Yuriy - o fad3c0960b610c79
листок. На нем был записан номер мобильного телефона некоего Константина
Сергеевича Онипко. И адрес в придачу.
Перекусив в буфете прокуратуры, Лобов набрал номер. Долго не отвечали, а слух
настойчиво атаковала агрессивная мелодия последнего шлягера группы
«Рамштайн». Наконец, щелкнуло соединение, и Лобов услышал осторожный,
будто напуганный голос:
36
- Да, слушаю. Кого вы хотели?
- По всей видимости, вас, молодой человек, если вы Константин Онипко.
- Ну, я Онипко, - настороженно ответили Лобов.
- Вот и прекрасно. Значит, вы мне и нужны.
- А кто вы, простите?
- Я из милиции, меня зовут Всеволод Никитич Лобов. Скажите, Константин, мы
не могли бы с вами встретиться?
- Для чего? – собеседник был явно взволнован.
- Вы, наверное, знаете, что вчера убили профессора Рябича. Ведь вы учитесь на
историческом факультете?
- Да, на историческом, но я ничего не знаю о гибели профессора, - тон собеседника
стал уже вовсе паническим.
- Успокойтесь, я и не думаю, что вы знаете что-то о его смерти. Просто мне бы
хотелось поговорить кое с кем из его студентов, составить более объемный портрет
профессора. С его коллегами по кафедре мы уже поговорили, было бы интересно
услышать и мнение студентов. Считайте, что очень меня обяжете, если
согласитесь на встречу. Или у вас сегодня занятия?
- У нас сейчас каникулы.
- Так, значит, вы дома?
- Да. Но вообще-то у меня много дел… Не знаю, как и быть-то… Я должен именно
сегодня закончить одну работу, очень срочную и отправить ее по электронной
почте… Может быть, завтра встретимся?
«Как бы тебя прижать-то? - соображал Лобов. – Соображай же, моя соображалка!
Скорее!»
Он кашлянул и пошел ва-банк:
- Вы знаете, Константин, мои дела в общем-то тоже не терпят. Ценя ваше время, мог бы подъехать к вам домой. Отвлеку вас всего минут на пятнадцать.
- Вы знаете мой адрес? – в голосе Онипко сквозил откроенный ужас.
- Простите, работа у нас такая… Так как насчет встречи?
В трубке помолчали, потом Онипко выдохнул:
- Хорошо. Жду вас через час. Но только на пятнадцать минут.
- Спасибо, ни минутой больше, - и Лобов отсоединился.
Он посмотрел на часы – девять сорок.
«Теперь только бы успеть!»
37
Он быстро вышел во двор управления и сел за руль своей старенькой «мазды».
Хорошо, что ехать до дома Онипко было недолго. Лобов давил на «газ» и
молился, чтобы на Садовом кольце не было пробок. К счастью, в нужном ему
направлении заторов не оказалось, и скоро он остановил машину во дворе
обыкновенного панельного семнадцатиэтажного дома. Взглянул на часы. Девять
пятьдесят две. Вышел из салона и направился к ближайшему подъезду. Не тот.
Просчитал и предположил, что скорее всего, следующий. Так и есть. Должно быть, девятый этаж. Он вошел в подъезд и подошел к лифтовым кабинам. Их было две.
Грузовой лифт спускался вниз, а пассажирский отдыхал наверху, на семнадцатом.
Лобов стал ждать, пока спустится грузовой. Вот он прогрохотал и, слегка
вздрогнув, остановился и замер. Через секунду дверь начала тяжело открываться, но не дождавшись, пока она раскроется до конца, из кабины резво выскочил
молодой человек и, едва не налетев на Лобова, кинулся из подъезда. Лобов
среагировал молниеносно.
- Гражданин Онипко?
Парень остановился на середине лестницы и, неловко сжавшись, медленно
повернулся к Лобову.
- Да, это я… А вы?.. Вы из милиции?..
- Совершенно верно, - кивнул Лобов. – Что же вы так? Ведь договаривались, что
дождетесь меня.
- Видите ли… - смущенно забормотал Онипко, жестикулируя длинными тонкими
руками. – Тут… внезапно срочное дело… Одним словом, я не могу сегодня…
Давайте, может быть, завтра…
- Э, нет, молодой человек, - Лобов приблизился к Онипко и положит руку ему на
плечо. – Так вовсе не годится. Вы, получается, водите следствие за нос,
отказываетесь от дачи показаний. За это все-таки ответственность предусмотрена.
Хотите жизнь свою молодую исковеркать?
- Но понимаете… честное слово, мне очень важно быть в другом месте… вопрос
жизни и смерти, клянусь!
- Значит, так, - Лобов крепче стиснул руку Онипко и медленно, но жестко
развернул парня к себе. – Или вы беседуете со мной, как полагается, минут десять, как мы договаривались, или… Ну, вы понимаете…
- Ладно, - обмяк Онипко, тяжело вздохнув. – Но только не дома. Там мать, она
больна…
- Хорошо, тогда в моей машине. Или вы предпочитаете у меня в управлении?
38
- Давайте лучше в машине, - испугался Онипко.
Едва они сели в машину, Лобов понял, что парень не на шутку испуган.
- Не тряситесь так! – приободрил его Лобов. – Если вы ни в чем не виноваты, бояться нечего. Я с удовольствием послушаю о ваших внезапно нагрянувших
проблемах и помогу чем смогу, но только после того, как вы ответите мне на
несколько вопросов. Идет?
- Идет, - обреченно кивнул Онипко. – Спрашивайте.
- Во-первых, скажите мне, где вы были вчера утром, с девяти до одиннадцати?
- Дома был. Работу срочную писал, я ведь вам по телефону говорил.
- А подтвердить кто может?
- Мать может. Она дома постоянно, болеет очень, инвалид второй группы.
- Допустим, поверил. Во-вторых. В каких отношениях вы были с покойным
профессором Рябичем? Впрочем, про «отношения», наверное, громко, вы ведь его
ученик. Ну, скажем, как он к вам относился?
- Да я вовсе не его ученик, кроме обязательных дисциплин, которые сдавал ему.
Мой научный руководитель – профессор Кучин, Илья Матвеевич.
- Знаю такого. То есть нет никаких точек, в которых вы соприкасались бы с
профессором Рябичем?
- Н-нет, - ответил Онипко, и тогда Лобов пустил в ход запасной козырь:
- Тогда третий вопрос. С его дочерью не знакомы?
Онипко вздрогнул, и Лобов дожал:
- Вчера днем вы звонили ей на мобильный телефон. Она была занята и обещала
рассказать все потом. Ну, помните?
Онипко вжался в кресло, опустил голову и отвел глаза в сторону.
- Отвечайте же, не стоит молчать, уверяю вас.
- Да, мы знакомы, - наконец выдавил он.
- Насколько близко знакомы?
- Очень близко, - негромко продолжал парень. – Если вы понимаете, о чем я.
- Чего ж не понять? Все предельно ясно. А как к вашим отношениям относился ее
отец, простите за тавтологию?
- Никак. Не одобрял. Прочил Ксении, как он говорил, достойных женихов,
будущих знаменитостей, - Онипко едва заметно усмехнулся, но это не ускользнуло
от Лобова.
- Вам это не нравилось, конечно?
- А что толку? Кто я такой?
39
- А Ксения?
- Она уважала Василия Нифонтовича, он все-таки один воспитывал ее с
двенадцати лет, с тех пор, как умерла мать…
- Ваше отношение к профессору можно назвать неприязнью?
- Ну что вы! Скорее его ко мне… Послушайте, - Онипко резко повернулся и в упор
посмотрел на Лобова полными ужаса глазами. – Вы серьезно можете думать, что
это я… что это я убил профессора?
- Да успокойтесь вы, - отмахнулся Лобов. – Вовсе я так не думаю. И поверьте, это
не лукавство, как иногда принято в нашей практике.
«Куда тебе! – подумал он. - Кишка у тебя тонка, как говорит Суровин!»
- Скажите, мать Ксении серьезно болела? – спросил он после недолгого молчания.
- Да, у нее было слабое сердце. Она всю себя посвятила мужу и дочери. Но в один
момент сердце не выдержало…
- После ее смерти Рябич был один?
- Нет вскоре он близко сошелся со своей давней знакомой Ириной Арнольдовной
Тамме.
- Ксения сказала, что она преподает в том же университете?
- Да, она доцент на искусствоведческом факультете. Специалист по арабскому
искусству.
- Ну, об этом позже. Скажите, Константин, а Ксения сама рассказала вам про
гибель отца?
Парень кивнул.
- Вчера? Как и обещала, вскоре перезвонила?
- Да, когда милиция уехала, она позвонила мне и все рассказала… Мы сразу
встретились…
- Следствие ведет прокуратура. Поймите, насколько это серьезно. А у вас есть
машина?
- Нет. Я заказал такси и примчался на дачу.
- И когда вернулись в город?
- Я часа через два, а она вовсе не возвращалась, ночевала там.
- Скажите, она уже занимается организацией похорон?
- Да, хоронить будут завтра.
- А средств у нее достаточно?
- Вполне. Отец хорошо ее обеспечивал. У нее и свой счет есть.
40
- Понятно. А не говорила ли вам Ксения о том, кто, на ее взгляд, мог совершить
это убийство? Ну, может, какие-то предположения у нее есть? Как она себя вела во
время вашей встречи? Никого не боялась? Не из-за этого ли она остается на даче?
Там ведь, насколько я помню, очень крепкий забор, с хорошей сигнализацией?
- Мне тоже показалось, что она чем-то взволнована. Я пытался разговорить ее. Но
она отмалчивалась. Наконец, мне надоела эта безызвестность, и я напрямую
