Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год
К концу лета сильными северными ветрами остров был вновь отброшен почти к самой 77-й параллели, и совсем рядом мы увидели скалистые очертания острова Генриетты. Словом, к концу годичного дрейфа ледяной остров все еще находился в «предгорьях» хребта Ломоносова, и об изучении глубинных течений не могло быть и речи. Однако изучение подледных течений и особенно дрейфа ледяного острова в этом районе имело особый смысл.
В недавнее время выяснилось, что довольно интересные результаты получаются, если астрономические наблюдения за дрейфом осуществляются одновременно на трех дрейфующих станциях, в плане образующих треугольник со сторонами 150—200 километров. Именно такое расположение станций и наблюдалось зимой, и мы вместе с астрономами двух других дрейфующих станций принялись за осуществление этой программы наблюдений.
Два раза в сутки в один и тот же срок наводились на звезды трубы теодолитов и определялось местоположение всех трех станций. Один раз в месяц в точно указанный срок уходили на одни и те же глубины (горизонты) буквопечатающие вертушки, фиксирующие в течение суток направления и скорости течений. Подобные совместные наблюдения проводились в зимний период впервые, и мы надеемся, что полученный нами материал поможет решению одной из задач в изучении дрейфа льдов. Благодаря нашим наблюдениям появляется возможность сопоставить дрейф ледяного острова с дрейфом обычных паковых льдов, на которых располагались другие станции.
Но, главное, получены новые данные для изучения так называемого глобального дрейфа, то есть дрейфа на значительных пространствах, по одновременным наблюдениям. И здесь могут обнаружиться интересные вещи как при изучении связи дрейфа льдов с ветровым режимом, так и в исследовании космических влияний на дрейф.
В последние годы ученые все шире занимаются вопросами изучения крупных климатических изменений в жизни Земли, стараясь понять характер климатических ритмов и причины их возникновения. Большинство из них склоняется к мысли, что крупные или эпохальные изменения климата на Земле связаны с положением Земли в космосе и влиянием на ее оболочки различных космических факторов. Но гипотезы требуют доказательств.
И тут неоценимым подспорьем служат материалы, доставленные нам из глубины веков самой природой. Кольца деревьев, ленточные глины, илистые отложения озер хранят летопись климатических изменений. Они отразились в межгодовых изменениях площади колец гигантской секвойи и толщины слоев снегового покрова Антарктиды.
Подобные же слои можно обнаружить, сделав вертикальный разрез ледяного острова. Задача эта очень сложная и трудоемкая. Но и здесь на помощь нам пришла природа. Как говорится, нет худа без добра. В момент разлома ледяного острова некоторые обломки переворачивались вверх «килем», другие же опрокидывались набок, открывая полностью свой «борт». Тут уж слоистая история острова предстала во всей красе. Сквозь налет серого ила проглядывали слои различной толщины и даже различного цвета. По виду они были очень похожи на те, что можно обнаружить, разглядывая выходы геологических пород на берегу реки.
Интересовало нас не только прошлое, но и настоящее нашего ледяного острова. Ведь дрейфующая станция на айсберге создавалась впервые, и все здесь было неизведанным.
А. Чилингаров, Э. Саруханян, М. Евсеев
Дверь в дом
«Все сущее живет... Лампа ходит. Шкуры, лежащие в мешках, разговаривают по ночам. Дерево дрожит и плачет под ударами топора. Дома имеют свой голос...» — сказано в одной чукотской легенде.
Люди всегда умели разговаривать с вещами. И вещи всегда отвечают людям. Только иногда в своей повседневности мы забываем об этом.
...Но прислушайтесь — и обыденная, привычная вещь вдруг от какой-то неожиданной малости явит тот изначальный, единый во все времена и для всех народов смысл, который — осознанно или инстинктивно — всегда вел руку мастера.
Двери человек украшал во все времена — будь то вход в дом, храм или крепость, в Африке и Индии, Поволжье и Египте. Наше сознание настолько к этому привыкло, что порой мы уже как бы отделяем резьбу, покрывшую полотнище ворот крестьянского дома, кованые рельефы и вычурные орнаменты порталов готических храмов, оскаленных львов, некогда стоявших у входа в древний дворец, от самой двери, от ее простого и вечного назначения: быть доброй к друзьям и стать преградой для врагов. Отделяем настолько, что в нашем повседневном представлении открытая дверь — как открытое забрало шлема — символизирует гостеприимство, радушие, добросердечие, а закрытая говорит о замкнутости, настороженности, недоброжелательстве. И только. «Не закрывайте вашу дверь. Пусть будет дверь открыта», — поэтизируют стихотворные строки устоявшийся в сознании стереотип.
Едва-едва добрел,
Усталый, до ночлега...
И вдруг — глициний цвет!
(Средневековое японское трехстишье)
В улочке старой Хивы двери всех домов были закрыты. Солнце расплескивало свой жар по глухим стенам глинобитных домов, и мы, случайные путники, застигнутые нестерпимым полуденным зноем, буквально физически ощущали прохладную полутьму пространства, защищенную резными деревянными створками. Двери были закрыты, потому что они хранили оазис в этом расплавленном мире. И именно закрытые, они с восточной настойчивостью приглашали нас отдохнуть за их надежной стражей — от потрескавшейся колоды порога до притолоки двери были покрыты узором, который многословно и красноречиво рассказывал, что сберегли они для нас. Двери обещали сказочный сад, где взращенные прохладной водой стебли, причудливо сплетаясь, встают сплошным сводом между путником и палящим солнцем, где райские птицы доверчиво расхаживают у самых рук человека.
Это ли бесхитростное добросердечие побудило когда-то покрыть дверь изощренным орнаментом, или простительная гордость хозяина за свой дом, гордость мастера, или неосознанное следование древней традиции — кто знает? Да и можно ли разложить по полочкам эти чувства.
...В Поволжье у каждого уважающего себя хозяина дома был лев. Пышногри-вый, с длинным хвостом, заканчивающимся, как и положено, кисточкой. Эти львы жили, как и всякие другие львы, в диковинных зарослях. Львы были маленькими — в среднем примерно полметра в длину. Звери были насторожены и махали передними лапами, стараясь изо всех сил быть грозными. Но этого-то как раз у них не получалось. Они совершенно не походили на властелинов животного мира, а смахивали скорее на бесчисленных «жучек» и «шариков», добродушнейших существ, бегающих «меж двор». Наверно, поэтому-то этих львов и назвали ласкательным деревенским прозвищем — лёвики, как бы определяя тем самым их дворовую безобидную сущность.
Рядом с лёвиками, держа в руках ветвь аканты, растения заморского, помогающего от многих скорбей, всегда находилась пышногрудая дева морская — сирена, имеющая от головы до чрева образ человечий, а ниже — рыбий.
Какими судьбами занесло эти заморские дивы сюда, на фронтоны и вереи крестьянских ворот и дверей российской глубинки? Только ли любовь ко всему сказочному, чудесному, дивному? А может быть, хотели поволжские мастера сказать этим узорочьем: из каких бы краев ни постучал в ворота странник, найдет он в этом доме тихий приют, как нашли его здесь чужеземные девы морские, заморские единороги и кентавры, ставшие «инрогами» и «китоврасами», да некогда грозные львы, обратившиеся у добрых людей в таких добрых лёвиков...
«Вот я пришел к тебе, владыка правды...
Я не творил неправды людям, не убивал своих ближних, не делал мерзостей... Я чист, я чист, я чист, я чист...»
(«Книга мертвых». Древнеегипетский папирус)
Войти в древнеегипетский храм Карнак было не просто. Храм считался неким подобием мира: колонны, словно окаменевшие деревья, поддерживали окрашенный в голубой цвет потолок с нарисованными золотыми звездами и птицами — небо. Шествия, направляющиеся в храм, пышные и многолюдные, неторопливо двигались через длинную аллею совершенно одинаковых каменных изваяний священных животных. Монотонность этой прелюдии «вхождения во храм» как бы заставляла идущих к своему божеству отречься от житейских треволнений и мирской суеты. И в конце этого пути перед людьми вставали две иссеченные рельефами, рассказывающими о жизни «верхнего мира», циклопические башни, перед которыми высились колоссы — огромные изваяния обожествленного царя. Здесь процессия останавливалась и совершались моления.
