Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06
И вторая служба — гнать отсюда бесов, которые горазды были в недавние годы распевать здесь дурные песенки для культурного развлечения земляков Шукшина. Пикет не для этого. Здесь, на Пикете, надо говорить о главном, слушать лучшее».
* * *Оглядываясь на печатные и устные отклики, оценивающие отдельные факты жизни и дел Шукшина, особенно те, что злонамеренно искажают его отзвучавшую жизнь, зримо вспоминаю единственную встречу Шукшина в последнюю весну его жизни с великим русским зодчим К. С. Мельниковым, с первой минуты перешедшую в исповедальное общение, во время которой Константин Степанович, касаясь партизанского существования русских на своей земле, высказал, видимо, многолетием выношенную мысль: «Беспутство — дар русской стихии творить бесценное». Афоризм задел. Шукшин смеялся грустно. Да примеров не перечесть. «Беспутными реакционерами» историческая память запечатлела издателя Алексея Сергеевича Суворина и светлейшего князя Воронцова Михаила Семеновича, так много совершившего во имя России, Грузии, Крыма. Беспутным наречен старинный закон Руси — «Слово и дело», искоренявший мздоимство и доносительство. Или вглядитесь в Третьяковке в лицо М. П. Погодина кисти Перова — и про него афоризм Мельникова.
Равнодушие или беспутство не гонит нас действовать — разом окоротить желающих стащить памятник к дороге?!. Мы — вооруженные смыслом памятника на вершине холма, который емко выразил на чтениях в своем выступлении СОВЕСТЬ РУССКИХ ЛЮДЕЙ нашего времени Валентин Григорьевич Распутин!..
Сергей Субботин
О БЕЛОВЫХ АВТОГРАФАХ, О «БРЭНДАХ», И НЕ ТОЛЬКО
Печальная доля — так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить…
Весной 2003 года в молодом петербургском издательстве «Росток» вышло собрание автобиографических материалов, статей и писем великого русского поэта Николая Клюева «Словесное древо» (вступительная статья А. И. Михайлова, составление и подготовка текста В. П. Гарнина).
Издание такого рода появилось впервые. В полный голос звучит с его страниц клюевское прозаическое слово, до того почти неизвестное читателю-неспециалисту. Наконец-то воздано должное безвинно расстрелянному в 1937 году поэту, чьё имя и творения насильственно замалчивались многие десятилетия. Произошло подлинно значительное событие: для людей, которым по-настоящему дорога исконная русская речь, открылась (пусть и с немалым опозданием) возможность погрузиться в уникальную словесную купель, имя которой — проза Николая Клюева.
Это событие смогло произойти прежде всего благодаря деятельности составителя и комментатора книги — В. П. Гарнина. Достойно уважения, что этот человек, в начале 1990-х годов ставший после тяжелой операции пожизненным инвалидом, сумел найти в себе силы подготовить к печати два тома произведений Клюева («Словесное древо» и собрание стихотворений поэта «Сердце Единорога»). Но не только. Отыскав деньги на издание, он довёл эти книги до выхода в свет, начиная от собственноручного копирования и перепечатки всех текстов Клюева до вычитки всех корректур. Это дело без преувеличения стало делом всей жизни В. П. Гарнина.
Однако уже в начале отклика на «Словесное древо» (Азадовский К. О беловых автографах // Вопросы литературы. 2004. № 5, с. 344–367) слова дело всей жизни, отнесенные к В. П. Гарнину в связи с выходом этой подготовленной им книги, взяты рецензентом в (на мой взгляд, абсолютно неуместные) иронические кавычки.
Побудительные мотивы к этому прояснятся ниже… Здесь же напомню, что К. Азадовский внес значительный вклад в поиск, публикацию и изучение творческого и эпистолярного наследия Клюева в 1970–1990-е годы. Его перу принадлежит первая биография поэта (два издания: в 1990 и в 2002 г.), а его имя — один из тех (пользуясь его собственной терминологией) «брэндов», которые, явственно обозначившись уже в «перестроечные» дни, в постсоветское время укрепились еще заметнее.
Словом, такому знатоку вроде бы и книги в руки…
Однако отклик К. Азадовского начинается с подчеркнутого отказа от разговора о творчестве самого Клюева вообще. Имя автора «Словесного древа» как творца возникает лишь в самом начале рецензии, да и то не само по себе, а в краткой полемике с концепцией творческой личности поэта во вступительной статье А. И. Михайлова к книге. А затем — пристально и с пристрастием — рассматриваются лишь результаты работы В. П. Гарнина как текстолога и комментатора. О такой расстановке акцентов можно, конечно, посожалеть (как, впрочем, и о том, что человек, никогда не читавший других статей К. Азадовского и его книг о Клюеве, из содержания рецензии может заключить, что для ее автора, как говорится, «важен не Шекспир, а комментарии к нему»). Но — что имеем, то имеем…
С самого начала в рецензии появляются формулировки типа: «С юридической стороны всё, кажется, чисто» и т. п. (такая лексика, пожалуй, более пристала, например, состязателям-юристам на судебном процессе, чем учёному-филологу). Постепенно прокурорский тон набирает силу. Оспаривая ремарки «Печатается по беловому автографу», которые В. П. Гарнин дал в комментариях к ряду писем Клюева, рецензент (ещё до изложения доказательных аргументов, т. е. с порога) выдвигает обвинение: «…Гарнин — вопреки им написанному — вовсе не обращался к архивным оригиналам» (здесь и еще дважды ниже курсив мой. — С. С.). Однако буквально через несколько слов обвинительный накал несколько понижается: «Это относится, во всяком случае, к письмам Клюева Блоку…». И только затем выясняется подоплёка прокурорского пафоса рецензента, — он обнаружил, что «в „Словесном древе“ сохранены практически все неточности», которые были допущены им самим при первой публикации упомянутых писем (Литературное наследство. М.: Наука, 1987. Т. 92. Кн. 4; далее — «ЛН»).
Так вовсе, во всяком случае или практически не обращался комментатор «Словесного древа» к подлинникам клюевских писем к Блоку?
К. Азадовский категоричен безоговорочно: «Нет, не по беловому автографу, а по публикации в „Литературном наследстве“ (1987) печатал Гарнин письма Клюева к Блоку!» (здесь курсив автора. — С. С.).
Между тем печатные тексты стихотворений Клюева, беловые автографы которых были составной частью его писем Блоку, были сверены В. П. Гарниным именно с этими автографами ещё при подготовке к печати книги клюевской поэзии «Сердце Единорога» (1999).
И не просто сверены. В ряде случаев при этой сверке В. П. Гарнину удалось устранить искажения, допущенные ранее К. Азадовским при первых публикациях некоторых из них. К примеру, тексты таких стихотворений Клюева 1908 года, как «Под плакучею ракитой…», «Победителям», «Горние звёзды как росы…», впервые появились в печати в аутентичном оригиналам (т. е. беловым автографам) виде как раз в «Сердце Единорога» (с. 95, 96, 106, 111, 112).
Таким образом, обвинение К. Азадовского, что В. П. Гарнин «вовсе не обращался» к архивным источникам писем Клюева, является совершенно некорректным.
К сожалению, при подготовке «Словесного древа» составитель книги принял ошибочное решение не включать в нее стихи Клюева, имеющиеся в его письмах к Блоку (а также и к другим адресатам, в частности к А. Яр-Кравченко). Этот пробел, без сомнения, оказался рецензенту на руку. Ни словом не упомянув о предыдущей работе составителя «Словесного древа» с беловыми автографами стихотворений Клюева из архива Блока (несомненно, известной рецензенту из подробного комментария В. П. Гарнина к этим стихотворениям в «Сердце Единорога»; см. с. 829–847 этой книги), К. Азадовский использовал ситуацию, чтобы теперь навести своё «уличительное стекло» лишь на прозаическую часть клюевских писем Блоку, содержащих указанные стихотворные тексты.
Рецензент приводит шесть примеров полного совпадения неисправных прозаических мест из указанных писем, имеющихся как в «Словесном древе», так и в публикации в «ЛН», на самом деле вышедших из-под пера Клюева в другом виде. При этом К. Азадовский отмечает, что собственные публикаторские ошибки 1987 года были им устранены в новом издании (Клюев Н. Письма к Александру Блоку 1907–1915 / Публ., вводная статья и коммент. К. М. Азадовского. М.: Прогресс-Плеяда, 2003).
Пятнадцать лет назад я провёл полную сверку текстов писем Клюева к Блоку, опубликованных К. Азадовским в «ЛН», непосредственно с оригиналами — автографами Клюева, хранящимися в Центральном (ныне Российском) государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ). Из сравнения печатных текстов писем Клюева Блоку в книгах, подготовленных К. Азадовским и В. П. Гарниным, с результатами этой сверки теперь оказывается возможным получить представление об отличиях этих текстов от их рукописных протографов.
