал в свое время Погодин? Что отвечал на это Данилевский, мы уже знаем: сначала «очистим» Польшу от её развращенной интеллигенции и веры, а там видно будет.
Пойдем дальше. Что по поводу древнего христианского царства Грузии, которое уж наверняка не было «удобрением», как Финляндия, и развращенной латинством интеллигенции, в отличие от Польши, заведомо не имела? Да, Грузия изнемогала в борьбе с Персией и Турцией, просила о помощи. Но ведь о помощи же, а не о «политическом убийстве». И тем не менее уверен Данилевский, что «ни по сущности дела, ни по его форме тут не было завоевания, а было по- дание помощи». Несмотря даже на то, что после такого «подания
Там же, с. 22.
Там же, с. 84.
там же, с. 21.
помощи» Грузия перестала быть самостоятельным государством, оказавшись провинцией чужой империи.
К тому же «вместе с нею покорены были магометанские ханства: Кубанское, Бакинское, Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское... и Эриванская область. Назовем, пожалуй, это завоеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли». Завоевание таким образом признаём, но о «национальном, народном убийстве, изувечении» речи больше нет. Лишь о том, что политическая смерть оказалась выгодна самим «изувеченным». И вдобавок еще сквозь зубы замечено: «Не столь, правда, довольны русским завоеванием кавказские горцы».93
Глава седьмая Национальная идея
Как видим, кавалерийская атака на тяжелую проблему, почему Россия не Европа, удовлетворительных результатов не принесла. «Памфлетный» подход совершенно очевидно сработал тут против автора. Не только не удалось Данилевскому доказать, что никаких «политических убийств» Россия, в отличие от Европы, не совершала, его путаные объяснения привели к конфузу: завоевания пришлось признать. Вот тогда-то, надо полагать, и возникла нужда в тяжелой, так сказать, артиллерии, в солидной наукообразной теории. Тогда-то и была развернута, по определению Н.А. Нарочницкой, «историческая концепция Данилевского — органицизм», на котором основана «Россия и Европа»?*
Китай
умирает? Коротко суть этой концепции
проста. Общество отождествлено с организмом, социология с биологией, жизнь народа с человеческой жизнью: те же молодость, зрелость, старость — и смерть. Впрочем, Данилевский объяснит это лучше меня. «История говоритто же самое о народах [что об индивидах]: и народы нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют, умирают — и умирают не от внешних только причин... умираюттем, что называется естественной смер-
Там же, с. 30.
Н. Нарочницкая. Цит. соч., с. 44.
тью или старческой немощью». Доказательство? Китай. Ибо именно «Китай представляет такой редкий случай... как те старики, про которых говорят, что они чужой век заживают, что смерть их забыла».95
Умирающий от старческой немощи Китай, впрочем, не исключение. В «дряхлеющем состоянии находится теперь и Индия»96 Что поделаешь, таков «закон культурно-исторического движения» (Данилевский так именно и называет это свое замечательное открытие — законом). Молодость, время, когда народы «проявляют преимущественно свою духовную деятельность», коротка. И самое главное — она никогда «вторично не возвращается»97
Не возвращается и всё — как жизнь не возвращается к покойнику. Таков закон. «Оканчивается этот период тем временем, когда иссякнет творческая деятельность в народах». Они либо «дряхлеют в апатии самодовольства (как, например, Китай) или... впадают в апатию отчаяния».98 Не довольно ли, впрочем, цитат? Спросим лучше, согласятся ли сегодняшние китайцы с тем, что еще в позапрошлом веке, оказывается, безнадежно «распустились в этнографический материал», оказались удобрением для других, «исторических» народов? Спросим у индийцев, вправду ли не дано им было создать ничего нового на своей древней земле? Я не говорю уже о Финляндии, которой и вовсе не положено было «жить исторической жизнью». Право, не могу себе представить более очевидного банкротства «исторической концепции органицизма», нежели судьба примеров, предложенных самим Данилевским.
Глава седьмая
Национальная идея [~Д0 ИСКЭТЬ
романо-германский тип?
Задача, которую поставил перед собой Данилевский, выходила, однако, за пределы его примеров (будь то Китай, Индия или Финляндия) и вообще за пределы конвенционального,
95
Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 62.
Там же.
Там же, с. 89 (выделено мною. — А.Я.).
Там же, с. 90. (выделено мною. — А.Я.).
так сказать, «органицизма». Автору-то нужно было доказать, что не столько русские, сколько славянское племя в целом, единое по языку, крови и вере с Россией, идет на смену «угасающему», чтобы уж прямо не сказать гниющему племени европейскому (одна из глав его книги так и называется «Гниет ли Запад?»). Иначе говоря, отождествить с индивидом требовалось не народы, а группы народов, племена. И хотя ему не всегда, как мы видели, удавалось следовать собственному правилу, он старался называть «культурно-историче- скими типами» именно племена. Они тоже, оказывается, рождаются, подобно индивиду, зреют, а потом дряхлеют и умирают — чтобы, если повезет, вернуться в мир как почвенное удобрение для новых типов, «снизойти, — по словам Данилевского, — на степень служебного, для чужих целей, этнографического материала».99
Вот это, собственно, и попытался он доказать в «России и Европе». Не может сам по себе русский народ, узнаем мы, создать самобытную цивилизацию (хотя еврейскому, эллинскому или римскому народам создать её почему-то удалось). Для этого русским непременно нужно все то же тютчевское «дополнение» (Данилевский много раз повторяет, что без славянского племени Россия лишь «на три четверти» самостоятельный культурно-исторический тип). Вот почему объединить вокруг себя славян есть для неё вопрос жизни и смерти. И вот почему «для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить и поляка), — после Бога и Его святой Церкви — идея Славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».100
