Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год
Несколько скучноватое перечисление, но для страны это богатство. Хотя, признайтесь, вам хочется сразу услышать что-то необыкновенное, узнать о каком-нибудь эфиопском Клондайке. Что ж, есть и такие месторождения — перспективные запасы платины и золота...
Позднее я услышал о русском горном инженере Н. Н. Курмакове, который в 1903 году при разведке золота обнаружил здесь платину. Это месторождение было практически выработано еще при императоре Хайле Селассие. В годы правления императора хищнически эксплуатировались и золотые прииски Адолы, что на юге страны, в провинции Сидамо.
Много полезного я узнал от Виктора Михайловича Шульги, геолога из Казахстана, обучающего эфиопских коллег методике картирования и поисковым работам.
— Все «сливки» были сняты еще до революции: ведь добыча золота шла на поверхности. В конце семидесятых годов, когда Эфиопия начала сотрудничать с нами, следовало искать новые месторождения, разрабатывать новые способы добычи. Дело осложнялось тем, что представители компаний разных стран вели поиски хаотично, бессистемно. Поэтому группа советских геологов прежде всего занялась среднемасштабным картированием золотоносного района в провинции Сидамо. Составила обстоятельную геологическую карту и... открыла в Эфиопии крупное месторождение коренного золота. Первое такое важное открытие наших геологов здесь,— подчеркивает Шульга.— Теперь проводится разведка, подсчет запасов золота, определяется технология добычи — заниматься ею будет государственное предприятие «Адола-голд».
Я бывал в районе Адолы с эфиопскими геологами — замечательное получилось путешествие,— продолжает Шульга,— Да вот и моему коллеге, эксперту по разведочному бурению Григорию Трифилиевичу Загибайло этот прекрасный край запал в душу.
— Да, я объехал почти все провинции,— подтверждает Григорий Трифилиевич.— Но яркие пейзажи Сидамо — а они там разные, от высокогорных до тропических—до сих пор стоят перед глазами, как образ всей Эфиопии...
На прииски Адолы
Дорога из Аддис-Абебы в провинцию Сидамо идет по высокогорью. На заоблачных плато с трудом вызревает ячмень, а рядом — глубокие тектонические впадины. В низинах зеленеют тропические растения, растут диковинные плоды, а неподалеку — ровная плоскость выжженной солнцем саванны.
Постепенно дорога опускается в рифтовую долину. Великий Африканский рифт, или грабен — гигантский разлом в земной коре, пересекает Эфиопию от Красного моря и дальше уходит в Кению и Мозамбик. К западу от него поднимается Эфиопское нагорье. Рассеченное долинами рек, оно таит в своих недрах под вулканическими покровами залежи рудоносных пород. С востока к рифту примыкает нагорье Сидамо, увенчанное вершинами высоких гор.
Вытянувшиеся вдоль дороги глубокие озера манят проезжих прохладой своих вод. Самое северное в цепи этих рифтовых озер — пресноводное озеро Звай. Здесь можно остановиться на рыбалку. Пока выберешь место, свободное от лоснящихся туш бегемотов, в воздух поднимутся тучи вспугнутых птиц: розовые фламинго, пеликаны, цапли, ибисы, выделяющиеся изогнутыми клювами и черно-белым оперением. А выше всех парит африканский белогрудый орел-рыболов. Рыбалка бывает весьма удачной: попадаются крупные сомы на 40—50 килограммов.
Соседнее озеро Лангано — любимое место отдыха и купания эфиопов. Сюда приезжают даже из Аддис-Абебы. В последние годы озеро привлекло внимание геологов и энергетиков. Зона рифтовой долины, обширный вулканический район — перспективный источник тепла.
Четыре скважины, пробуренные близ Лангано, добрались до глубинных источников с температурой воды 320 градусов по Цельсию. Специалисты в Аддис-Абебе считают, что ресурсы подземного тепла района Лангано со временем позволят удовлетворить потребности южной Эфиопии в энергии и сократить тем самым импорт нефти.
За озерами, насколько хватает взор, раскинулось желтое полотно саванны. Оно утыкано, словно гигантскими грибами на тонких ножках, зонтичными акациями и бурыми пирамидами термитников.
Вскоре появляются покрытые зеленью останцовые базальтовые горы с отвесными склонами, издали похожие то на сторожевые башни, то на средневековые замки. Эти столовые горы называются «амбы». В старые времена они служили естественными крепостями для населения во время войны. На неприступных горах возводились военные укрепления, строились монастыри. Но эти же обрывистые амбы использовались правителями и как места ссылок и тюрем.
После Ауасы — центра провинции Сидамо — начинается настоящее буйство зелени: рощи, засеянные поля, снова чащи деревьев. Очень много рощ зеленого бамбука. Встречаются деревни, более «африканские» по виду, чем в провинции Шоа, где находится Аддис-Абеба. Вытянутая вдоль дороги деревенская улица застроена хижинами-тукулями. Здесь их делают из стволов молодого бамбука, конусовидные крыши похожи на монгольские шапки. Тукули топятся по-черному. Очаг обычно устраивают у входа, но, когда подъезжаешь к деревне вечером, видно, как она курится дымами, идущими изо всех щелей хижин.
Медленно возвращаются после работы крестьяне с мотыгами на плечах. Деревни окружены полями кукурузы и тефа. Этот местный невысокий злак с маленькими зернышками занимает заметное место на эфиопских полях, что на первый взгляд странно: урожайность его невысока — меньше, чем у ячменя и пшеницы. Разгадка проста — зерна тефа содержат много железа, так необходимого человеку при скудном кислородном пайке в условиях высокогорья. Культивируя издавна это полезное растение, крестьяне высевают красный теф и черный (разница в цвете семян), но особенно выделяют белый теф, из которого выпекают ынджеру — эфиопский кисловатый хлеб в виде круглых тонких лепешек.
В одной деревне машина еле пробралась сквозь разношерстное стадо, состоявшее из зебу, овец, коз. На эфиопских дорогах стада сильно мешают в базарные дни, когда чего только не везут и не несут на продажу крестьяне, одетые в нарядные шаммы — белые накидки с вышивкой по краям.
В общей толпе легко распознать горцев: одетые в короткие штаны, они восседают на разукрашенных лошадях.
На повозках груды продолговатых арбузов и зелено-желтой папайи, огромные рыбины и бараньи туши. В больших мешках тащат уголь из древесины акации и связки сахарного тростника. Привлекают взор калебасы самых разных форм, украшенные сыромятными ремешками и ракушками на нитках. В одних калебасах несут молоко, в других свежее деревенское масло, а в сосудах побольше или в глиняных горшках — мед, только что вынутый из сот.
Вдоль дороги встречались крупные одиночные деревья с причудливыми стволами и кронами — «варка», или «шола» по-амхарски. На верхних толстых ветвях можно заметить колоды, похожие на елочные хлопушки. Это пчелиные ульи. Эфиопские пчеловоды выдалбливают их из метровых чурбаков. Мед вынимают прямо с сотами. Опытный пчеловод знает секреты ремесла и потому не боится диких пчел, которых очень много в Эфиопии. О бешеном норове, смертельных укусах африканских пчел, вытесняющих своих собратьев в других частях света, теперь известно многое...
После Ауасы машина въезжает под густые своды тропических деревьев, увитых лианами. Начинается один из нетронутых лесов, которыми славится провинция Сидамо.
Первыми, довольно недружелюбно, встретили машину бабуины. Они обнажают большие клыки, а вздыбившаяся капюшоном на плечах шерсть должна служить грозным предупреждением для всех врагов. Хотя бабуины с опаской пятились от фыркающего чудовища, но в принципе эти обезьяны совсем не робкого десятка. Еще от первых африканских путешественников дошли легенды, что бабуины могут сбрасывать на людей камни со скал. Во всяком случае, крестьяне окрестных деревень жалуются на стаи обезьян, совершающих разбойничьи набеги на поля и поедающих все подряд. Участников одной экспедиции бабуины и вправду обстреляли камнями.
Удалось встретить в лесу и двух эфиопских эндемиков.
Проплыл над головами черный, с белым пятном на затылке ворон, размеренно махая крыльями и с достоинством неся толстый, как у попугая, клюв. В той стороне; где он скрылся за деревьями, мелькнула абиссинская гвереца. Она осторожна, даже пуглива. Такой ее сделали браконьеры.
Человек, прибывший в Эфиопию впервые, встречает гверецу, или поместному «гурезу», в столичных домах, где на стенах красуются распятые пушистые шкуры черно-белых обезьян. Красота горной гверецы с давних пор сделала ее привлекательным объектом для охоты. Сотни лет назад мехом «гурезы» эфиопские воины украшали свои щиты. В конце XIX века возникла мода на обезьяний мех: только в 1892 году торговцы вывезли из Африки сто семьдесят тысяч шкурок черно-белых гверец. Из-за роскошного меха были истреблены и прекратили свое существование несколько видов длинношерстных гверец. Оставшимся видам помогло выжить только то, что и эта, как всякая другая, мода оказалась недолговечной, и после первой мировой войны спрос на обезьяньи шкурки упал...
