Журнал «Наш cовременник» - Наш Современник, 2002 № 03
Особым было отношение к Наполеону в народной среде.
Весьма любопытно наблюдение П. А. Вяземского из «Старой записной книжки»: «В течение войны 1806 г. и учреждения народной милиции (именно в ней, как мы помним, „служили“ лошади Пульхерии Ивановны. — В. Г.) имя Бонапарта (немногие называли его тогда Наполеоном) сделалось очень известным и популярным во всех углах России. Народ как будто предчувствовал, угадывал в нем „Бонапартия“ 12 года». И далее следовал весьма характерный анекдот со ссылкой на рассказ Алексея Михайловича Пушкина, состоявшего по милиционной службе при князе Юрии Владимировиче Долгоруком. «На почтовой станции одной из отдаленных губерний заметил он в комнате смотрителя портрет Наполеона, приклеенный к стене. „Зачем держишь ты у себя этого мерзавца?“ — „А вот затем, Ваше превосходительство, — отвечает он, — что, если неравно, Бонапартий под чужим именем или с фальшивой подорожною приедет на мою станцию, я тотчас по портрету признаю его, голубчика, схвачу, свяжу, да и представлю начальству“. — „А, это дело другое!“ — сказал Пушкин».
По свидетельству известной «бабушки» — Елизаветы Петровны Яньковой, многие москвичи, свидетели прихода французов в их город, были убеждены, «будто бы в 1811 году сам Бонапарт, разумеется, переодетый, приезжал в Москву и все осматривал, так что когда в 1812 году был в Москве, несколько раз проговаривался-де своим: „Это место мне знакомо, я его помню“. В этот же ряд можно поставить уже первую из известных растопчинских афиш, где ее герой — целовальник Корнюшка Чихирин, без особых церемоний обращался к французскому императору со словами: „Полно демоном-то наряжаться: молитву сотворим, так до петухов сгинешь!“».
Необходимо отметить, что эти слухи отчасти опирались на одно из стратегических положений военной доктрины Наполеона, как известно, считавшего необходимым условием победоносного исхода войны засылку во вражеский тыл шпионов. В таком качестве использовались не только люди «бродячих» профессий (фокусники, актеры, торговцы и т. п.), но и персоны гораздо более заметные, например, известная писательница мадам С. Ф. Жанлис, один из томов романа которой «Герцогиня де Лавальер» прочитал, кстати сказать, во время своей простуды Павел Иванович Чичиков. Иногда в качестве шпионов выступали и самые приближенные к Наполеону люди, например, генерал, впоследствии маршал Ней, проникший в одежде крестьянина в один из осажденных немецких городов, дабы должным образом подготовиться к его штурму.
В мемуарах французского посла в России Армана де Коленкура неоднократно говорится о тайных французских агентах, «нахлынувших в Россию со всех сторон» перед началом войны. 1 мая (н. ст.) русский посланник в Вене граф Г. О. Штакельберг извещал секретным письмом главнокомандующего 2-й Западной армии генерала от инфантерии П. И. Багратиона: «По дошедшим ко мне известиям уведомился я, что сорок два человека французов, знающих говорить по-русски, назначены прокрасться в нашу Армию в виде Емисаров». В секретной депеше на имя управляющего российским МИДом графа А. Н. Салтыкова от 25 мая (6 июня) 1812 г. тот же Г. О. Штакельберг сообщил приметы и имена четырнадцати шпионов Бонапарта, из которых только трое или четверо были французами, пятеро или шестеро — евреями из различных немецких земель, среди остальных — австриец, итальянец, ирландец. Французские агенты действовали в русском тылу вплоть до обеих столиц «под видом путешественников и торговцев, монахов и артистов, врачей и гувернеров». Разведка была организована с присущим Наполеону размахом, и уже к началу войны французский император располагал сведениями о численности русской армии, о ее дислокации и даже о ближайших планах командования. Впрочем, русская контрразведка действовала довольно успешно против французских лазутчиков еще с 1810 г., а в ходе войны значительно активизировала свою деятельность и русская разведка. К тому же за все это время французской тайной службе не удалось завербовать ни одного агента среди русского офицерского корпуса и в народе.
Но восстановим последовательность исторических событий. 16 ноября 1806 г. был опубликован царский манифест о начале войны с Францией. 30 ноября последовал манифест об образовании временных ополчений или милиции. Театр военных действий располагался довольно-таки далеко на Западе, следовательно, и операции вражеской разведки проходили в основном там же. Однако представление о сверхъестественном могуществе самого Наполеона, о его способности принимать любые обличья, проникать в самые отдаленные и неожиданные места начинает формироваться, как мы уже видели, именно в это время. Оно основывалось, в первую очередь, на объявлении Святейшего Синода. Это объявление, согласно именному указу от 6 декабря 1806 г., духовенство обязано было читать в храмах каждый воскресный и праздничный день по окончании литургии.
Здесь давалась следующая характеристика личности и деятельности Наполеона. «Неистовый враг мира и благословенной тишины, Наполеон Бонапарте, самовластно присвоивший себе царственный венец Франции и силою оружия, а более коварством распространивший власть свою на многие соседственные с нею государства, опустошивший мечом и пламенем их грады и селы, дерзает, в исступлении злобы своей, угрожать свыше покровительствуемой России вторжением в ее пределы… и потрясением православныя, греко-российския Церкви во всей чистоте ея и святости…
Всему миру известны Богопротивные его замыслы и деяния, коими он попирал законы и правду.
Еще во времена народного возмущения, свирепствовавшего во Франции во время Богопротивной революции, бедственныя для человечества и навлекшей небесное проклятие на виновников ея, отложился он от Христианской веры, на сходбищах народных торжествовал учрежденныя лжеумствующими Богоотступниками идолопоклонническия празднества и в сонме нечестивых сообщников своих воздавал поклонение единому Всевышнему Божеству подобающие, истуканам, человеческим тварям и блудницам, идольским изображениям для них служившим.
В Египте приобщился он гонителям Церкви Христовой, проповедовал алкоран Магометов, объявил себя защитником исповедания неверных последователей сего лжепророка мусульман[5] и торжественно показывал презрение свое к пастырям Святыя Церкви Христовой.
Наконец, к вящщему посрамлению оной, созвал во Франции Иудейския синагоги, повелел явно воздавать раввинам их почести и установил новый великий сангедрин еврейский, сей самый Богопротивный собор, который некогда дерзнул осудить на распятие Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, и теперь помышляет соединить иудеев, гневом Божиим рассыпанных по всему лицу земли, и устроить их на испровержение Церкви Христовой и (о, дерзость ужасная, превосходящая меру всех злодеяний!) на провозглашение лжемиссии в лице Наполеона». Это объявление Святейшего Синода было поддержано объявлением, сделанным митрополитом римских церквей в России Станиславом Богушем, где Наполеон также определялся как «враг рода человеческого», а его целью — «на бедствиях всего света основать славу свою, стать в виде Божества на гробе Вселенной».
Именно это воззвание имел в виду Ф. Н. Глинка, когда вспоминал в «Письмах к другу»: «Перед войною 1807 года при вызове народного ополчения (милиции) издан был краткий манифест, из которого явно выглядывал „Наполеон-антихрист“».
Объявление Святейшего Синода основывалось, как теперь бы сказали, на обширном фактическом материале. Скажем, во время египетского похода Бонапарт, судя по всему, действительно готов был принять ислам. Более того, он был уверен, что вслед за ним и вся его армия «шутя» «переменила бы веру». «А между тем, подумайте только, что бы из этого вышло, — рассуждал французский полководец далее. — Я захватил бы Европу с другого конца; старая европейская цивилизация была бы окружена, и кто тогда посмел бы противиться судьбам Франции и обновлению века?». Как тут не согласиться с утверждением К. Меттерниха, что «жажда всемирного владычества заложена» в природе Наполеона. Австрийский министр был уверен в том, что «чудовищный план» французского императора «всегда был и есть порабощение» человечества «под властью одного». Широко известны многочисленные антихристианские высказывания Наполеона. В целом же он полагал, что «цель века была достигнута, совершилась Революция». Сам же он «делался ковчегом Ветхого и Нового Завета, естественным между ними посредником»[6].
27 января 1807 г. произошло сражение при Прейсиш-Эйлау, на которое Г. Р. Державин откликнулся «кантатой на победу французов русскими» «Персей и Андромеда». В ней под именем Андромеды автор подразумевал Европу, освободителем «страждущей девы» Персеем явился Александр I, а Губителем — «живой саламандр» Наполеон. Вот его эсхатологический «портрет» (ср.: Апок.: 13,11):
