Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»
Шубин толкнул Ольгу локтем в бок.
– Ну и Аристарх! Не ожидал. Вот что бескормица с людьми делает! Заметьте, не далее чем две недели назад этот проходимец называл меня мерзким лицемером за какие-то там стихи…
Ольга смотрела в небо и гладила полусогнутой ладошкой воздух над плечом.
Выслушав приказ старца, «республиканцы» с минуту нерешительно глядели друг на друга.
– Ну! – рявкнул прочно вошедший в образ художник.
Первым опомнился Мирон Скрыник.
– Не мешкай, православные! – крикнул он толпе и добавил, обращаясь почему-то к Шубину: – Я за пилой.
– Действуй, – одобрил Ян.
Толпа наполовину рассеялась, Витольд Аристархович снова опустился на землю рядом с деревом, обнял его, закрыл глаза и замер, казалось, отрешившись от мира.
Через полчаса все, о чем говорил старец, лежало возле березы. Витольд Аристархович не подавал признаков жизни.
– Старче… – тихо позвал Ян.
По заполнившему подворье народу прошелестело: «Умер старец».
– Выходит, не успел? – растерянно спросил Скрыник.
Не пошевелив ни единым мускулом, Витольд Аристархович открыл глаза.
– Моя могила двадцать лет как вырыта. Придет срок – сам лягу. Это вас с полпути забирают, потому идете неведомо куда. Котятами слепыми мыкаетесь…
Он встал, отошел от дерева на три метра и, пыхтя, забрался на дубовый ствол, предназначенный для приготовления корма скоту. Распрямившись во весь рост, художник с высоты строго окинул взором крестьян на подворье и возгласил:
– Люди! Сегодня всем миром мы можем спасти Русь. Сам я – ничто, пыль космическая. Творец лишил меня чести творить руками. Я мыслью озаренный! Наказанный пониманием. Я инвалид. Вы привыкли видеть калек без рук или ног. У меня же отрезано главное преимущество человека – право выбора. Ох, тяжко мне, люди! Но оно есть у каждого из вас. Я не могу сомневаться. Я должен! Сейчас открою вам то, чего людям на Земле открывать нельзя. Не все, конечно, лишь крупицу малую. Да и то не сразу, а частями.
Симанович-Винский спрыгнул со ствола, от чего дрогнула земля, подбежал к березе и закричал так, что присели лошади в хлеву:
– Думаете, это березка?! Дерево глупое?! Так знайте же – это она и есть – Россия!
«Я бы сказал – Белоруссия. Интересно, согласились бы луковчане спасать Белоруссию?» – шепнул Ян Ольге.
– Здесь! – ткнул Витольд Аристархович грязным пальцем в землю под деревом, – завязан узел сотворения. Березке осталось двадцать два дня жизни. Затем – конец всему! В полнолуние темные силы придут на нашу Родину. Не куда-нибудь за леса и поля. Сюда! В Луково. На каждую улицу, в каждый дом. Не думайте, что черти будут по деревне бегать. Нет! Вам не дано их видеть. Для вас они примут земной вид – атомная бомба либо похожее что-то. Не в форме дело. Но к осени на месте деревни будет пепелище. Даже ворона не найдется, чтобы глаза ваши окаянные выклевал. И прах земля не примет. Пришел час!
Симанович-Винский ступил два шага от березы к толпе:
– На колени!
Крестьяне мгновенно выполнили приказ и бухнулись в мелкую зеленую траву.
– Повторяйте за мной. Громко повторяйте! Не стесняйтесь подвига своего, – Творец наш единственный!..
На подворье взвыл хор из нескольких сотен селянских глоток:
– Творец наш единственный…
Осмотрев толпу – все ли повиновались, Витольд Аристархович продолжал:
– Соль земли дай корням нашим.
Сок жизни пусти по ветвям нашим.
Мысль предков вложи в плоды наши.
Свет солнца оставь глазам нашим.
Озарением мысли понимаю действия свои.
Добру отдаю руки свои.
Тебе вверяю жизнь свою.
Согрей теплом сердце мое.
Дай ключи в руки мои.
Соедини нити в груди моей.
Я – хозяин Земли.
По своей воле пришел!
Прокричав последнюю фразу, художник дождался, пока ее повторят крестьяне, и ласково велел:
– Встаньте, братья! Встаньте и идите ко мне. Берите в руки инструмент и отпилите ветви точно и том месте, где мертвое встречается с живым. Да цельтесь хорошо, нельзя ни мертвому живого оставить, ни живому – мертвого.
Сухие ветки упали на землю.
– Берите землицу со дна родникового, и пусть дети безгрешные чистыми руками замажут ею раны.
Дети помазали березу грязью.
– Все, братья! Первый день спасения закончен. Кажется, мы успели. Возрадуемся милости Создателя! Ставьте столы вокруг святого древа, несите яства. Сядем и отпразднуем по-русски, как отцы и деды учили. С добром, с любовью да с благодатью. Впереди труды великие! Семь дён наш подвиг длиться будет. Совместный подвиг! Дальше мы уж без вас, с иноком Яковом и блаженной Ольгой, внучкой моей. Великая ей сила Творцом дана, да являет не каждому. Может, и вам посчастливится, тут я ей не указ…
Через час вокруг березы стояли столы и скамейки. Закуски на столах были собраны из того, что нашлось в избах – времени приготовить угощение соответственно событию старец Аристарх луковчанам не дал. Но из двора напротив подворья с березой уже слышался предсмертный визг двух погибающих во славу спасения Руси свиней – крестьяне готовились ко второму дню великого подвига.
Старец Аристарх азартно хрустел птичьими костями, с остервенением опустошал тарелки перед собой. Глядя на него, Яну с трудом удавалось сохранять требуемую важностью момента серьезность.
– А старец-то, видать, вконец оголодал, – озабоченно шепнул ему занявший соседнее место за столом Мирон Скрыник.
– Две недели крошки во рту не имел святой человек, – кивнул Шубин. – Обет дал держать пост до спасения России. К нашему монастырю долго добирался, да от нас пять суток. Он точного места не знал, где священное дерево находится. Счастье великое, что у вас оно оказалось. Если бы живым его не застали, так и умер бы без воды и пищи, чтобы вашей гибели не видеть.
– Нешто и воду не пил?! – поразился Скрыник.
– Говорю тебе – ничего!
– Да разве можно выдержать?!
– Он не такой, как все люди. Знаешь, сколько старцу лет?
– Ну шестьдесят, может, чуть больше.
– Сто двадцать девять. Он еще Никольским старцам помогал келью строить. С девятнадцати лет по скитам. А двадцать лет назад откровение ему было о вашей березе. С тех пор и ушел в лес – ждать. В пещере жил, кореньями питался, даже ягодки в рот не брал. Понимаешь, не день и не месяц – двадцать лет. Сейчас он не от голода ест. Ест, чтобы силы набрать. Многие атаки ему за семь дней отразить нужно.
Скрыник слушал Яна, открыв рот.
– А что же внучка у него, коли сто лет по скитам? – спросил он, дождавшись паузы.
«Упущение…» – с досадой подумал Шубин. Вслух же сказал:
– Да это он только говорит так – «внучка». На самом деле блаженная Ольга – его пятое колено. Ты ей в глаза не смотри: там можно и смерть, и жизнь увидеть, смотря чего душа ищет. Ангел над ней неотступно. Голубя у блаженной на плече видишь?
– Нет, не вижу…
– Значит, не дано тебе. Благодари Создателя, это – к лучшему. Легче путь пройти, когда не видишь. Удобнее. Но я бы не хотел…
Ян и Ольга ночевали в избе Скрыника. Витольд Аристархович остался под березой, объяснив луковчанам, что в такое время на ночь Русь без присмотра лучше не оставлять.
Шубин проснулся затемно. Не дожидаясь пробуждения семейства Скрыника, он на цыпочках вышел из избы и направился к подворью с березой.
Симанович-Винский сыто храпел, опершись спиной на священное дерево. Из-за пояса его льняных брюк торчало закупоренное сухим кукурузным початком без семян горлышко лимонадной бутылки советского разлива.
– Старче, озаренный мыслью, вы утратили не право выбора, а всякое чувство меры.
– Что-о? – проснувшись, отодвинулся от березы Витольд Аристархович.
– Общение с адвентистом Супониным окончательно выбило вас из колеи. Вернитесь к реалиям.
Вдали, требуя завтрака, завизжала свинья. Ее вопль послужил сигналом, и вскоре вся деревня наполнилась душераздирающим свиньим визгом ее соплеменниц и криками петухов.
Никакие слова не возымели бы на художника такого действия, как эти мирные утренние звуки.
– Только не это! – простонал он. – Ян, давайте сейчас же уйдем отсюда!
– Вы с ума сошли? Луково просто обязано дать нам средства хотя бы на месяц беззаботной жизни.
– Да тут и денег, поди, нету…
– Скорее всего. Но найдем, что взять. Старайтесь работать на результат. Не пейте, меньше спите. Вы – талантливый актер, играйте двадцать четыре часа в сутки. Спектакль будет длиться всего семь дней, людям в вашей роли приходилось десятилетиями не выходить из образа. Играйте! «Наказанный пониманием» – гениально. Что нам захудалая деревня? – с такими данными можно народы с ума сводить. Нации. Религии зачинать! Вы – не Аристарх Врубель, вы – новоявленный протопоп Аввакум, Мартин Лютер, Конфуций из Новой Выставки. Я ухожу к Ольге, а вы тут создавайте антураж. И не братайтесь с лапотниками. Неистовствуйте!
Шубин ушел.
Витольд Аристархович достал из-за пояса бутылку, с сожалением поглядел на мутную, подкрашенную рассветом, жидкость за стеклом, широко размахнувшись, бросил ее в подсолнухи на огороде, вздохнул и пошел к оставшимся с вечера столам – завтракать, пользуясь отсутствием луковчан.
