Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Африканка выпила чашку кофе, съела немного хлеба, потом налила себе золотисто-коричневое виски. Улыбнувшись, плеснула немного на пол и засмеялась:
— Это для древних духов.
Оставшееся в рюмке выпила. Виски жгло, но вкус был приятный. Найа удовлетворенно улыбнулась, потом начала немного официально:
— Мадемуазель Хироко, если бы я смогла принести вам ту мартышку Этунди, что бы вы с ней сделали?
— Я бы повезла ее к шефу в столицу. Он бы сообщил другим ученым. Мы бы обследовали ее, узнали бы все, что можно — откуда она и что из себя представляет…
Тетушка Найа кивнула.
— Ее держали бы в клетке, как ты думаешь?
Хироко смутилась:
— Может быть. Наверняка. Чтоб ее не украли, чтоб ike убежала. Клетка была бы удобная, не такая, как у Этунди.
Старая женщина опять кивнула.
— Что ты теперь собираешься делать?
Японка, вздохнув, ответила:
— Искать новый участок для исследования, где-нибудь поблизости. Я не могу жить в деревне, если Этунди против. Знаешь, они мне угрожали, забрали ту голову. Теперь мне нечего показать своему руководителю, остались лишь рисунки и эта невероятная история.
Тетушка Найа лукаво улыбнулась:
— Я узнала, что у пигмеев может быть еще такой зверь. Если ты можешь дать мне денег, я пойду к ним и разведаю, можно ли его купить.
— Я сама пойду! Какое селение?
— Нет. Тебе они не доверяют. Этунди наговорил им о тебе столько… Я должна пойти одна — меня они знают.
Хироко с грустью кивнула:
— Да. Сколько денег тебе нужно? Ты уверена, что есть еще один?
— Нет, не уверена. Может, они врут. Но меня им труднее обмануть, чем тебя. Мне кажется, нужно самое малое двадцать тысяч. Столько Джонни просил у Этунди и не получил. А может, и больше. Ты сама сказала ему, что зверек стоит гораздо дороже.
Хироко кивнула и достала из сумочки деньги. Она дала тетушке Найа тридцать тысяч.
— Все, что я могу дать сейчас. Но если ты действительно найдешь такого же, я возьму еще денег у шефа. Нам были бы очень интересны даже трупы.
Тетушка Найа встала и улыбнулась, довольная и оживленная.
— Я хочу остаться у пигмеев. Буду жить с ними.
— Я думала, ты поедешь в город. С пигмеями тебе будет трудно. А если они не захотят?
Тетушка Найа поморщилась:
— Что такой старухе делать в городе? Да еще в этом автобусе так душно. У маленького народа доброе сердце; они не прогонят меня. Им нравятся мои сласти, я могу ухаживать за их детьми. Они не заставят меня голодать. — Она усмехнулась. — И мясо буду есть чаще, чем в деревне.
Хироко все же сомневалась:
— Если охота удачная, то конечно. Но они ведь совсем другие, непохожие на ваших, они кочуют с места на место. Я не уверена, что ты сможешь жить с ними.
— Почему бы и нет? Они не побьют, не прогонят меня. Я была в городе, видела грязных, спятивших старух, которые ночуют на улицах и пугают маленьких детей, попрошайничают у магазинов и роются на помойках вместе с собаками. Нет. Уж лучше пигмеи, чем такое.
— Надеюсь. Я чувствую свою вину. Если я смогу как-то помочь тебе…
Тетушка Найа ничего не сказала, только улыбнулась. Детеныш под грудью опять принялся за еду.
Утром пришел охотник-пигмей продать копченое мясо. Он согласился провести тетушку Найа к своему селению.
Она шла за ним по узкой тропинке, протоптанной буйволами, неся узел со своими пожитками на голове. Ее жестяной сундук остался в миссии. Пигмеи не обременяют себя бесполезными вещами. Ей тоже придется этому научиться. По пути она размышляла, как послать деньги сыну Маджоли — главная жена очень рисковала, за это нужно отблагодарить. Найа не беспокоилась, что наврала Хироко. У иностранцев денег много, они все равно не знают, что с ними делать. Японка не надеется, что Найа вернется, — с животным или с деньгами. Если бы Найа попросила денег для себя, Хироко наверняка дала бы. Только Хироко чувствовала бы свою вину, а тетушка Найа — унижение. Найа улыбалась. Эта идея про еще одного зверя помогла им обеим избежать неловкой ситуации. Хироко больше была соучастницей, чем жертвой обмана.
Охотник остановился, делая ей знаки стоять тихо. Она посмотрела туда, куда тот вглядывался — на темные тени на нижних ветвях азобы. Послышался приглушенный гулкий рык. Найа поняла, что видит гориллу. Пигмей поднял ружье. Найа перекрестилась. Если охотник промахнется или только слегка ранит обезьяну, то им несдобровать. Когда-то ее двоюродного брата ударила горилла, снеся ему пол-лица. Но бесстрашные пигмеи, не колеблясь, атакуют всякое «мясо», попадающееся на пути. Брата Джонни убил слон, на которого тот напал в одиночку, вооруженный одним копьем. Семья потом утверждала, что только слон-оборотень мог победить такого великого охотника.
В верхних ветвях кто-то хрюкнул, в ответ послышалось гортанное ворчание. Пигмей опустил ружье и притаился за кустом. Целое стадо горилл расположилось над их головами. Найа, повторяя движения охотника, приникла к земле, стараясь уменьшиться насколько возможно, благодаря Бога, что проводник оказался не такой глупый, чтобы нападать на стадо с детенышами. Гориллы продолжали отдыхать. Найа села, охотник залег среди папоротников и лиан. Вскрикнул детеныш. Ближайшая к ним горилла заворчала, успокаивая его. Сквозь листья Найа изучала темную фигуру. Детеныш опять захныкал, послышались какие-то громкие звуки. Она увидела мать, склонившуюся над свои младенцем. Ее сильные плечи и руки ограждали малыша, как стена. Найа умилилась этой уже знакомой позе всепоглощающей сосредоточенности.
Ее тайный пассажир шевельнулся, один из его ртов присосался к ее коже, потом лениво отвалился. Она осторожно баюкала малыша. Она защитит это существо и от Этунди, и от иностранных ученых, которые посадят его в клетку. Жизнь у пигмеев тяжелая, но это только прибавит ей чувства собственного достоинства и даст уединение, необходимое для ухода за малышом.
Мать-горилла спустилась на землю со своим детенышем, прицепившимся к ее животу. Остальные тоже спускались, переговариваясь между собой. Скоро они и вовсе исчезли в глубине леса.
Пигмей подождал, пока звуки не стихли, потом встал. Он покачал головой и с сожалением улыбнулся:
— Такой биль хороший мяса!
Найа кивнула, смеясь над его жадностью, и они продолжили свой путь.
Опус №…
Ольга Воздвиженская
Имена богинь
Ну что, подруги, поговорим о своем, о женском? То есть поговорим о себе, ведь каждая из нас несет в себе воплощение великой мировой силы — Женственности. Все, что будет сказано дальше, основано мной не столько на научной строгости (хотя источником и послужили «Мифы народов мира» и некоторые другие серьезные и не очень серьезные книги, такие как «Азбука колдовства» супругов Потаповых, «Молот ведьм» Шпренгера и Инсисториса, «Ведьмы» Э. Джонг, «Младшая Эдда», «Таис Афинская» И. Ефремова, «Старое предание» Ю. Крашевского, «Мифы древних славян», сборник шумеро-вавилонской поэзии «Я открою тебе сокровенное слово», коллективный сборник «Вечные, священные, неприкосновенные», посвященный домашним кошкам, старые травники и фольклорные сборники), сколько на некоем интуитивном ощущении истины, которое приходит ко мне всякий раз, когда я размышляю о Женщинах и Богинях. И о себе — ибо я просто потому и берусь рассуждать об этом, что я женщина, как и вы, и руководствуюсь тем, что принято называть «женской интуицией» Если же это будут читать представители второй половины человечества, то в худшем случае они скажут что-нибудь вроде «ну, баба — дура, волос долог — ум короток», а в лучшем — внимательнее посмотрят на вас, своих спутниц, да еще вспомнят, что все, ради чего они живут, сражаются и умирают — тоже женского рода — Честь, Мудрость, Совесть, Душа, Вера, Любовь, Родина, Земля, Природа, Вселенная. Недаром в древнейшей системе символов — картах Таро — Мир изображен в виде цветущей обнаженной женщины, протягивающей руки человеку навстречу.
Собственно, мы будем говорить не только о богинях и их именах. Боги создают человека, а человек богов — по своему образу и подобию. Богини, сколько их ни было в истории земли, с самой Матери-Земли начиная, — воплощение разных сторон женской сути и натуры, женских свойств и качеств. Их имена служат более полному выражению Женственности. То есть той силы, о которой писали поэты, — Вечной Женственности, женскому образу Природы в самом широком смысле этого понятия. Той, чьими дочерьми мы все являемся и в служении которой — в продолжении жизни — и состоит наша женская доля. Об этом весьма точно написала одна из нас — болгарка Блага Димитрова:
Быть женщиной — так больно,
Девчонкой станешь — больно,
Любимой станешь — больно,
А матерью — так больно,
Но непереносимей боль женщины иной,
Не знавшей этих болей — всех до одной.
Не будем сетовать на тяжкую женскую долю, а начнем о богинях и увидим, как радующе-странно перекликаются имена и символы Женственности у разных племен и народов, где бы они ни жили и чему бы ни поклонялись Может, и вправду в незапамятные времена в образах земных женщин богини являлись людям?
