Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03

В каждый джип — гранату!
В каждый банк — снаряд!
Классовой расплаты
Красный мы отряд.

Ваш жирок подщёчный,
Ваши лыбы пошлые —
Прошлому пощёчина,
Трудовому прошлому.

Десять лет хозяева
Недр, земли и воли
Нас ни в грош не ставили,
Только не пороли.

Но подрос подросток,
Песен новых хочет —
Не про «тонешь-тонешь»,
А про комсомольцев.

Видя тел продажность,
Видя денег шоры —
С прошлым он срастается,
С настоящим в ссоре.

В каждый джип — гранату!
В каждый банк — снаряд!
Классовой расплаты
Красный мы отряд.

Нам пятнадцать-двадцать,
Мы другим пример:
Мы твои последыши,
Наш СССР.

В чаще у столицы,
Бывшей пролетарской,
Будущей всемирной
Центрокоммунарской.

В каждый джип — гранату!
В каждый банк — снаряд!
Классовой расплаты
Красный мы отряд.

Гриндера, банданы,
Акаэмы, песенки:
Градопартизаны —
Не капээсэсники.

Ведь терять нам нечего,
Кроме будней смертности:
Мы за вековечное
Младочеловечество.

Власть стране — советскую,
Недр богатства — каждому,
Деприватизацию
И экспроприацию!

Нету рифмы проще
Той, что под курком:
Буржую — пулю,
Стране — ревком!

Никогда ни о чем не жалей, россиянин:
Ни советской отчизны, ни преданных дел —
Пусть свобода, как пел пуделек*, воссияет,
Та свобода, что — каждому, брат, свой удел.

Никогда, никогда не завидуй богатым —
В том их труд, а не твой и подобных тебе,
Кто-то стал олигархом, а кто-то — магнатом,
Но зачем ворошиться тебе в их судьбе?

И не пробуй понять, отчего так вдруг сталось:
Как Советский Союз рассоюзился вдруг —
Лишь бы собственность частная свята осталась,
С остальным же — возьмем мы тебя на испуг.

Мы шарахнем из танков по Дому Советов,
В Беловежье расторгнем народный Союз —
Сами сделаем то, что из вражьих заветов:
Что исполнить не смог ни фашист, ни француз.

Никогда не греши, не бунтуй против власти,
Не мешай олигархам страной торговать.
Как из банка — бомжа, прогони в одночасье
Коммунистов из Думы, заставь их молчать.

Так уж Богом дано, ты смирись, россиянин:
Сверхдержаве колонией стать суждено.
Если власть, что в Кремле, капитал назначает
За такую судьбу, — знать, навек решено.

Россиянин, ступай к буржуям с покаяньем,
Что когда-то восстал, за семнадцатый год!
Кто-то нефть продаёт, кто-то лес вырубает:
Не мешай, ты уже не советский народ.

И не верь болтовне о какой-то там цели,
О заре коммунизма, что светит в веках, —
Если раз уже выстроить рай не сумели,
Значит, вечно нам тлеть на буржуйских углях.

Никогда-никогда ни о чем не жалейте!
Ни о вкладах пропавших, ни об СССР —
В катастрофах, в руинах пляшите да пейте:
Евтушенко с Дементьевым в том вам пример.

Над тишиной земной молчала
Благая птица в час, когда
Моя Алёнушка вздыхала
У васнецовского пруда:
Начало песни обронила
Из уст неловких в темень вод.
В той песне жизнь,
В той песне сила,
Ту песню долго ждёт народ…

И ныне, присно и вовеки
Потеря слабит отчий дом.
Тяжки Алёнушкины веки,
Глубок и долог русский сон…

Молчит пока благая птица,
Хоть знает вещие слова.
И лада спит,
И ладе снится,
Что пахнет русская трава,
Что пруд любимый зарастает!..
Очнувшись, девушка-краса
Ладонью белой открывает
В слезах славянские глаза
И взмахи крыл из поднебесья
Душой тоскующей зовёт,
Пока народ чужие песни
На языках чужих поёт.

Двери сирые,
Обветшалые,
Седовласыми мхами поросшие.
В них не просятся
Дети малые,
Не заходят и гости хорошие.

Голос песенный
Не доносится
Из оконца во дни разговенья.
И по лесенке
Скособоченной
Не сойдут ни Наталья, ни Ксения…

Нет хозяюшки,
Нет хозяина,
Нет и пса в конуре безродного.
Ни приветствия,
Ни прощания.
Только пугало огородное.

В палисаднике
Травы сорные;
Оскудела малина-смородина…
Здесь оставлена,
Кем-то брошена —
В обнищании — милая родина.

Я берегу на Пасху скатерть.
Крестами вышита она…
Как называть Тебя в закате,
Когда повсюду тишина?

Как величать Тебя в печали,
Что слышать в имени Твоём?
Тебя на царствие венчали,
Ты внеземельным стал царём,

Я берегу на Пасху скатерть,
Когда с темна и до темна
Сверлит глазами нашу Матерь —
Из внеземелья — сатана;

Когда обуглившийся Феникс
Из пепла гордо не встаёт…
Что Ты в полях весенних сеешь,
Когда война мальчишек жнёт?

Когда безрукие вояки
Сидят с «протянутой рукой»?..
Я берегу на Пасху скатерть,
Чтоб растревожить Твой покой.

Щедро льётся белый дым
Над сосновыми домами.
На окошках расписных
          пляшет «Русскую» мороз!

Русь по-прежнему в живых,
Не объятая умами,
Вся в наличниках резных
          и в ледышках женских слёз!

На холм высокий тьма упала,
Смягчив дневную духоту.
Два обезумевших опала —
С креста — отыскивали Ту,
Что отрекаться не умела
И сомневаться не могла…
Качнулся крест.
Рванулось тело.
На грудь упала голова…
Одна лишь Мать тогда сумела
Заметить в небе два крыла.

«Я никогда не считаю до ста,
Прежде чем выстрелить — грех невелик,
И различать очертанья креста
Танка и купола я не привык» —

Сладостно очи закрыв, бормочу.
Сторож церковный. Пора закрывать.
Смилуйся, дедушка, я не хочу!
Джунгли там, дедушка, Дарвинов ад!

Уберите свидетелей и оставьте в покое
Пять повешенных пуговиц — не тревожьте уют:
Мне казалось, что жизнь моя — это что-то такое:
Или будет восстание, и меня не убьют.

Мне казалось, что боль моя оставляет мне право
Обойтись без косметики рассыпать конфетти
(А когда меня вызовут в департамент расправы —
Завалить туда с песнями и с подарком уйти).

Чубука у Тургеневых не сосите, не верьте:
Никому не обещано ничего на Земле,
Кроме воли, но каждому сердобольные черти
Счастья страшную трещину по губам провели.

Перепью сотню хамов я (но до Ноя не допил),
Я в углу обезьянника, арестован и гол,
Я язык мой из уст моих изблюю, ибо тёпел —
И претят междометия, и неведом глагол.