Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год
Но вот люди научились изготовлять охотничьи ружья, и кречет стал не нужен. С этого-то времени и начались беды для хищных птиц. По образному выражению одного орнитолога, пришла для них «варфоломеевская ночь», затянувшаяся почти на два столетия. Истребляли кречетов где только могли, набивали его перьями перины, награждали охотников за его лапки премиями.
Лишь к середине нашего века, не без споров и в результате кропотливых, исследований, орнитологи сумели отстоять хищных птиц и доказать, что многие из них приносят огромную пользу, истребляя вредителей сельского хозяйства. Что самые «отпетые разбойники» вроде ястребов и луней в ограниченном количестве остаются нужными лесу. Что хищники — важнейшее звено в экологической цепи жизни...
Кречеты обитают в Заполярье. На берегах полярных морей, арктических островах, в безлюдных отдаленных тундрах. Георгий Петрович Дементьев, который первым из наших ученых обратил внимание на ценность хищных птиц, писал в своей книге «Соколы-кречеты», что реальность вреда, причиняемого кречетами, более чем сомнительна. «Нельзя забывать и о том,— напоминал он,— что кречеты и соколы в известной мере могут считаться нашей национальной птицей, тесно связанной с русской историей». Упоминание о кречетах сохранилось во многих рукописных документах. Известно, что князь Олег в IX веке держал в Киеве соколиный двор. Что с помощью этих птиц, посылая их как дорогие дары — «поминки», устанавливали добрососедские отношения с государствами не только Востока, но и Европы. Слава о русских кречетах доходила до Мекки. В книге Марко Поло сообщается, что «Росия... страна большая, до самого моря-океана; и на этом море у них несколько островов, где водятся кречеты и соколы-пилигримы, все это вывозится по разным странам света».
Ныне кречеты взяты в нашей стране под охрану. Два года назад ученые считали, что у нас осталось не более двух десятков гнезд этих птиц. Что уж тут говорить о каком-то вреде? Кречетов пришлось занести в Красную книгу как вид, которому угрожает полное исчезновение. Мне захотелось отыскать и снять эту птицу, ведь большинство людей не знает ее: кречетов не увидишь даже в зоопарках.
Прослышав, что белых соколов видели в горах Путораны на юге Таймыра, я месяц бродил там по ущельям, и мне удалось отыскать и снять в воздухе пару белых птиц. Где-то неподалеку было их гнездо, но добраться до него я так и не смог. А тут подошло время уезжать. И надо же было случиться, что при пожаре в избе, где я остановился, сгорели пленки, на которых были сняты белые кречеты...
Тогда я попросил охотоведов, отправлявшихся в Путорану, поискать этих птиц. Вернувшись, они сообщили, что белых не видели, а гнездо обычного кречета нашли. И прислали слайд, где на гнезде рядом с пушистыми белыми птенцами стояла красивая крупная птица. Они уверяли, что и год назад видели ее в том же самом месте. Кречеты, как вычитал я из книг, не любят часто менять места гнездовий, следовательно, птицу эту можно будет отыскать и в следующем году. Эта мысль так меня увлекла, что я предложил телевидению снять фильм о кречете. Там согласились, и в Путораны отправилась киноэкспедиция.
Больше намеченного срока провела в Путоране киногруппа. Снимали водопады и горы, диких оленей и волков, но меня, конечно, больше всего интересовало, удалось ли снять кречета. «Сняли,— заверил меня оператор,— двадцать дней в засидке пролежал... Такая красивая птица! Думаю, это были лучшие дни в моей жизни».
Он был совершенно уверен, что снял кречета. Режиссер, хотя гнездо ему показали специалисты-охотоведы, решил все же на всякий случай съездить в музей орнитологии поглядеть на тушки кречетов. «Кречет! — сказал он, вернувшись.— Не белый, но кречет». И после этого мы с азартом принялись за монтаж фильма. Он обещал получиться весьма интересным. Но...
Здесь уместно припомнить одну из многих легенд, посвященных кречетам. Это легенда о том, как появилась в Москве на Трифоновской улице маленькая церквушка.
Известна эта церквушка тем, что на стене ее, с внешней стороны, была фреска святого Трифона с белым соколом — она якобы явилась первоосновой многих подобных икон, появившихся на Руси позднее. Ныне эта фреска хранится в запасниках Третьяковской галереи. Однажды, гласит предание, Ивану Грозному вздумалось поохотиться с соколами в угодьях села Напрудного. Село это находилось как раз в районе улицы Трифоновской и нынешнего Рижского вокзала. Во время охоты «отбыл» у царя честник — лучший белый кречет. За честника отвечал молодой сокольничий Трифон Патрикеев. «Отбывание» соколов на охоте — дело не столь уж редкое. Птицу эту никогда не удается приручить до конца. Сколько ее ни дрессируй, добычу, подобно собаке, приносить она не будет. И, охотясь хоть для самого царя, она охотится прежде всего для самой себя. Не накормив досыта, ее насылают на дичь, которую тут же отбирают, выдавая птице награду — кусочек мяса из рук. Если не разыскать ловчего сокола вовремя, не снять с добычи, дать наклеваться досыта, то он может и забыть, зачем ему, собственно говоря, нужна дружба с человеком. Должно быть, что-то подобное произошло и здесь: не подоспел вовремя Трифон, кречет и «отбыл». Царь сказал, что дает Трифону три дня сроку. И если кречета он не найдет, пусть пеняет на себя. Три дня и три ночи бродил Трифон по Сокольникам и до того отчаялся, что сел у пруда и заснул.
Эту легенду я вспомнил потому, что состояние царского сокольничего стало мне очень понятным, когда выяснилось, что из нашего фильма кречет-то вроде как «отбыл». Оказывается, вместо него хозяйничала в гнезде самка ястреба-тетеревятника! Ястреб тоже птица хищная, относящаяся к ловчим, весьма в прошлом ценимая, кое в чем на кречета похожая, однако родства с соколами не имеющая. Обнаружил «подмену» не охотовед, не орнитолог, а художник, страстью которого стало рисование ловчих птиц.
Вадим Горбатов рассказывал мне потом, что он, как и я, возмечтал отыскать и увидеть кречета. Ради этого он ездил за Урал, по местам древних хождений помытчиков — ловцов соколов, но, увы, отыскать птицу ему не удалось. И вдруг услышал, что сняли фильм о кречете. Не поверил! Сколько раз он, разглядывая старинные гравюры, фотографии, мечтал увидеть птицу живой, в движении — и вдруг такое... Прибежал к режиссеру, попросил взглянуть на срезки. Взглянул — и тяжело вздохнул. По желтым глазам он признал, что снятая птица — ястреб. А у кречета глаза темные, опаловые, взгляд благородный.
Выходит, ошиблись охотоведы? Но, как уверял Вадим, ошибка эта простительна — многие люди забыли, как выглядит живой кречет. Изучают его в основном по картинкам в определителях, а это мало что дает... И тут мне еще более стало ясным, что фильм о жизни кречета должен быть снят, но для этого вначале надо отыскать его гнездо самому.
Надо сказать, что Трифону Патрикееву в конце концов повезло: кречета он отыскал. Во сне к нему явился святой Трифон на белом коне, с белым соколом в правой руке, красно-зеленом одеянии, точь-в-точь, как он и изображен на фреске, и сказал: «Ступай в Мытищинский лес и на такой-то сосне отыщешь своего беглеца». Патрикеев открыл глаза и отправился в Мытищинский лес. На сосне сидел, поджидая его, царский честник. В благодарность за помощь, как гласит легенда, поставил Патрикеев святому Трифону вначале деревянную часовенку, а затем сложил и каменную церквушку, которая и стоит ныне на Трифоновской.
Но как мне найти своего кречета? Пришлось обращаться за советом к Успенскому, доктору биологических наук, помогавшему мне не раз. Савва Михайлович — большой знаток природы Севера — видел кречетов, писал о них.
— Отправляйтесь на Ямал,— посоветовал он.— На фактории Щучьей разыщите Калякина. Владимир Николаевич из Института охраны природы. Лет семь разъезжает по Ямалу и знает там гнездовья всех птиц. Думаю, и с кречетами он вам поможет.
До фактории Щучьей я добирался на почтовом катере. Двое суток плыл по реке, петляя по многочисленным сорам, застревая на мелях. Берега реки поросли непролазным кустарником, над которым летали утки. Фактория затерялась в глубине тундры. Истосковавшийся по людям начальник почты охотно подвез меня до одинокой избы, стоявшей на обрывистом берегу в окружении нескольких тощеньких лиственниц.
Когда моторка ткнулась в берег, из избы вышел высокий рыжеволосый человек с развевающейся на ветру бородой, в тельняшке, черных шароварах и огромных серых валенках. Черная повязка на глазу перекрещивала его лицо, а добродушная улыбка не оставляла сомнений, что человек этот прост, любит общение и знает толк в законах гостеприимства.
Через час мы уже запросто беседовали за узким столом в небольшой темноватой избенке с жарко натопленной печью, где сновало немало приехавшего из Москвы ученого люда. Всем им вскоре предстояло разъехаться по отдаленным уголкам тундры.
