Владимир Шилкин - Ветер истории
— Всего-то? Право, мелочи какие! Всего-то пол-броневика склепать. Ну ладно, посмотрим, подумаем, что можно сделать, но обещать не буду. И пулемет ваш авиационный привезите – мерку снять надо.
— Обязательно, Иван Сергеевич! Кстати, а где ваше начальство?
— Начальство в город уехало. Надолго. Вернется только ночью, если вернется, но и в этом случае оно вам не поможет по причине опьянения.
— Что так плохо?
— Почему плохо? Начальству хорошо, а нам без него еще лучше. Зачем вам начальство-то?
— Если работа сделается, то незачем. Это, кстати, вам для промывки и обезвоживания деталей.
Я протянул мастеру завернутую в тряпочку бутылку. Тот степенно ее принял, сразу же упрятав за пазуху. Шуганул разулыбавшихся рабочих и сняв размеры ушел в мастерскую. Запоя я не опасался. Мужик выглядел серьезным человеком, без зависимости.
Оглядевшись во дворе еще раз, я запрыгнул в броневик и мы поехали тренироваться. Так в тренировках и учебе прошел остаток недели. Отвлекли меня от работы только в пятницу, но зато самым неожиданным способом.
Мы возвращались из мастерских. Дроботенко таки смастерил станину для спарки даже сделал раздельный спуск – можно было стрелять либо только из правого, либо с обоих. Правда пришлось делегировать в мастерские Сыпченко и Огурцова да и самому там не раз появиться, утрясая спорные вопросы. Еще когда привозили спарку для замеров, заметил как рабочие старательно сверлят в щите ряд отверстий по линии. Так здесь происходила резка бронелистов в отсутствие автогена и болгарки. Заинтересовавшись технологией, выяснил, что после сверловки лист ломают и полученную зубчатку стачивают на камне.
— А почему нельзя сразу вместо сверловки канавку проточить и ломать по ней?
— Каким образом? — возмутился ефрейтор. — Лист по точилу волочить или точило по листу волохать?
— А гибкий вал есть?
Ефрейтор задумался и позвав еще одного из своих полез разгребать ящики в углу. Скоро выволокли искомое, осмотрели, показали мне и потребовали объяснить, что придумал. Причем сразу предупредили, что если идея завиральная, то выгонят и больше не пустят, чтобы не отвлекал. Я взял карандаш и начал рисовать.
— Смотри, к гибкому валу цепляешь обычный с насаженным на него точилом, а на этот вал одеваешь две трубки. Это будут ручки. Только камень нужен не этот, а поменьше и, главное, потоньше.
— Не, не выйдет ничего, — вздохнул Дроботенко. — Вал хлестаться будет и камень может разлететься на куски. К тому же руками ровно не провести будет, уж больно трясучая штука выйдет.
— Камень кожухом закрыть, а вести по линейке. Можно даже каретку сделать.
Тут мы уставились друг на друга и одновременно задались одним вопросом, но я успел озвучить его раньше.
— Если делать каретку, то зачем возиться с гибким валом? Делать ее над точилом или само точило на каретку приспособить.
Уже через десять минут чертеж был вчерне готов и Дроботенко что-то подсчитывал в уме. Сейчас же забирал первый модернизированный броневик, работа над которым велась с использованием полудеревянного раскроечного станка – несостоявшегося предка болгарки. На броневике стояла спарка, прикрытая здоровенным щитом с загнутыми боками. Сыпченко в молодости трудившийся над созданием броненосца, обозвал это "четвертьбашней", потому как на полубашню оно не тянуло. Ну да ему видней, а нам пофигу. Водитель был защищен со всех сторон. Сверху его место закрывал кусок брони, а спину половинка пушечного щита. Мастеровые не стали возиться, вырезая спинку в размер, а просто разполовинив щит привесили половинку в 30 см от пола, так что водитель был скрыт целиком. Пассажирское кресло выкинули, а для "Мадсена" сделали вилку, одевающуюся на борт с вертлюгом и дырявым щитком от "Максима". Тяжеловато, конечно, но зато пулеметчик прикрыт, а щиток и снять можно, если что. Были и другие идеи, но ни времени, ни грузоподъемности "Минерв" на них не хватало.
Сразу по возвращении нас обрадовали прибытием почты. Счастливчики расхватали письма и быстро пообедав разбежались по углам читать, а я направился к связистам – у них можно было добыть свежие газеты. Нижним чинам читать книги и газеты без разрешения командира запрещалось, а связисты периодически мотались в город да и офицеры у них посиживали регулярно и бывало оставляли свои газеты.
В этот раз мне вручили местную газету. Настораживали ехидные взгляды связистов, но виду не подал и, спрятав газету от греха, пошел к себе. Причина ехидства нашлась на развороте. Там была большая статья обо мне под заголовком "Весь русскiй народъ поднiмается на войну с врагом". Автор подробно расписал, как обычный мещанин Сергей Алексеевич, "по скромности не назвавший свою фамилию", не стерпел нашествия германцев в свой город и решил пробираться на фронт дабы дать врагу отпор, но встретив по дороге охотников помог им захватить броневики, коими трофейными броневиками и был уничтожен целый полк германцев, а русские солдаты, вдохновленные подвигом собратьев в едином порыве выбили врага с русской земли дойдя чуть ли не до Берлина. Особое внимание было уделено моим переживаниям, о которых газетчик знал больше меня. Была статья украшена и двумя иллюстрациями. На первой некий господин в котелке и с манерно подкрученными усиками стрелял в сидящего в броневике немецкого офицера. Офицер откинулся почти горизонтально и выгнув руку локтем вверх крючил пальцы и строил злобную рожу. Рядышком второй броневик зачищал из "Нагана" метросексуальный русский офицер, почему-то гарцующий на коне. Вторая картинка изображала разгром германского полка. Причем в одном броневике был сделан круглый вырез, чтобы читатель мог рассмотреть сидящего за рулем деятеля в котелке. Поверх борта второй машины по пояс торчал офицер с пулеметом, а вокруг повсюду бежали и падали сраженные очередями германцы. Также газета сообщала, что герой-мститель за Отечество был тяжко ранен, но презрев боль вступил в армию в звании унтер-офицера и награжден Георгиевским крестом. О моих новых подвигах, буде таковые будут, обещалось сообщить немедленно. А я-то думал, что СМИ ничем не могут меня удивить. Но по-настоящему меня удивил поручик Симоненко, прискакав на лошади.
— А-а-а, уже прочитал? — ухмыльнулся он увидев газету. — Надо здесь прибраться срочно. — Генерал вас посетит.
— Ему-то что здесь понадобилось?
— Как что? Тебя награждать будет. Вообще-то господин полковник хотел вручить крест после смотра отряда, но раз уж в газете написали…
Солдаты развесили уши и ловили каждое слово, а я решил понаглеть, используя хорошее настроение офицера.
— Ваше благородие, в газете еще написано, что я в чин унтер-офицера произведен.
Поручик рассмеялся и похвалили за находчивость и смелость, поведав мне непристойное изречение про сходство карьеризма с членом.
Генерал прибыл вечером с небольшой свитой. Осмотрев сарай и оттюнингованный броневик, прочел целую речь. Причем, обращался он ко мне стоя боком и разглядывая "Минерву". Это вообще было характерно для здешних офицеров – не обращать внимания на нижних чинов, даже общаясь с ними. Вроде как к технике с голосовым управлением обращаясь. Бесило меня это невероятно. В итоге мне был повешен на грудь крест, а из свиты генерала выскочил фотограф и запечатлел меня на фоне броневика в окружении отцов-командиров. Правда командиры держались так, что скорее они фотографировались со мной как с обезьянкой в Ялте.
Наконец генеральский набег завершился и мы смогли вздохнуть свободно. Блин, полдня потерял, чтобы эти могли десять минут потолкаться рядом с техникой не оскорбляя свой тонкий вкус видом грязи, пыли и работающих солдат.
Смотр состоялся в воскресенье. Предварительно, я успел расспросить Симоненко как это мероприятие будет выглядеть и приступил к подготовке. Подходы к нашему полигону были подчищены, маршруты и программа показательного выступления отрепетирована. Присланные Симоненко солдаты сколотили помост с перилами, прорыли пару траншей и наделали чучелок из соломы и палок.
И вот день Х настал. Генерал прибыл с большой свитой помощников и любопытствующих. Что удивило, так это изобилие гражданских в свите, включая дам и фотографа. Про секретность здесь, похоже, не слышали. Рядом с генералом шла Сашенька. На этот раз она была в гражданском платье и я не сразу ее узнал. Высокая инспекция прошлась мимо техники, которую я попытался поставить в стройную шеренгу и застывшими перед ней экипажами. Мужики чистенькие и гладко выбритые блестели новенькими кожанками и надраенными пряжками ремней. Все ели начальство глазами, изображали бравость и готовность порадеть за Отечество. Слушая пояснения полковника Петухова, генерал и приближенные разглядывали нас и "Минервы" со всех сторон как экспонаты в музее или зверушек в зоопарке. Мне досталось больше всех. Петухов красочно рассказал историю моего появления и "сбития" германского аэроплана. Публика, стоя в метре от меня, увлеченно обсуждала услышанное, а дамы еще и мой образ. В целом образ признали привлекательным, героичным и без обычной для нижних чинов грубости и простоты. Хорошо еще, что Александра Александровна в обсуждении не участвовала и даже приветливо мне кивнула, а то у меня уже возникло подозрение, что собравшиеся искренне считают нас неодушевленными предметами. Фотограф, дождавшись прохождения толпы, пшикнул магнием и потащил свой агрегат на новую точку. Наконец, начальство в чинах от полковника и выше в компании с дамами и парой особо важных гражданских проследовало на помост, публика попроще столпилась внизу и генерал дал отмашку начинать..
