Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №01
И все-таки правы англичане — нет ничего прекраснее парусного корабля!
— Аврал! Все наверх паруса ставить!
— Пошел наверх отдавать паруса!
— Веселее, веселее выбирать!
— Фор-стень-стаксель, бизань ставить! — орали в рупоры боцмана мачт.
Этот день не забудется никогда. Да, Северное море все-таки подарило нам свежий попутный ветер. Внезапно барк стал напоминать гигантский растревоженный муравейник — переплетение мачт, реев, вант и маленькие черные точки — курсанты, снующие на огромной высоте, шум ветра, крики команд. Качнулся свод небес — и в мире больше ничего не существует, кроме этого сильного ветра, этой огромной высоты, этих упругих канатов. Все разговоры будут потом. А сейчас — только уходящие из-под ног реи, только рвущиеся из рук паруса.
Паруса отданы. Ветер наполняет их, они набухают, оживают, трепещут, дышат — серебристые, дакроновые, легкие. Судно вздрагивает, прибавляя ход, острый бушприт рассекает воздух, и пенный след уже тянется за кормой...
Теперь день за днем — ставить одни паруса, убирать другие, ловить ветер. Все теперь решает ветер. И опыт капитана, и точность его помощников, и слаженность всей команды. И азарт! Азарт борьбы. Правы старые капитаны — моряк начинается с паруса. Молодые парни, будущие капитаны, должны чувствовать каждый порыв ветра, каждое движение моря — море остается суровым и подчас жестоким, и ты не должен бояться ничего, должен быть готов в любую минуту — ночью, в шторм, когда нет ни неба, ни воды, а одна лишь гудящая, слепящая стихия, — ты должен мчаться на самый верх мачты, на самый конец падающего в бездну рея, чтобы твое судно уверенно шло через океан...
И лишь когда на море опустится ночь, когда на мачтах зажгутся ходовые огни, а на небе — звезды, когда в темном углу полубака засветятся огоньки сигарет, — ты поймешь, как это лихо с небес спускаться на палубу...
— Слу-у-шай, а как дунуло там, наверху... И вдруг рей перпендикулярно стоит! Ну, думаю, смэ-э-рть.
— Старый, а, старый, а там красота какая! Говорил же боцман: «Океан можно увидеть только с бом-брам-рея!»
Светятся огоньки сигарет и исчезают все разом — курсанты бросились к борту. Темный силуэт парусника выплывал из темноты и уходил за корму «Крузенштерна». У нас скорость больше?!
— Кого это мы делаем?! Старый, ты видишь?
— Да это поляк, «Дар млодзежи»!
«Мы вас сделаем!» Это наши ребята орут английскую песенку, хит альбома «Куин», орут и топают в такт ногами: «Мы вас сделали».
На польском барке свистки, крики команд, и все это проваливается в темноту. «Мы вас сделали».
А из штурманской рубки самые последние координаты «Седова» — он нас «сделал» уже на восемь миль!
Ко мне подбегает курсант Миша:
— Вы слышали? «Седов» нас...
— Да слышал, слышал.
Кто выиграет гонку?
Невидимая линия пересекает вход в Гельголандскую бухту — ворота немецкого города Бремсрхавсн. Это линия финиша, к которой бросились наперегонки все двести парусников. 21-го июля 1995 года, в 11 часов 46 минут по Гринвичу русский мурманский барк «Седов» первым из всех больших и малых кораблей пересечет эту линию. «Крузенштерну» в этот момент останется пройти еще шесть с половиной морских миль. В этот же день, в 13 часов 46 минут 46 секунд, «Крузенштерн» пересечет линию финиша. И тогда с берега, из официальной службы гонок сообщат, что...
Но до этого еще двое с половиной суток, наполненных изменчивыми ветрами Северного моря.
«Доброе утро! — говорит радио в каюте голосом третьего штурмана. — Судовое время 7 часов, ноль минут. Сегодня 19 июля, вторник... Судно следует курсом...»
Я выбегаю на палубу. Солнце, ветерок слабенький, но есть. Нижние паруса убраны, они только мешают при таком ветре. Заглядываю в штурманскую рубку — «Седов» ушел вперед на 12 миль, скорость у него на два узла больше. Плетусь завтракать, сижу рядом с капитаном. Молчу. Он попивает чай и смеется:
— Так и должно быть. При таком ветре у него всегда скорость больше.
— Почему?
— А, долго объяснять. Тут и конструкция, и то что его сразу строили с двигателем, а мы же — классическое парусное судно, нас переоборудовывали, двигатели поставили потом. Я даже велел воду перекачать...
Вдруг капитан к чему-то прислушивается и убегает из кают-компании. Я за ним.
Он бегает по палубе, приседает, смотрит туда, смотрит сюда, зовет боцмана первого грота, что-то тому показывает, боцман хватается за рупор, кричит: «Курсанты на гитовы и гордени!» Вам понятно? Мне тоже. Но «Крузенштерн» прибавляет скорость. И так целый день.
«Доброе утро. Судовое время 7 часов ноль минут. Сегодня 20 июля, среда. Судно следует курсом 115 градусов. Пройдено 160 морских миль до линии финиша 166 миль. Идем со скоростью 5,2 узла...»
Ветер... ветер... ветер... Одни лишь разговоры о ветре.
«Доброе утро. 21 июля...»
Захожу в штурманскую рубку. «Седов» за ночь оторвался уже на 66 миль. Его догоняет новенький легкий «Сван фан Маккум». Это те ребята, что на Эдинбургском параде носили на плечах русалку. Через полчаса опять бегу в рубку. Вахтенный штурман смеется взахлеб вместе с радистом Андрюшей. По радиотелефону «Сван» дал срочное сообщение: «Слушать всем судам!» Что случилось?
«Сван»: «Официально заявляем. Нам надоело гоняться». Возмущенные голоса в эфире, а «Сван» продолжает: «Мы выходим из гонок. Мы хотим пить пиво!» Эфир смеется. «И мы к вам идем пить пиво!» «Сван»: «Выставляем ящик пива тому, кто первым подойдет к нам». Другие суда: «Идем, идем!»
Регата регатой, но должно быть весело — вот лозунг датчан.
К обеду нам оставалось 23 мили, и скорость была 6 узлов. Хорошо. А где «Седов»? «Седов» всего в пятнадцати милях от нас! «Что случилось?» — спрашиваю у капитана. Он смеется: «Это у них надо спросить».
Штурман, который принял ошеломляющие координаты, — герой дня. А этот «пивной» «Сван», оказывается, уже финишировал, но его результат не засчитан. Странны дела твои, Регата! И я решил пошутить.
— Говорят, мы выиграли гонку, — говорю капитану.
— Кто сказал?
— Капитан Коломенский.
— Я ничего не знаю.
Он покружил на месте и шмыгнул в штурманскую рубку. Потом снова появился на палубе с ухмылкой во все лицо:
— А я и не знал, что это я сказал. Действительно, мы выиграли гонку! Я хотел было попросить объяснить все тонкости гонок, но тут он произнес:
— Чтобы выиграть гонку, не обязательно прийти первым.
— Где-то они прозевали, проспали на «Седове», — сказал мне потом капитан. — Я же вам говорил, что надо за всем следить непрерывно.
Мы как 17 числа вышли, я даже не разбирал койку. А могли руки опуститься. «Седов» же еще вчера был всего в тридцати милях от финиша.
Всего! Они, как на старте оторвались, так и расслабились — соперников-то не видно. Конечно, коэффициент нам помог, но дело разве только в коэффициенте?
Полночь... Лоцман ведет наш «Крузенштерн» в узкости близ Бремерхавена.
Сначала накрапывал дождь, а лотом хлынул ливень, и случилась странная гроза — сплошные облака, стрел молний за ними не видно, и только где-то вспыхивает ослепительный призрачный свет, и тогда в небо врезаются черные кресты мачт и реев, и корабль плывет во вспыхивающей сфере. Странно устроена земля — то день, то ночь, то солнце, то ливень, чистая вода и льды, песок и камни...
Самое милое дело в такую ночь почистить трубку, набить ее табаком и пустить кольца душистого дыма...
Ушел этот прекрасный день. Ему не крикнуть: «Постой! Остановись!» И, только ощутив шум ветра, шум времени, уносящий корабли в бесконечный мир, мы поймем, почему так привязаны к берегу и так хотим уйти от него.
Эдинбург-Северное море — Бремерхавен
Дмитрий Демин
Прощание с первобытным миром, или Путешествие к последним настоящим дикарям Новой Гвинеи
Я прошел многие широты, без устали отмечая последние чистые оазисы Земли, чтобы показать, что они еще есть, что надо приложить все усилия и уберечь их; я добрался до недостижимых, казалось бы, уголков Земли в поисках древних культур маленьких исчезающих народов. Как часто я поспевал туда буквально в последнее мгновение, присутствовал при переходе из вчера в сегодня и не скрою, что не раз мне приходилось попадать в места, где нельзя было найти даже следов народа, который заселял их до недавнего времени...
Совсем недавно я организовал экспедицию в каменный век, в Западный Ири-ан-Джая, западную часть Новой Гвинеи. Целью экспедиции был неисследованный район в глубине огромного острова, где люди живут первобытной жизнью, где джунгли самые непроходимые, а реки опаснее, чем в любом другом уголке земного шара. Нам предстояло пересечь порог самого большого из существующих в мире музеев естественной истории, ступить на землю, где каждый неверный шаг мог угрожать смертью.
