Ориана Фаллачи - Почему они фидаины?
Обзор книги Ориана Фаллачи - Почему они фидаины?
Ориана ФАЛЛАЧИ
ПОЧЕМУ ОНИ ФИДАИНЫ?
Каждый день, открывая газеты, мы читаем тревожные сообщения с Ближнего Востока: арабские страны ведут справедливую войну против агрессии Израиля. Один из фронтов этой войны — тот, где сражаются палестинские патриоты. Борьба палестинских партизан, объединенных в различные организации («Фатх» — одна из таких организаций), привлекла к ним внимание всего мира.
Ориана Фаллачи, отрывки из репортажей которой мы предлагаем вашему, читатель, вниманию, — весьма известная итальянская журналистка. Далеко не всегда ей, представительнице буржуазной прессы, удавалось подняться выше привычного для буржуазных либералов Запада понимания событий. Но — такова реальность происходящих на Ближнем Востоке событий, такова правда справедливой борьбы арабов — что в данном случае все симпатии автора отданы патриотам-фидаинам. Кто они, эти борцы с сионизмом, с политикой геноцида, творимого властями Израиля? В каких условиях живут и сражаются?
Об этом идет речь в репортаже...
Из Аммана выехали ночью. Ночь была холодной и ясной, прекрасная ночь для бомбардировок, и воздух, казалось, дрожал — вот-вот что-то случится. Не глядя на меня, сквозь зубы Абу Джордж пробормотал:
— Ты по-прежнему хочешь туда попасть? Недавно был у меня такой случай: один журналист, такой же, как ты, прямо с ума сходил — так он хотел попасть туда, а когда пришла пора ехать, отказался. Вот я и спрашиваю, ты все еще хочешь попасть туда?
— Да, Абу Джордж.
— И тебе совсем не страшно?
— Мне очень страшно, Абу Джордж.
— Подожди, на рассвете тебе будет еще страшнее — появятся самолеты, заработает артиллерия...
— Я знаю, Абу Джордж.
— Ну, тогда все в порядке.
Абу Абед не вставил в разговор ни слова, он сидел сгорбившись и кусал ногти. Мы выехали на старой машине; Абу Джордж сел за руль, Абу Абед — впереди, рядом с ним. Меж сиденьями они пристроили пулемет, и всякий раз, когда колесо наскакивало на камень или попадало в яму, пулемет, глухо звякнув, наклонялся и заглядывал дулом мне в глаза. Первый контрольный пост мы встретили, едва выехали из Аммана, — нас остановили для проверки документов иорданские полицейские. Но не проехали мы и нескольких метров, как на обочине дороги выросли две фигуры; они были одеты в маскировочные костюмы, лица прикрыты куфией, дула двух автоматов уставились на нас из темноты. Абу Джордж было крикнул им: «Фатх!», — но то, что днем безошибочно и магически открывало нам все двери, ночью не действовало. Пришлось показать наши бумаги, пришлось терпеливо разъяснить наш маршрут и цели поездки. Наконец мы снова двинулись по нашей бесконечной дороге, которая при определенной доле невезения вполне могла привести нас к смерти.
С нашими провожатыми мы знакомы уже пять дней, но они нам не доверяли. Откровенно говоря, у нас на душе тоже неспокойно. Они назвались Абу Джордж и Абу Абед, но Джордж не был Джорджем, а Абед — Абедом. Единственно, чему можно доверять, — Абу. У палестинских партизан это обращение заменяет «товарищ», а дословно означает «отец». Абу Джорджу было лет двадцать шесть. Ничего толком об этом парне с каштановыми волосами и глазами, полными затаенной обиды, мы не узнали; известно нам было только, что он бывший студент-медик, еще недавно учился в Калифорнийском университете, потом приехал сюда. Абу Абеду было лет тридцать пять. О нем мы знали только, что по профессии он инженер, специализировавшийся на строительстве плотин, да еще то, что он безумно влюблен в свою жену. Как и Джордж, он стал участником Сопротивления недавно, это нетрудно было уяснить по их поведению — они слишком нервничали, чтобы быть опытными бойцами.
Оба они входили в организацию «Фатх». (При расшифровке слово это означает «Движение освобождения Палестины» — «Харакат ат Тахрир аль Фалястини». Начальные буквы этого названия, прочитанные наоборот, и дали «Фатх». Если прочесть сокращение в правильном порядке, слева направо, то получится слово «хатаф», что по-арабски означает «смерть», «фатх» же, или «фатах», означает «победа».)
Оба они ответственны за работу с журналистами и сейчас должны доставить нас на тайные базы. На этих базах партизаны укрываются, с них они атакуют израильские позиции, пересекая для этого заградительные полосы, оснащенные фотоэлектронным оборудованием и минными полями. «Это такие базы, которые еще ни один иностранный журналист не видел». — «Да, Абу Абед». — «Вы не должны спрашивать у нас их координаты, если же вы сами догадаетесь об их местонахождении, вы никогда не должны об этом рассказывать». — «Да, Абу Абед. Не волнуйся».
Я ему сказала — не волнуйся, хотя сама в ту минуту волновалась необычайно. Волновалась, правда, по иной причине: такова уж моя профессия — нести людям свежую информацию. В ней не только ответственность, в ней для меня всегда и личная драма. Однажды ты прочла, что сотни и сотни тысяч людей — палестинцев — превратились в беженцев или же были изгнаны со своей земли. Миллион в 1948 году, триста тысяч в 1967 году, как овцы в загоны, согнаны в лагеря беженцев, расположенные в Иордании, Сирии, Ливане, под ненадежную защиту палаток, которые ветер срывает с места, а дождь вбивает в грязь, под металлические крыши бараков, которые зима превращает в глыбы льда, а лето в пышущие жаром печи. Люди, у которых обрублены корни их жизни, люди униженные, лишенные всякой собственности и всяких прав: новые изгои нашей Земли. Эти новые изгои породили новое таинственное слово: фидаин. Ты спросила, что это слово означает, и тебе ответили: люди, готовые пойти на любую жертву, бойцы-партизаны.
К ним относятся по-разному: одни называют героями, другие террористами, знающими ненависть лишь ради ненависти. И тогда ты решила найти их и узнать, кто они на самом деле.
Дело нелегкое, тем более если ты не веришь в войну как способ решения конфликтов. Твой пацифизм заставляет их быть подозрительными.
Кровь за кровь, отвечают они, а если ты не с нами, то ты против нас. Если тебе что и помогло, так это искренность. Тебя долго изучали, а потом один из руководителей «Фатха» — Абу Лотуф — вынул листок бумаги и написал на нем по-арабски две-три фразы. Мы ехали уже около часа, и у каждого поста повторялась одна и та же процедура проверки наших бумаг. В конце концов я не выдержала и спросила у Абу Абеда: «Что ж там все-таки написано на этом листке?» Сначала Абу Абед заколебался, но потом, решившись, вынул листок из кармана и прочитал: «Она не враг Израиля. Она не друг Палестины. Пока не друг. Приказываю помочь ей в работе и показать наши базы. Как на севере, так и на юге».
Там, за рекой, родина
Базы фидаинов в основном сосредоточены вдоль границы Ливана с Сирией и Израилем, Иордании с Израилем, Иордании с Сирией — там сосредоточены наиболее важные лагеря по подготовке партизан, а также на границе Иордании с Саудовской Аравией. Но все же базы, расположенные во внутренних территориях, не имеют того стратегического значения, что базы по берегу Иордана и Мертвого моря. Там, как мне однажды сказали, находится не меньше сорока двух тысяч фидаинов. Все это, конечно, известно израильтянам, неизвестно им только, где именно располагаются лагеря и какие силы сосредоточены в каждом из них. И не только потому им неизвестно, что группы эти немногочисленны и всегда готовы рассеяться и скрыться, но и потому, что группы эти часто меняют свое расположение. Место выбирается согласно классическим законам партизанского искусства: лес, посадки, развалины разрушенной деревни, стены вокруг заброшенного дома с сохранившимися плантациями. Выявить такой лагерь без точной агентурной информации — дело труднейшее. И израильтяне нередко идут на то же, что и американцы во Вьетнаме: артиллерия старательно обрабатывает случайно выбранную зону, а самолеты поливают огнем любой предмет, передвигающийся по дороге.
Эту дорогу, что ведет к реке, мы быстро признали. Раньше мы уже ездили по ней, пробираясь к мосту Алленби. Да и трудно спутать ее: дорога спиралью взбирается в горы, а потом стремительно кидается вниз, ниже уровня моря, и тут уж ты наверняка почувствуешь, как моментально закладывает уши, и надолго запомнишь ее. Впрочем, нашим провожатым мы, естественно, не сказали, что дорога нам знакома, их молчание было красноречиво — оно требовало молчания взаимного. Чтобы обмануть самолеты врага, Абу Джордж погасил фары, а чтобы услышать вовремя врага, Абу Абед высунулся из окна. Лишь когда внизу в долине показалось озеро света, а за этим озером и другие более далекие зарева, оба наших провожатых, позабыв о всякой осторожности, закричали: «Иерихон! Иерихон! Иерусалим!» И Абу Джордж тихо, как плачут мужчины, произнес: «Я даже чувствую, как пахнет в Иерусалиме жасмин». Мы были уже у Эль-Шуна, последней деревни у моста Алленби, вконец разрушенного ракетами и минометами, и свернули налево — на дорогу, которая ведет к Иордану. Запах жасмина и в самом деле чувствовался, да и огни Иерихона казались совсем уже близкими, готова поспорить, что в бинокль можно было вполне разглядеть израильских солдат. Стали чаще и контрольные посты: каждые два-три километра нас останавливал голубой луч света, затем появлялось пять или шесть фигур с лицами, тщательно скрытыми куфией. Наставив на нас автоматы, они требовали документы. Проверив их, произносили: «Оуйа!» — «Осторожнее!» И, не зажигая фар, мы следовали дальше, подпрыгивая на колдобинах и всех камнях, которые только лежали на этой дороге. Хотя, быть может, это уже была и не дорога, а просто поле; и Абу Абед бормотал: «Завтра же мы должны уехать, понятно? Здесь, как видите, не очень-то безопасно».
