Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07
Иван Николаевич обменялся с Николаем Ивановичем скорбно-ироническим взглядом: дескать, что я говорил! Опять выкрутится. Еще и министру стукнет — в порядке отыгрыша.
— Стало быть, третий уровень… — невозмутимо продолжал Петр Маркелович. — Третьим уровнем является так называемая «Игра в классики» — игра второго рода, вот уже который год проводимая отсутствующим здесь по уважительным причинам Савелием Павловичем. Подробно опять-таки останавливаться на этом не буду, поскольку доклад о ней был заслушан здесь не далее как в позапрошлом месяце… Вам что-то неясно, святый отче?
— Кое-что неясно, — признался могучий Аскольд. — Я-то на докладе не присутствовал.
— Хорошо, — кивнул замминистра. — Если вкратце, то суть дела такова…
И принялся в общих чертах излагать примерно то, о чем не далее как сегодня утром на краю сухой канавы под старой ивой поведал Славику Савелий Павлович: тайное изучение Блока и Некрасова, тщательно законспирированные подпольные группы читателей, разветвленная агентурная сеть…
— Да, но… — внезапно убоявшись, вопросил иеродиакон. — Игра ли это?
— Игра, — подтвердил Петр Маркелович. — До определенного уровня это игра… Так вот с некоторых пор к ней удалось подключить значительное количество цивилов пенсионного возраста, ранее считавшихся непригодными для участия. Как выяснилось, исполнители они прекрасные. На нас обрушился настоящий поток заявлений на тайные организации и секты переплетчиков, бумажников, книголюбов. С нашей стороны логично было прибегнуть к мастерскому произволу и, согласовав это дело с контрразведкой, ввести особый следственный орган «Око Саурона», занимающийся исключительно подпольем. Именно с целью ареста главаря (отсутствующего здесь Савелия Павловича) и была затеяна полигонка по Толкину-Гашеку. Особое внимание прошу обратить на блестящий отыгрыш Святослава Савельева, совершенно самостоятельно организовавшего акцию протеста, чему вы только что были свидетелями.
Его слушали в странном оцепенении.
— А четвертый? — внезапно спросил Николай Иванович.
— Что четвертый?
— Вы перечислили три уровня. А где три, там и четвертый…
— Разумеется.
— И что это за уровень?
— Четвертый уровень — это наше с вами нынешнее заседание.
— Та-ак… А сколько уровней всего?
— Откуда ж мне знать! — искренне удивился Петр Маркелович. — Я ж не Господь Бог, я всего лишь замминистра.
* * *Перерыв объявили при первой возможности. Курящие вышли на крыльцо под нетронутые тараном колонны, некурящие остались в помещении. Площадь перед министерским дворцом к тому времени успела опустеть: колонна грузовиков вновь убыла в Нуменор. Один лишь озадаченный дворник стоял и оглядывал мостовую, не понимая, как такая орава ухитрилась не оставить после себя ни бумажки, ни тряпочки. Старое правило: провел игру — приведи все в прежний вид. Не цивилы, чай, не гоблины.
— Слушай, Петр, — озабоченно молвил Иван Николаевич, поднося зажигалку. — А если честно! Как тебе вообще в голову пришла эта штука со Швейком?
Тот прикурил, затянулся, пустил колечко дыма.
— Да в общем все естественно… — нехотя ответил он. — Помнишь, у Сэнт-Экзюпери король приказывал солнцу взойти в момент восхода? Ни мгновением позже, ни мгновением раньше. И случая не было, чтобы солнце его ослушалось! Вот и я тоже… Я ж чувствовал, что эту игру мне нарочно подсовывают — на провал. Сам видишь, какой теперь контингент! Да еще и всех отставников армейских всучили. И отказаться нельзя, и сыграть нельзя. Напрашивался Швейк, напрашивался…
Иван Николаевич хмыкнул и в недоумении раскинул руки.
— Ну ладно, — сказал он. — Урл, Аскольд — с ними понятно… Но полторы тысячи цивилов! Ты что же, хочешь сказать, будто в каждой приписной квенте…
— Разумеется! Тоже мне проблема — впечатать одну пометку на всех: рядовой девяносто первого полка.
— Ты полагаешь, хоть кто-нибудь из них это прочел?
Петр Маркелович усмехнулся.
— Полагаю, нет. Но ведь и в девяносто первом полку поступили бы точно так же…
Из стеклянных дверей вышел на свежий воздух некурящий Аскольд и неловко затоптался поодаль с обычной своей доброй и несколько растерянной улыбкой.
— А что с «Оком Саурона»? — угрюмо спросил Иван Николаевич, гася окурок.
— С «Оком Саурона» — продолжай. Вербуй осведомителей, собирай компромат, вызывай на допросы… Что тебя, собственно, смущает?
— А если все всерьез обернется?
— Стало быть, и допрашивать будешь всерьез. Делов-то…
Видя, что беседующие вот-вот вернутся в здание, Аскольд решился.
— Петр Маркелович, — несколько приниженно обратился он. — Да я насчет этой вашей «Игры в классики»…
— Ну?
— Неужели вправду? Тайно собираются, читают… с увлечением…
— Именно так.
— Наизусть учат… — с трепетом продолжал иеродиакон. — Сами переплетают… Чуть ли не от руки переписывают… Карьерой рискуют, расположением начальства…
— Многим кажется, что да… рискуют…
Помялся Аскольд, покряхтел.
— Да я вот думаю… А что если и веру тоже запретить? Ну, не совсем, конечно, не наотмашь, а так, слегка…
Публицистика
Владислав Гончаров
Зачем мы играем?
Автор этого своеобразного послесловия к только что прочитанной повести не только известный петербургский критик, но и большой знаток и активный участник ролевого движения, известный в «том мире» под именем Ульдор. Поэтому неудивительно, что вместо обычной статьи появились очень личностные, эмоциональные заметки о феномене ролевых игр, «непосторонний» взгляд, которые, как нам кажется, великолепно дополнят повесть Евгения Лукина, выступая в качестве своеобразного комментария к тексту.
Сейчас об этом многие забыли, но ролевые игры родились в отечественном фэндоме на рубеже 1990-х годов, и первыми ролевиками были именно любители фантастики, представители КЛФ, завсегдатаи фестиваля «Аэлита». Однако очень быстро ролевое движение оторвалось от фэндома и зажило самостоятельной жизнью. Ролевики создали свой фэндом, стали проводить собственные коны и в конечном итоге забыли о своих корнях. В «классическом» фэндоме они завоевали отрицательную репутацию: бегают нечесаные чудики по лесам с деревянными мечами, говорят на эльфийском языке, а книжек читать не хотят. Или читают, но совсем не то…
Почему так получилось — разговор отдельный и долгий. Тема эта лежит на тонкой грани между литературоведением и социологией, прорастая опасными корнями в историю отечества последних 20 лет. Достаточно вспомнить, что средневековая магия в эти годы потеснила науку и на книжных страницах, причем общее количество этих страниц тоже сократилось во много раз: несмотря на увеличение числа названий, реальное количество книг сильно уменьшилось. Тиражи упали, да и читать стали меньше, а такое понятие, как зачитанная до дыр книга, и вовсе исчезло из нашей жизни.
Да, ролевые игры в какой-то мере стали формой эскапизма — бегством в ту реальность, которая многим казалась более комфортной. Но в то же время они стали и средством создания реальности. А творить свою реальность оказалось гораздо интереснее, нежели читать о мирах, придуманных кем-то другим.
На самом деле с эльфийским языком ролевики «завязали» довольно быстро. Игры по Толкину продолжали пользоваться уважением, но играть лишь в эльфов, орков и в неизбывную борьбу Света с Тьмой уже порядком наскучило. Появились игры по другим книгам фэнтези, и даже по произведениям научной фантастики, да и просто по реальным историческим событиям. В какой-то момент, когда Будущее вновь попыталось занять свое место в нашем мире, случился прорыв: стали играть по технологическим мирам.
Романтика «меча и магии», во многом питавшая ролевые игры в самом начале, само стремление к эскапизму, стимулированное атмосферой лихих девяностых, уступили место пристальному интересу к окружающему миру и его итерациям. На смену играм по «Фаллауту», миру после катастрофы, пришли игры, базирующиеся на текстах и эстетике киберпанка, питаемые иной романтикой — подчеркнуто высокотехнологических, информатизированных миров. С вай-фаем на полигоне и выкладыванием игровых отчетов сразу в Сеть, еще до возвращения из леса домой.
Другим знаковым событием стало появление игр по «авторским мирам» — не по какой-то конкретной книге, историческому событию или эпохе, а такие, где мир и сюжет создавали сами мастера игры. На самом деле это произошло достаточно давно, первые подобные игры появились еще в середине 1990-х. Но именно это явление, наверное, следует считать ключевым в развитии ролевого движения — отныне игра перестала быть производной от уже кем-то созданного вторичного мира, она сама превратилась во вторичный мир, фактически равноправный литературе.
