Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 10
Генерал запомнился как солдат, который дал присягу защищать свое Отечество, свой народ и этой присяге следовал до конца. Он — профессионал, владеющий не только военным искусством, но и искусством политики. В 2000 г. мы, его друзья в России, преподнесли оппонентам сюрприз: 9 мая Ойданич во время парада в Москве стоял на трибуне Мавзолея, что вызвало переполох не только в натовском дипкорпусе, но и среди некоторых пугливых дипломатов из российского МИДа и администрации Президента.
Несколько слов скажу и о Бориславе Милошевиче. Старший брат югославского лидера, занимавший пост посла в Москве, умудренный опытом карьерный дипломат, он хорошо понимал суть происходящего. Неизменно обращали на себя внимание глубина его оценок, логика выводов. У него не было заблуждений относительно того, что Запад готовит расчленение его родины. Свой пост в Москве он по праву считал важнейшим, поскольку отсюда мог, как ему казалось, оказывать реальную и эффективную помощь своей стране. Он буквально физически страдал, видя, как в Кремле и на Смоленской площади стали побеждать сторонники жесткого курса по отношению к его родной Югославии. И не его вина, что международный авторитет России, на который так полагался Борислав, был бездарно утрачен в ситуации вокруг СРЮ, да и не только там.
В группе специального представителя Президента РФ
14 апреля 1999 г. наступил новый этап участия России в разрешении косовской проблемы: В. С. Черномырдин получил назначение специального представителя Президента РФ по урегулированию конфликта в Югославии. Описанию этой миссии Черномырдин посвятил выпущенную в 2003 г. объемистую книгу «Вызов». Здесь не место полемизировать с ним, внимательный читатель, несомненно, и сам увидит кардинальное расхождение в оценках, содержащихся в книге бывшего премьера, и в суждениях автора этих строк.
Мне было ясно, что в переговорах с натовцами Черномырдину не обойтись без военных экспертов. Поэтому во время очередного доклада И. Д. Сергееву я высказал мысль о настоятельной необходимости включить в состав формируемой делегации представителя Министерства обороны РФ. Примерно через две недели, вернувшись от Президента, И. Д. Сергеев объявил, что инициатива наказуема — представителем от Министерства обороны Б. Н. Ельцин определил меня.
Хорошо понимая, что один в поле не воин, я подключил к работе своих ближайших подчиненных: вице-адмирала В. С. Кузнецова — начальника Договорно-правового управления Министерства обороны, генерал-лейтенанта В. М. Заварзина — представителя России при штаб-квартире НАТО в Брюсселе, а также нескольких офицеров главка. У всех нас существовало понимание того, что предстоит нелегкая борьба. Но цель — способствовать утверждению мира для братского народа, ликвидировать последствия острого военного, политического и этнического конфликтов, откровенно скажу, вдохновляла.
Переговоры по косовской проблеме должны были вестись в трехстороннем формате: специальный представитель Президента РФ В. С. Черномырдин, заместитель государственного секретаря США Строуб Тэлботт и президент Финляндии Мартти Ахтисаари, последний в качестве не просто посредника, но специального представителя Генерального секретаря ООН. Каждого из них сопровождали делегации из специалистов, включая военных.
Первая встреча участников переговоров, на которой я присутствовал, состоялась в Москве 27 апреля. Сама строгая, но величественная атмосфера знаменитого мидовского особняка на Малой Дмитровке, казалось, настраивала на серьезный разговор. Однако против моих ожиданий разговор сразу же пошел неспешно и, по сути дела, ни о чем. Стороны явно присматривались друг к другу, прикидывали возможности партнеров, сидевших за круглым столом в большом зале особняка. От финнов вообще была делегация невысокого уровня (М. Ахтисаари не приехал), и вели они себя скромно, больше отмалчивались. Диалог шел в основном между С. Тэлботтом и В. С. Черномырдиным. В заседании участвовал и министр иностранных дел РФ И. С. Иванов.
Единственное, чего достигли мы, военные, так это прощупали позиции американских коллег — генералов Д. Фогльсонга и Дж. Кейси. Сложилось впечатление, в целом оправдавшее себя позднее, что с ними можно вести диалог и достигать соглашений.
Накануне этих переговоров В. С. Черномырдин впервые в качестве спецпредставителя Президента России встречался с С. Милошевичем в Белграде. Среди прочего они пришли к договоренности о возможности миротворческой миссии на территории Югославии под эгидой ООН с обязательным участием России. В. С. Черномырдин сообщил об этом С. Тэлботту, но данный сюжет, по всей видимости, не рассматривался американцами как актуальный. В большей степени их интересовало, действительно ли югославский лидер согласен вывести армию и полицейские силы из Косово, готов ли на предоставление ему полной автономии. На этом первый раунд трехсторонних переговоров и завершился.
Мне довелось участвовать во второй встрече В. С. Черномырдина и С. Милошевича 30 апреля в Белграде. По дороге из аэропорта в резиденцию «Бели двор» запомнились очаги пожаров и разрушений: югославская столица вот уже месяц подвергалась многочисленным бомбардировкам и обстрелам. И это при том, что никто официально Югославии войну не объявлял.
Об этом в первую очередь и говорил С. Милошевич на встрече с российской делегацией. Югославский лидер показался мне собранным, уверенным в себе, прочно держащим нити управления страной и ее обороной. Тогда же я узнал подробности расследования независимой комиссией происшествия в селе Рачек, получившем печальную знаменитость. В свое время здесь было обнаружено захоронение, как об этом объявили западные СМИ, албанцев со следами пыток и насильственной смерти. Натовцы использовали этот факт как предлог для давления на Югославию, а затем и в качестве повода для агрессии. Эксперты же нейтральных стран Европы убедительно опровергли так называемые «зверства сербских сил безопасности», но агрессию этим было уже не остановить. Натофашистам был нужен повод, и они его получили.
С. Милошевич, говоря о позиции белградских властей, настаивал, что не они, а именно албанцы провоцируют ожесточенные столкновения, нагнетают обстановку, а потом апеллируют к западному сообществу, ища поддержки.
В. С. Черномырдин слушал, но создавалось впечатление, что не слышал своего собеседника. В традиционном для него стиле, известном всем россиянам, говорил много, но невнятно, сбиваясь на очевидные доводы: «Нужно все это кончать», «Слободан, ты что, хочешь, чтобы страну разбомбили?» и т. п. Играя роль «своего парня», пусть простоватого, но справедливого, он ни одну сторону полностью не одобрял. В чем-то стоял на позиции Белграда, а в чем-то хоть и не одобрял действия НАТО, но относился к ним с пониманием. Проскальзывали такие нотки: если бы действовали погибче, смогли бы за столом переговоров договориться — и тогда не было бы никаких бомбардировок.
После обеда состоялась новая встреча, но уже в узком составе: В. С. Черномырдин, В. Е. Ивановский — представитель МИДа, присутствовал и я. Разговор шел более конкретный, о том, на какие договоренности можно выйти. И С. Милошевич, и другие члены руководства Союзной Югославии считали возможным вести переговоры с натовцами исходя из следующего базового принципа: Косово остается неотъемлемой частью Югославии, конкретно — Сербии. При этом подчеркивали особо, что краю будет предоставлен статус широкой автономии.
Когда стали обсуждать вопрос, с кем из косовских лидеров разумнее всего сотрудничать, я впервые услышал, что у С. Милошевича и других руководителей такое позитивное отношение к Ибрагиму Ругове. Ставка на И. Ругову даст плоды, высказывали уверенность югославские руководители, потому что он наиболее вменяемый из албанских лидеров и всю сложность ситуации понимает.
В. С. Черномырдин высказал согласие с такими принципиальными вопросами, как оставление Косово в составе Союзной Югославии (о Сербии он не говорил), одобрял контакты с И. Руговой. Но вновь не уставал повторять, что надо прекращать бомбардировки и переводить ситуацию в русло политического урегулирования. Позиция, в общем-то, беспроигрышная. Кто же из сидевших за столом переговоров стал бы выступать за продолжение бомбардировок? Однако обращало на себя внимание, что Черномырдин избегал глубокой проработки условий прекращения боевых действий. Складывалось впечатление, что препятствие здесь одно — позиция югославских властей. А агрессивные действия Запада как бы выводились за скобки.
Тем не менее переговоры оставили у хозяев впечатление, что Россия стоит на стороне Югославии (сужу по разговорам с генералом Д. Ойданичем и другими высшими военными), и породили у них определенный оптимизм накануне встреч В. С. Черномырдина с западными лидерами.
