Алесь Жук - Заполненный товарищами берег
Обзор книги Алесь Жук - Заполненный товарищами берег
АЛЕСЬ ЖУК
Заполненный товарищами берег
«Любите поэтов, любите...»
Познакомиться с Рыгором Семашкевичем нам просто было суждено: я поступил в университет в 1965 году, а в 1977 Семашкевич, после своего директорства в деревенской школе, стал аспирантом. Наше знакомство состоялось на заседании литобъединения «Узлёт» под руководством О. Лойко, куда меня привел Юрка Голуб. Объединение было поэтическим, и я ходил на заседания просто за компанию. Там я впервые и увидел худенького очкарика, совсем не похожего на аспиранта — больше на нас, студентов. Тогда мы все были молодые и худые. Семашкевич своих стихов не читал, а разбирал стихотворения взлетовцев. Да и заседания тот раз проводил не Лойко, а Семашкевич, уже известный и признанный поэт. На следующий год в издательстве была запланирована его первая книга стихов «Леснічоўка», за которую он потом и был принят в Союз писателей.
После заседания мы пошли к нему в общежитие на улице Свердлова, где Семашкевич занимал комнату вместе с Евгеном Лецко, тоже аспирантом. Тогда мы еще не знали, что комната эта станет примечательной в нашей жизни. После того, как Семашкевич женился и снял квартиру в городе, место в общежитии он оставил за собой. В этой комнате пришлось доживать последний год своего студенчества и мне, оставшемуся без места в общежитии после возвращения из деревенской школы, где работал учителем в зачет преддипломной практики. В этой комнате зимовал и Михась Стрельцов. Он тогда переживал самые трудные времена в своей жизни. В соседней комнате жил и Батька, будущий герой веселой повести Рыгора. Батька зачастую участвовал с нами в застолье.
Но все это будет потом, в конце учебы. А тогда комната была для нас местом, где мы могли собраться, читать новые стихи и Юрки, и Рыгора, обмениваясь мнениями и даже придираясь к отдельным строчкам. Нам тогда это было интересно. Стихи читали с листа, не вслух. А по памяти читали стихи, прочитанные в периодике, в книгах. И наших белорусских поэтов, и русских, и украинских. И книги, и периодика нам тогда были доступны. В 60-е годы была мода на поэзию. Послушать белорусских поэтов по вечерам собирались люди и у театра Юного зрителя, и возле бывшего кинотеатра «Новости дня». Было и такое.
У нас, студентов, литературная жизнь, что называется, кипела. Кроме «Узлёту» Лойко активно работало литобъединение при «Чырвонай змене», которым с апломбом руководил сам Алесь Сергеевич Ставер, а потом и Валентин Лукша. Регулярно выходили литературные страницы в газете, на которые можно было попасть не только со стихами, но и с прозой. Однако и нас, творцов, набиралось порядочно. Только филфак поставил с дюжину поэтов и прозаиков. Намоем курсе учились Юрка Голуб,
Алесь Комаровский, Иван Станкевич, Леонид Радкевич, Иван Клименков. Курсом позже — Евгения Янищиц, Алесь Рязанов, Виктор Ярац, Евгений Хвалей. А на курсах постарше — Марьян Дукса, Сергей Законников, Владимир Дюба, Михась Губернаторов, Генрих Далидович, Микола Малявка, Казимир Камейша, Геннадий Дмитриев, Федор Черня, Эдуард Зубрицкий... По памяти всех не могу назвать, если кого это заинтересует, то полистайте коллективные университетские сборники. Первый «Падарунак» был издан в 1958 году под редакцией Михаила Ларченко и с предисловием Ивана Науменко. Следующий «Узлёт» в 1965 году был собран Олегом Лойко. И открывался он стихотворением Рыгора Семашкевича:
Спакойныя магутныя дубы,
Крыніца разам з птушкамі шчабеча,
Прызыўны кліч ласінае трубы
Заве на баравое веча.
Это была небольшого формата и объема книжечка, зато следующая — «Натхненне» — была издана на мелованной бумаге, довольно объемная. В 1971 году вышел антологический сборник «Універсітэт паэтычны», приуроченный к 50-летию БГУ. Потом будут еще «Вёсны» в 1977 году — все с той же легкой руки Олега Лойко и благодаря его стараниям; как свидетельство внимания филфаковских преподавателей к начинающим писателям у меня хранится сборник рассказов Ивана Науменко «Хлопцы-равеснікі» с благожелательным автографом, датированный 1966 годом, когда я был еще первокурсником.
Кроме литобъединений важное значение имело и группирование молодых авторов вокруг литературно-художественных журналов. В «Маладосці» молодых собирал Микола Аврамчик, в «Полымі» — Анатоль Велюгин. Редакции были своеобразными литературными клубами, где могли встречаться писатели разного возраста, что предполагало поддержку старшими младших. Мне пришлось несколько раз бывать на квартире у Анатолия Степановича Велюгина, где довольно часто бывали Семашкевич и Голуб. Они имели даже свои ранги и звания. Семашкевич почему-то был окрещен Гамлетом, Голуб — юнгой, Казимир Камейша — корнетом, Рыгор Бородулин — боцманом. А сам Велюгин, не с легкой ли руки Бородулина, имел звание адмирала. Также там бывали поэты старшего возраста, артисты, киношники...
Рыгор Семашкевич заявил о себе как о поэте в республиканской печати еще 1959 году, в четырнадцать лет. К слову будет сказано, студентом Семашкевич стал в шестнадцать лет, не окончив среднюю школу. В то время такое было возможно. В настоящее время Семашкевич наиболее воспринимается как поэт, хотя еще со студенческих лет он активно работал как исследователь литературы и культуры Беларуси. Внимание его было сосредоточено на белорусском национальном движении в конце ХІХ начале ХХ столетия, что не особенно приветствовалось.
Еще студентом он написал научно-исследовательский очерк «Бронислав Эпимах-Шипило» об очень заметной личности в белорусском национальном Возрождении. Книга вышла в издательстве «Навука і тэхніка» в 1968 году. Через три года им издано исследование «Беларускі літаратурна-грамадскі рух у Пецярбурзе. (Канец ХІХ — пачатак ХХ ст.)». Разрабатывать тему белорусского национального Возрождения он будет и дальше: напишет о дружеских отношениях Бронислава Эпимаха-Шипило и Янки Купалы, о «нашенивском» периоде жизни и творчества Купалы. К Купале у Семашкевича было свое личное особое отношение. Он считал его гением не только национальной, но и всемирной литературы. Он считал, что Купала как следует не известен не только всему миру, но и своему народу, которому если известен, то поверхностно. О роли Игната Буйницкого в становлении белорусского театра Семашкевич напишет эссе «Світка Буйніцкага». Еще Рыгор Михайлович хотел написать об Алесе Бурбисе, примечательной личности в белорусском Возрождении, который был одним из основателей Белорусской социалистической громады, простым актером в труппе Буйницкого, сам был постановщиком нескольких спектаклей, позже работал заместителем наркома иностранных дел БССР. Рыгор собирал о нем материалы в архивах и не только.
Однажды Семашкевич показал мне копию статьи из газеты «Звязда» о похоронах Алеся Бурбиса, который умер в 1922 году. Его гроб под траурную музыку духового оркестра несли на руках с площади Свободы на Сторожевское кладбище. Похоронен Бурбис был рядом со Степаном Булатом, что и служило Рыгору ориентиром в поисках могилы. Мы за день буквально на коленях обползали уже довольно разрушенное Сторожевское кладбище, находили почти полностью ушедшие в землю надмогильные камни еще начала ХІХ столетия с надписями в том числе и на польском языке, но ни одной, ни другой могилы не нашли. Потом у Семашкевича появились сведения, что перед закрытием Сторожевского кладбища Булат и Бурбис были перезахоронены на Военном кладбище. Мы обследовали и Военное кладбище, но могил так и не нашли, зато у самой калитки наткнулись на совсем разрушенное надгробие Всеволода Игнатовского. Мы пришли к выводу, что те перезахоронения могли быть «подрезаны» во время послевоенной застройки Долгобродской улицы, или тех национал-коммунистов и «нацдемов» никто и не перезахоранивал.
Научно-исследовательская работа требовала работы в архивах Вильни и Ленинграда, городах, которые Семашкевич любил. Вильню за то, что это наша Вильня, а северную столицу за то, что с ней была связана жизнь Анны Ахматовой.
Семашкевич начинал свой творческий путь со стихов. Поэзию он знал, любил, чувствовал. Читал ее много: белорусскую, русскую, зарубежную, круг уважаемых им поэтов был велик. Но Анна Ахматова занимала в нем особое место, ее он просто боготворил. Мало того, что он знал все напечатанное о ней, он собирал об Ахматовой самые незначительные публикации и упоминания, появлявшиеся в периодической печати. Его можно было обидеть, отмахнувшись от новой находки об его иконе.
Для самой Анны Ахматовой столь значимым был Пушкин. Начиная с 20-х годов она занималась Пушкиным, не прерывала эту работу всю жизнь, намеревалась издать книгу о Пушкине. К сожалению, рукопись этой книги не сохранилась, но сохранилось составленное содержание того, что она собиралась включить в нее. На основе этого содержания в ленинградском отделении издательства «Советский писатель» в 1977 году была издана книга Анны Ахматовой «О Пушкине» с основательными научными комментариями.
