Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03

В небесные дали ушел минарет.
Пушистые, царские светятся вербы.
Российская бродит весна на дворе.
Куда тебя клонит, мой век двадцать первый?
Всё спешка и шум в переходах метро,
шикарные розы в пластмассовых вазах.
Сограждане, будемте делать добро —
вот здесь и сейчас, непосредственно, сразу.
Заморской едой безо всяких проблем
давайте накормим бомжа и пиита.
Сограждане, эта округлая «м»
и в Африке символ теперь общепита.
В пространстве Вселенной, пустом и кривом,
героем в поношенных джинсах с дырою,
забавно себя ощущать в мировом
контексте, ища, как пропавшую Трою,
свой правильный город и свой огород,
в котором уж некуда складывать камни,
но есть чем дышать, и такой кислород
нигде окромя не найти никогда мне.

Я жила обычною женщиной,
напевала грустные песенки,
а когда вернулась, услышала —
песни крутят по радио.

Я сажала деревья в садике,
укрывалась листвой от холода,
но сказала соседка старая —
мое дерево выросло.

Я любила своих родителей —
кроме них, любить было некого,
но сказали на тихом кладбище:
моя дочь похоронена.

Уходила на пару месяцев,
воротилась через столетие.
Двери заперты, деться некуда —
стану деревом под своим окном.

Темной ночью срубили дерево.
Ранним утром подняли на руки.
Ровно в полдень сожгли до щепочки
да развеяли пепел по ветру.

Не ищите меня на западе.
Не зовите меня на севере.
Я повсюду — в земле и в воздухе,
только голос мой не услышать вам.

Мы опять не узнали друг друга в толпе,
мы опять разошлись, не поладив с судьбой.
Я устала звонить и скучать по тебе.
Я забыла, как пишется нежное «мой».

Я привыкла к звучанию слова «чужой».
Пусть другая целует оплавленный рот.
Пусть другая хранит твой некрепкий покой.
Пусть другая, расплакавшись, ночью уйдет.

Мотыльком у свечи догораю за час.
Пусть другая лелеет мое божество.
Пусть другая допишет короткий рассказ —
ну а мне до рассвета всего ничего…

Дай мне, Боже, силу и смелость,
обогрей хоть раз у огня,
чтобы я его не жалела —
человека, что любит меня.

Дай мне, Боже, кошачьи повадки,
чтобы крепла моя броня,
чтобы я победила в схватке
человека, что любит меня.

Чтобы я одна не осталась,
грубея день ото дня,
дай мне, Боже, самую малость —
человека, что любит меня.

Дороги вьются лентами победными,
Стоят курганы — стражи тишины.
Овеянные славой и легендами
Нетленной древнерусской старины.
В них отдыхают витязи былинные —
В покоях царских матушки-земли,
Их бороды волнистые и длинные
Травой зеленой к солнцу проросли.
Бессмертны люди — храбрые, достойные…
И я не знаю, правда или нет,
Но говорят, что будто эти воины
Выходят из могил на белый свет.
Презревши тлен и вновь гремя кольчугами,
Все, до единого богатыря,
Как в бой выходят, каждый год, с хоругвями,
Они в двадцатых числах октября.
У памятника витязи становятся
И перекличку ратную ведут,
И кажется, освободились молодцы
В минуты эти от столетних пут.
Им тяжело в железной амуниции
Стоять в строю недвижно на горе,
И, поклонившись полю, по традиции,
Они уходят молча на заре.
Уходят, чтобы снова с нами встретиться,
Ведь слава их осталась на земле,
Их имена, их подвиг солнцем светятся,
А вороги их сгинули во тьме.
Бегут отсюда лентами победными
Дороги средь полей, лесов, равнин…
А возле них с хоругвями победными
Я вижу витязей оживших из былин.
Они пришли, чтоб снова с нами встретиться.
Чтоб посмотреть в глаза сквозь время мне…
И лица, как у ангелов, их светлые
Сияют светом неземным во мгле.

Не расписанья поездов,
А «стрелки» наступлений,
Из всех советских городов,
Вели нас в день весенний.
Я всё изведал в свой черёд,
Хоть был бойцом бывалым.
Но страшно как бежать вперед
За оружейным шквалом.
Я помню бешеный тот бег
Под стоны канонады,
Когда снаряд и человек
Бегут почти что рядом.
А как дышалось тяжело
От вяжущего дыма,
Что плыл над гибнущим селом,
Клубясь, куда-то мимо.
Метнешь гранату — и опять
Вперед, и нет покоя…
Кто не был там — тем не понять
Накал и цену боя.
Ведь где с боями мы прошли —
Черна вода в криницах,
А под ногами нет земли —
Одна зола дымится.

От бездвиженья нервы рвутся,
Я ритму мерному не рада…
Пускай случится революция,
Но кто пойдёт на баррикады?

Ведь в безысходности томления,
В трясине секса, моды, денег
Увязнув целым поколением,
Не ощутили мы паденья.

Судьба устало крутит блюдцами
Неуспевающего поезда…
Пускай случится революция,
Ударить чтобы ниже пояса

По «прогрессивному» желанию
Настигнуть мировое стадо
По безразличью, вымиранию…
Но кто пойдёт на баррикады?

Как от рекламы оторвутся и
Пропустят где-то распродажу?
Случилась, что ли б, революция.
НЕ БУДЕТ! Не надейся даже…

Душно мне. Тесно мне.
Не тронь. Не коснись.
Лестница небесная —
Вниз, вниз.

Тропка между травами,
Никого вокруг.
Там, за переправою,
Луг, луг.

Плещется так близко
Неба синий след,
Рассыпает искрами
Свет, свет…

Двери нараспашку…
Не просись со мной!
Я возьму лишь фляжку
Для воды речной.

Пробегу по тропке,
Ветки разомкнув,
Разноцветье топкое
Босиком помну.

Пробегу оврагами.
Птиц подстерегу.
А потом прилягу
В клевер на лугу.

Заново рожденною
Меж цветов проснусь.
Ты, благословлённая
Русь, Русь!

Долгая осенняя улыбка,
Грязь-дорога, рыхлые дымы.
Так спокойно, холодно и зыбко,
Как давно оплакивали мы.

Как давно в усладе обнищанья
Позабыли чувствовать ветра
Влажно-белой мозаичной ранью
Неподвижно-чуткого утра.

И выходим в студенисто-сонный,
Но приветный час колоколов.
Нам пути — под многолико-кронный
И нескучный перелес дымов.

Слушайте! Пойдём не бесконечно,
Не безвестно в эти дерева.
Свод небесный — равнодушно-млечный.
Свод земной — трава, трава, трава.