Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07
— Сегодня суббота. Я обзвонила весь город. Ни один водопроводчик не согласился иначе, чем за повышенную плату. Очень повышенную.
— А вы что, знаете, как чинить краны? — спросил Сай мистера Авакяна.
— Он знает все о языках, — пояснила Саманта. — Он преподает в колледже.
— Да? — Сай окинул взглядом тощего молодого человека в черной водолазке и с легкой бронзовой щетиной на подбородке. — И где же вы преподаете?
— В колледже кулинарных искусств, — ответил тот.
— И что же это за кулинарный техникум такой, где преподают лингвисты?
— Он находится здесь, в Кеймбридже, — с достоинством ответил мистер Авакян. — На Маунт-Оберн, неподалеку от Гарварда.
— Это там я научилась выпечке, — подхватила Саманта. — Не в Гарварде, конечно. В кулинарных искусствах. Поэтому я туда позвонила и спросила, знает ли кто-нибудь из тамошних преподавателей языки, и мне назвали мистера Авакяна и дали его телефон.
— Она сказала, что дело срочное, поэтому я и поспешил, — пояснил мистер Авакян. — А то бы я успел побриться.
— И она вам сказала, что кран разговаривает по-итальянски?
— Не кран, — возразил мистер Авакян. — Если вы прислушаетесь, то поймете, что слова произносит вытекающая из крана вода.
— Так значит, вода говорит по-итальянски?
— Это просто поразительно! — Авакян рассмеялся. — По-настоящему поразительно.
Сай снова застегнул молнию на парке и решительно заявил:
— Я иду за водопроводчиком.
Резко развернулся и вышел из дома.
7.После того как за Саем захлопнулась дверь, в кухне наступила долгая минута тишины. Потом Саманта задумчиво произнесла:
— А может, я и впрямь начинаю слышать воображаемые голоса? Может, у меня просто крыша едет?
Она смотрела в глаза мистеру Авакяну, как бы желая прочесть в них ответ.
— Если два человека не слышат одно и то же, это не означает, что один из них сумасшедший. — Он сдержанно улыбнулся. — Скорее всего, один из них слегка глуховат.
— Сай не глухой, — возразила Саманта, но как-то уныло.
— Есть люди, не различающие цвета. Есть люди, не различающие тона. Вполне возможно, что он глуховат.
— Да?
— Некоторые даже с закрытыми глазами могут безошибочно определить, по какой клавише пианино вы ударили. Другие не услышат разницы между нотами до и ре, даже если их сыграть одну за другой. Таким людям кажется, что они слышат один и тот же звук, хотя для большинства это будут разные звуки.
Мистер Авакян сделал паузу: Саманта глядела на него с таким всепоглощающим вниманием, что ему показалось — она хочет что-то сказать. Но Саманта не произнесла ни слова.
— Некоторые не воспринимают тонкие звуковые различия, — продолжил Авакян. — Именно потому, что различия слишком малы. Вы мне говорили, что звуки, которые нужно было услышать, находятся как бы за звуком текущей, журчащей, плещущей воды или внутри него. Совершенно верно. Но воспринять их непросто. Для мистера Джиардино это невозможно. Или для других людей, похожих в этом смысле на мистера Джиардино.
Саманта рассмеялась и сделала жест рукой, как будто от чего-то отмахиваясь.
— Нет никакого мистера Джиардино. Его зовут мистер Кляйнер. Это я Саманта Джиардино.
— О! Э-э, так вы не…
— Не женаты? Нет.
— У вас такое прекрасное имя, Саманта Джиардино.
Мистер Авакян выглядел так, как будто что-то привело его в неописуемый восторг.
— Вообще-то, мое полное имя Саманта Примавера Джиардино. Второе имя — это что-то вроде моей маленькой тайны.
— Саманта Примавера Джиардино, — повторил он, и лицо его прояснилось, Как небо на рассвете.
— Пожалуйста, зовите меня просто Саманта, мистер Авакян, — попросила она, протягивая руку.
— А вы меня, пожалуйста, Дзено, — ответил он, пожимая ей руку так, как будто они увидели друг друга первый раз в жизни.
После этого Саманта вновь открыла кран, и они оба склонили головы в мойку. Они экспериментировали, регулируя мощность потока и располагая в раковине под разными углами миски, ситечки и дуршлаги. Самое лучшее звучание получалось при средней силе потока, когда в мойке возвышались неровно штабелированные тарелки и миски, а на решетке стока стояло наклонно пристроенное ситечко.
— Это чистейший флорентийский диалект, — пробормотал Дзено, глубоко погрузив голову в раковину. — То, что мы слышали раньше, со всеми этими акцентированными звуками «у», я полагаю, был сицилийский говор.
— А что оно говорит? — спросила Саманта почти шепотом. Ее голова находилась рядом с головой Дзено. — Я по своему самоучителю еще не продвинулась дальше слов «аэроплано» и «туристика».
— Это песня, да, любовная песня из комической оперы.
Саманта предложила поэкспериментировать, помещая разные предметы непосредственно в струю воды. Она забросила в раковину виноградную кисть, и оба снова склонили головы, внимательно прислушиваясь. Сначала Саманта слышала только мягкое журчание воды, обтекающей виноградины, а затем ясно различила настоящее пение. Она повернула лицо к Дзено как раз в тот миг, когда он сам к ней повернулся. Их лица оказались в такой близости, что Саманта ясно видела, как блестит солнце на рыжих щетинках на его подбородке и в каких местах его нежные губы слегка потрескались от зимнего ветра. Она сделала движение, чтобы поцеловать его… нет, не сделала, а просто нерешительно прошептала:
— Мне кажется… мы… нам надо остановиться.
Дзено, схватившийся за край раковины, чтобы не провалиться в глубину этих темных глаз, ответил тихо, как будто ему не хватало воздуха:
— Мне тоже… так показалось…
Они медленно подняли головы, чтобы ненароком не задеть друг друга. Саманта испустила печальный вздох, нехотя перекрыла воду и смотрела, как Дзено натягивает свою тонкую поношенную ветровку. На пороге он повернулся к ней и сказал:
— Уверен, вы готовите превосходную выпечку.
— Я профессиональный кондитер, вот и все, — ответила Саманта.
— Но это же великолепно, это поразительно! — воскликнул Дзено, и видно было, что он говорит искренне.
— Выпечка? Что же в ней поразительного? Это ведь не наука.
— Это искусство, — твердо заявил Дзено.
Саманта немного растерялась.
— Немного найдется людей, которые могли бы такое сказать. Вы действительно так думаете?
— Кулинарное искусство принадлежит к важнейшим и самым необходимым искусствам, — горячо проговорил Дзено. — Необходимо развитое воображение, чтобы придумать великолепное угощение, лакомство, которого еще не существует, и потом создать его. А сложность творческого процесса, отбор натуральных продуктов — свежих яиц, какого-то определенного сорта масла, особой муки, живых дрожжей! И смешать все это в строгих пропорциях, а дальше трансформировать, натирая, раскатывая, запекая, и все это за точно отмеренное время. У вас, должно быть, выдающийся талант к кулинарии! Уверен, вы делаете превосходную выпечку!
— Да, в кафе «Монделло». Делаю. Да.
Саманта рассмеялась, она чувствовала себя счастливой.
8.Это было в субботу. А в воскресенье Саманта заметила, что вода, вырывающаяся из бачка в унитаз, тоже начала издавать новые звуки. Она специально несколько раз спустила воду, внимательно вслушиваясь. Горловые звуки не походили на какой бы то ни было из слышанных ею языков, но звучали раздраженно и злобно. Обычно сантехника таких звуков не издает. Саманта сомневалась, рассказать ли об этом Саю. С одной стороны, не хотелось его расстраивать, а с другой — она вовсе не желала, чтобы между ними были какие-то тайны. Поразмыслив и так и этак, Саманта решила ничего не говорить об этих странных звуках до тех пор, пока Сай не скажет, что нашел водопроводчика. И в глубине души она надеялась, что Сай его не найдет.
В понедельник после занятий аэробикой Саманта и Кейт отправились выпить в «La Brasserie». Сделав первый маленький глоточек, Саманта отставила бокал, наклонилась вперед и тихо произнесла:
— На днях я встретила самого чудесного мужчину. И не знаю, что мне делать.
— А в чем проблема? — спросила Кейт, тоже понижая голос.
— В воде. Я попросила его послушать воду, вытекающую из кухонного крана, потому что я не смогла вызвать водопроводчика. Так мы и встретились. Он послушал и сказал, что у Сая глухота в смысле различения тонов и что я не сумасшедшая.
— Пока не вижу, в чем затруднение, — заметила Кейт.
— Я думала о нем все утро, все долгое утро в кафе, а затем он вдруг возник за прилавком с выпечкой, как будто прямо из воздуха. Мое сердце так забилось, что я начала задыхаться. А в ушах послышался шум, как от ливня, и все в кафе как будто исчезло, и мы стояли там вместе, только мы вдвоем, разговаривая в самой сердцевинке бури.
