Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1978 год
Церемонию баси начинает староста — пожилой человек в очках и линялой гимнастерке. Чуть раскачиваясь, он начинает нараспев. Нам переводят речь: «Борьба лаосского народа была длительной и трудной, и она закончилась победой. Великая Советская страна помогла нашему народу в трудные дни борьбы, и мы рады видеть советских людей теперь, в дни мира. Пусть отойдут прочь злые, духи, пусть явятся добрые духи и даруют друзьям здоровье и долгую жизнь...» Долго перечислял староста пожелания нашей стране, нам лично, друзьям и родным. Девушки внесли на подносах чашки холодного чая и кисло-сладкое варенье. Но, прежде чем мы отпили первый глоток, жители деревни по очереди завязывают у каждого из нас на запястьях белую ниточку, что-то приговаривают и хлопают в ладоши: желают счастья и благополучного возвращения домой. Мне объяснили, что надо носить нитяные браслеты, пока они не перетрутся. Ведь когда на руках эти нитки, тебя будут охранять от напастей добрые пожелания мастериц из деревни Бхай-Бун неподалеку от Луанг-прабанга...
Гонг на огороде
Огороды встречаешь в Лаосе на каждом шагу: у входа в студенческое общежитие, около древней пагоды Изумрудного Будды, перед министерствами. С продуктами питания в стране пока трудно — сказываются долгие годы войны, и правительство призвало людей создавать огороды — маленькие, личные и огромные, общественные. Землю обрабатывают в свободный час все.
Воскресным утром мы возвращались во Вьентьян и, не доезжая города, остановились на дороге, привлеченные барабанным боем и грохотом трещоток.
Внизу, чуть в стороне от дороги, люди дружно копали неглубокий ров. Жители окраинного квартала Вьентьяна вскапывали свой огород. А на краю рва сидели две старушки. Одна мерно била в барабан, другая ударяла в большой бронзовый гонг.
— Это моя бабушка, — сказал подошедший парнишка. — С музыкой работать веселее, и она пришла нам помогать.
Задолго до того, как специалисты по организации труда в далекой Европе додумались до производственной музыки, лаосцы ввели в состав любого трудового коллектива музыкантов. И в средневековой хронике, описывающей строительство пагоды Изумрудного Будды, музыканты перечислены наряду с другими строителями.
Важная церемония не может обойтись без кхэна, духового инструмента — своеобразного ручного органа, подобного античной флейте Пана. Кхэн — это целый набор бамбуковых флейт с полым бамбуковым резонатором. Над отверстиями трубок укреплены серебряные язычки, которые вибрируют от дыхания музыканта, издавая нежные-нежные звуки.
Но в простом деревенском оркестре ведущая роль принадлежит ритму бамбуковых кастаньет, трещоток из расщепленного ствола сухого луонга. Да звенят еще бронзовые и серебряные колокольчики и бубенцы, привязанные к щиколоткам и запястьям.
На запястьях многих землекопов я разглядела бронзовые бубенцы — при движении рук они издавали чистый звон.
— В этом квартале есть один парень — мастер играть на кхэне. Община отправила его сейчас в Луангпрабанг учиться на музыкальный факультет педагогического училища, — объяснили мне, — вернется, будет у нас хороший оркестр. А пока нам бабушка помогает.
Звенели бубенчики на запястьях людей. И старушки на краю рва били в барабан и гонг...
Новелла Иванова
Ценю надежность
В небольшой гостинице Белоручейского леспромхоза, где мы остановились на ночлег, «хозяйка», узнав, что мы едем в Янишевский лесопункт к Владимиру Фирсову, сразу заулыбалась, выдала нам по второму одеялу, хотя комната была добросовестно протоплена. Вскоре она снова постучалась к нам и внесла большой белый чайник со свежезаваренным чаем. Поставила на стол чашки, конфеты и остановилась у дверей.
— На дворе мороз крепчает, — тихо сказала она.
Почувствовав, что она еще что-то хочет сказать, мы предложили ей сесть.
— Нет, я постою... В такие морозы ребята в лесу обычно работают без рукавиц и грудь нараспашку. Воздух-то у нас чистый, лесной...
Она говорила степенно, сложив руки на переднике.
— Володя-то Фирсов парень работящий, надежный.
Заметив наше недоумение, она пояснила:
— Так ведь родственник. Племяннице повезло.
Согреваясь терпким и крепким чаем, мы только собрались было слушать Анну Григорьевну, но она так же неожиданно, как и начала разговор, сказала:
— Утром, уходя, ключ оставьте в дверях. Здесь все свои...
В шесть утра мы пустились по узкоколейке в путь. Поезд продвигался в глубь еще сонных северных лесов, часто останавливался, и в темноте кто-то выходил, кто-то садился, а мы под тихий стук колес и треск поленьев в железной печке ехали дальше — наша остановка была последней. Как только состав набирал скорость, люди засыпали. Но стоило проводнице открыть дверцу печки, чтобы подложить дров, блики огня начинали гулять по лицам пассажиров, и они просыпались. Просыпались и тогда, когда скрежетали тормоза и за окнами показывались редкие огоньки, которые высвечивали крупные снежные хлопья, стену густого леса.
Была пора больших снегопадов. Снег обычно шел всю ночь. Он шел долго, до утра. Снег засыпал леса, тропинки и колеи дорог. Мело, мело, заносило дворы и избы спящих деревень. К утру снег переставал идти, и тогда воздух становился морозным и сухим. С наступлением светлого дня глазу открывались красота и величественный покой седых лесов, застывших озер; нетронутый снежный покров искрился от красноватого северного неба... Но день угасал так же быстро, как и возникал, и в еще светлом небе появлялась большая луна. Если бы в это время с противоположной стороны медленно не садилось такое же, но немного багровое холодное пятно, то луну вполне можно было бы принять за вечернее солнце...
Когда мы уже подъезжали к Янишеву, к нам подошел молодой человек. Его узкое бледное лицо скрывала густая черная борода.
— Вы, кажется, к Володе Фирсову? Пойдемте, мне тоже в поселок.
Мы познакомились, и Саша Юдин сказал нам, что он сам недавно здесь. После окончания Ленинградской лесотехнической академии направили сюда начальником участка.
Спрыгнув с высокой ступеньки вагона, мы зашагали узкой лесной тропинкой. Начинало светать. Еще издали увидели поселок. Разноцветные деревянные домики были поставлены на ровной белой площадке посреди леса на берегу еще более белой глади замерзшего озера.
— Как, бригадира застанем еще дома? — спросил я у Саши.
Он ответил не сразу, шел молча, а потом с некоторым педантизмом сказал:
— Видите ли, у нас здесь нет бригад — есть звенья: звено трелевочных и сучкорезных тракторов и звено валочных машин. Стало быть, Володя Фирсов — звеньевой. А вот насчет того, застанете ли вы его дома» думаю, нет. Он уже должен быть в лесу... Я забыл вас предупредить: он сегодня вечером собирается в Вологду на сессию областного Совета народных депутатов, если хотите его застать — делянка в семи километрах.
Потом, немного подумав, добавил:
— Так что я вас могу подвезти...
Машина пробиралась сквозь лес по недавно пробитой бульдозерами дороге. Очень скоро шофер притормозил, и, когда мы открыли дверь крытого кузова, нас обдало жаром костра.
Небо было еще бледным, и большой костер освещал густой заснеженный лес. Недалеко от костра стояли с зажженными фарами желтые трелевочные машины, и ребята черпали ведрами воду из большой железной бочки, стоящей на костре, и уходили к своим машинам.
Глядя на них, я подумал, что любой из них может быть Фирсовым — ребята были все молодые, с красными от морозного лесного воздуха лицами...
— А вот и Фирсов, — сказал Юдин.
Метрах в пятидесяти от костра мы заметили сначала осыпающийся снег у кромки леса, а потом и желтую валочную машину.
Саша помахал водителю рукой и попрощался с нами.
Нам хорошо было видно, как в небольшой светлой кабине орудовал рычагами светлоголовый человек. «Рука» его машины опускалась низко к земле, брала красными захватами ствол, замирала, и через несколько секунд срезанное дерево с осыпающимся снегом уходило в сторону. Машина все еще держала лесину в своих захватах, несла, как свечу в подсвечнике, и, плавно наклоняя, укладывала в «пакет». Снежная пыль обжигала лицо. Пахло хвоей.
Вековые деревья в эти минуты казались очень хрупкими.
У Володи было крупное и подвижное лицо. Он не обращал на нас никакого внимания, работал с удовольствием и, я даже сказал бы, с какой-то лихостью. Через некоторое время, когда «пакет» вырос и разбух от сваленных деревьев, он выключил мотор, спрыгнул на землю, подошел к аккуратно уложенным елям, оглядел их комли и направился к нам:
— Летом прихватишь березу захватами, сок течет как ручейки — береза плачет, ребята с банками подбегают.
