Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07
Другим знаковым событием стало появление игр по «авторским мирам» — не по какой-то конкретной книге, историческому событию или эпохе, а такие, где мир и сюжет создавали сами мастера игры. На самом деле это произошло достаточно давно, первые подобные игры появились еще в середине 1990-х. Но именно это явление, наверное, следует считать ключевым в развитии ролевого движения — отныне игра перестала быть производной от уже кем-то созданного вторичного мира, она сама превратилась во вторичный мир, фактически равноправный литературе.
Повесть Евгения Лукина поднимает и эту тему: о ролевой игре как слепке с реальности, но слепке второго порядка, потому что первый порядок — это литература. Однако постепенно игра трансформируется, превращаясь в этот первый порядок: люди играют уже не по литературе, игра сама становится художественным произведением.
Но ведь есть и отличия игры от литературы? Да, и главное заключается в том, что художественное произведение можно написать о чем угодно, а вот сделать игру по любой книге невозможно. «Играбельное» произведение должно обладать рядом свойств, в первую очередь — пространством, на котором разворачивается взаимодействие персонажей. Чем сложнее это пространство, тем проще добиться от игроков сложных взаимодействий, самоподдерживающихся без вмешательства мастера.
Фактически ролевая игра рождается лишь от взаимодействия персонажей, от «приключений тела» (гораздо реже «приключений духа»). Внутренние переживания игрока, душевная работа оказываются лишь следствием его внешних, сюжетных взаимодействий — если, конечно, такая работа возникает вообще. В то же время в литературном произведении вариантов может быть гораздо больше, и раскрытие психологии героя необязательно связано с экшеном, передвижениями в пространстве и во времени. А вот в ролевой игре без экшена не обойтись.
Существуют, правда, игры, в центре которых стоят только обработка информации и принятие решения, но они, скорее, относятся к профессиональным тренингам и редко создают новые персонажи: каждый ее участник, как правило, отыгрывает самого себя.
Итак, ролевая игра все-таки уже литературы: ведь основные усилия ее создателей уходят на решение технических вопросов, на создание механизмов, которые обеспечили бы взаимодействие игроков друг с другом, и только в случае удачи — рождение новых сущностей.
В самом деле, ролевые игры постоянно нарабатывают новые технологии, однако технологии эти не действуют без творчества, без вдохновения (и в этом, между прочим, состоит еще одно их сходство с литературой). Существуют строгие законы стихосложения, однако знание их не делает человека поэтом, и даже соответствие некоего текста правилам грамматики и стилистики не превращает его в литературное произведение. Так и игра: она невозможна без таланта, без «божьей искры».
И все же у игры есть то, чего нет даже у самой лучшей, самой глубокой психологичной книги, — интерактивность. В игре дается не портрет персонажа, в ней рождается сам персонаж, живой человек. И это уже не просто попытка «пожить в Средиземье». В нынешних играх нередко случается, что человек играет вовсе не то, что планировал, к чему готовился и чего ожидали от него. Персонаж начинает жить собственной жизнью, без участия игрока, точнее, вопреки его «сценарию».
Конечно, нельзя сказать, что такой «беспредел» творится на всех сегодняшних играх. Но именно в последнее время организаторы стали сознательно отходить от боевки, интриги и вообще от игры на выигрыш (пусть даже самой закрученно-интеллектуальной) в пользу антуража, реконструкции культуры и психологии. А от реконструкции внешней — к реконструкции внутренней. Сверхзадачей игры стало не захватить Кольцо Всевластья, стать королем или сколотить империю, а создать психологически интересный персонаж и красивый сюжет с его участием — так, чтобы насладился не только сам игрок, но и окружающие люди.
Впрочем, «насладиться» — неточное слово. В данном случае правильнее говорить о каких-то психологических переживаниях, не заданных заранее, не запланированных, не «отыгранных»… Сами по себе игры-катарсисы, игры-мистерии в принципе тоже известны давно. Однако раньше мастера ставили задачу добиться от игрока определенных переживаний; а теперь высший пилотаж — свободная импровизация игрока. Фактически он сам становится мастером (собственно, это «племя» и формируется из наиболее опытных игроков), творит новый сюжет и сам же его отыгрывает, по возможности вовлекая других игроков. Но последнее должно происходить спонтанно, без выхода из прежней роли, иначе это будет уже не другой слой заданного сюжета, а просто другая игра.
Я погрешу против истины, если стану утверждать, что это тенденция самого последнего времени. Автор этих строк еще в далеком 1995 году участвовал в организации игры по знаменитому в те годы роману Мэделайн Симонс «Меч и Радуга». Настоящего имени автора тогда никто не знал, мы познакомились с Еленой Хаецкой именно в процессе подготовки к игре. Но книга тогда поразила нас своей многослойностью, явными литературными аллюзиями, проглядывавшими из-под внешней оболочки фэнтезийного романа о Робине Гуде, рыцарях и эльфах. В конце концов мы решили, что у игры будет второй слой — игра на основе повести «Трудно быть богом», благо основные действующие лица романа великолепно накладывались на героев Стругацких. Естественно, об этом никто не знал, кроме мастеров, вводная для создания «второго слоя» давалась в рамках вводных для основной игры и ни в коем случае не должна была выходить за ее пределы. Предполагалось, что игроки могут понять, кого они играют на самом деле, но это не являлось обязательным условием для полноценной игры.
И естественно, ни у кого даже не возникло вопроса: а как мир доброй Старой Англии вкупе с волшебным лесом Аррой мог вдруг оказаться на далекой планете? Никакой необходимости увязывать и мотивировать подобные вещи не было, поскольку фантастическая игра (то есть не являющаяся реконструкцией каких-либо исторических событий) всегда происходит во вторичной, насквозь постмодернистской реальности. Точно так же автор художественного текста имеет право опускать подробности, несущественные для текущей задачи. А окажется ли описанный им мир достоверным, зависит исключительно от его таланта и творчества.
Так зачем же все-таки нужны ролевые игры? Этот вопрос кажется странным и напоминает другой не менее странный вопрос: зачем нужна литература? Но я все-таки попытаюсь на него ответить. Об адаптационной функции ролевых игр говорилось довольно много, а игровые тренинги у многих едва ли не навязли в зубах. В самом деле, играя, человек получает множество полезных умений, вплоть до элементарных навыков общения; игровой опыт часто помогает человеку успешнее приспосабливаться к новым обстоятельствам. Но гораздо важнее другое: ролевые игры легитимизируют многослойность человеческой деятельности, в том числе наличие творчества (или его элементов) в обыденной жизни, быту и работе. А это не только облегчает жизнь, хотя бы в плане взаимодействия с другими людьми, но и просто делает ее интереснее.
Наконец, вспомним такой классический образец ролевой игры на самом высоком государственном уровне, как петровский «Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший собор». Обычно к нему принято относиться как к карнавальной забаве, досужему развлечению царя, не слишком скованного рамками норм и правил. Но именно неординарность взглядов и поведения сделали Петра Великим. А если взглянуть на «Собор» как на ролевую игру, то все сразу становится на свои места: мы видим и распределение ролей, и игровые имена, легко переходящие в реальность, и набор отыгрываемых сюжетов.
Причем карнавал и пьянка составляли лишь первый, внешний слой игры, по сути лишь обеспечивая ей приемлемое объяснение для окружающих да и для самих участников (хорошо известно, что человек, не желающий или стесняющийся признать серьезность своих действий, склонен в первую очередь маскировать их, выдавая за пародию). Внутренний же слой был куда важнее и не столь очевиден, но именно он давал участникам навыки, крайне важные в условиях быстро меняющегося мира и прямо связанные с важнейшими аспектами государственного управления. Участники «Собора» приучались действовать поперек сословных перегородок, получали примеры не только неформального взаимодействия, но и коллегиального принятия решений. И что уж совсем удивительно для мероприятия, проводимого под руководством самодержавного монарха, на «Соборе» отыгрывалось и проведение выборов. Правда, только «князя-папы». «Князь-кесарь» Ромодановский был несменяем, зато и выполнял эту функцию не только «по игре», но и в жизни, замещая Петра во время его отсутствия в стране. Можно сказать, игра прорастала в жизнь и прямо влияла на нее.
