Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 01 (7), февраль
— Да… Приезжай… Буду рад… Времени нет… Тебя встретят… Жду.
Криминал и налоги разорили Виктора. Из состояния, будто бы насчитывающего десятки миллионов долларов, осталась сумма настолько ничтожная, что подарок на пятилетие дочери от второго брака от его имени покупал я. И радовался, признаюсь, тому, ибо друг мой обладал в то время голосом давно уж мной забытым и будто бы возрожденным: добрым… и снисходительно-покровительственным:
— Не, в «Ленком» не хочу… Пойдем лучше в Малый…
Следующие пять лет были, быть может, лучшими в нашей дружбе — я помогать ему возможность имел, а он позволял мне делать это. Ибо у него дела не шли. А меня хоть где-то, да печатали.
А еще его бросила молодая жена, а первая назад не приняла. И дочери, по детскому эгоизму своему, вникать в его проблемы не пожелали, требовали не столько души, сколько денег.
— Привет, — говорил он (как правило, по телефону). — Ну, как дела? Вот думаю одно дело начать… — и начинал врать. Голосом приторным и лукавым.
Я люблю его, верю в его звезду, поэтому всегда все выслушивал. Где мог — помогал.
Но пять лет — безрезультатно…
И вдруг — звонит мне в ответ на письмо по Интернету:
— Ты что — сдурел совсем?.. Или с горы навернулся?.. — и далее в том же духе: нагло, с апломбом, нахраписто.
Все ясно — дела у моего друга в порядке, он опять пошел в гору.
Кошелек
И последняя история. Речь в ней идет о сумме, которая после всех этих перестроечных и послеперестроечных денежных реформ кажется ниже смехотворной, а тогда — через три года после хрущевского обмена денег — казалась нам значительной. Речь идет о тридцати рублях шестнадцати копейках, то есть 301 рубле 60 копейках по-старому.
Деньги эти лежали в сером самодельном кошельке (тогда кошельки еще многие шили из обрезков кожи от старой обуви), а кошелек лежал в пыльной колее Больничного переулка.
Я разглядел его в серой пыли, которой, как мне кажется, в те времена было на дорогах много больше, чем сейчас. Поднял и показал дружку своему Генке Гузею.
Вид трех красных купюр, трех пятаков и копейки оказал действие шоковое.
Копейку мы решили тут же пропить, бросив ее в автомат с газированной водой без сиропа. А потом отправились к себе в детдом, заперлись в классной комнате и, добыв из запертого шкафа новую тетрадь (в клеточку, двенадцать страниц, стоимость — две копейки), написали двенадцать объявлений:
«Найден кошелек с деньгами. Обращаться…» — и написали адрес детдома и фамилии.
Потом все эти листы расклеили на столбах в Больничном переулке и на улицах рядом: Первой, Второй Бульварной, Парковой и Ворошилова.
И к нам пошли люди. Толпы…
За неделю наш детдом посетило человек шестьдесят взрослых. Говорили, что кошелек был черным, желтым, коричневым, красным, с застежкой, на молнии. Кто называл кошелек серым и с пуговичкой, но не мог вспомнить суммы в нем, а назвавшие сумму в тридцать рублей, не могли вспомнить число копеек. И добрая половина отвергнутых нами притязателей прямиком шла к директору детдома.
В конце концов, надоело все это именно директору — и Николай Иванович потребовал отдать кошелек и деньги ему.
— А мы его потеряли! — нагло заявил Генка. — Перепрятывали, перепрятывали — а теперь и сами не найдем.
Так мы стали похитителями тридцати рублей.
И в тот же день решили купить на эти деньги мечту доселе неисполнимую — велосипед.
В воскресение сбегали на базар и купили настоящий «Орленок» — велосипед для подростков, стоящий новым в магазине аж 47 рублей, но на базаре подержанный пошел за тридцатку. Имели такие в то время в нашем городе лишь дети высокопоставленных родителей да работников прилавка. И совесть нас, не в пример героям идущего тогда фильма «Без страха и упрека», где дети тоже нашли деньги и истратили на водолазный костюм, не мучила.
Велосипед мы держали в курятнике при доме одинокого старого деда, по очереди катались на нем, под страхом соблюдения тайны давали прокатиться и своим однокашникам. Все знали историю приобретения такой чудесной машины — и за два года никто не выдал нас.
А когда оказалось, что мы с Генкой из «Орленка» выросли, велосипед продали на рынке уже за 5 рублей. На них я купил книгу Соловьева «Веселый мудрец» с двумя повестями о Ходже Насреддине, а на остальные деньги мы всем классом сходили в кино на фильм «Безбородый обманщик» об Алдаре Косе — билеты тогда на дневной сеанс стоили по десять копеек.
Прошло еще несколько лет. И история эта закончилась самым странным образом, почти по-книжному, хотя на самом деле она произошла в жизни…
Работал я в геодезической партии в пустыне Муюн-Кумы. Устанавливали мы пункты триангуляции, представляющие из себя сваренные из труб в два с половиной дюйма пирамидки. Таскались с теодолитом и мерными лентами, затаскивали вышки на вершины самых больших барханов. На воскресение возвращались на базу, где спали в одном из саманных домиков в окружении нескольких высохших пирамидальных тополей. Имя у села было странное, русскому уху непривычное — Бостандык.
При двадцати шести жилых домах был даже сельмаг, где продавались водка, вино, рыбные консервы, вермишель да макароны. Были еще какие-то овощные консервы и морская капуста, но ни мы, ни местные жители их не покупали.
И вот, когда я, достав оставшийся с детдомовских еще пор кошелек, стал вынимать из него изрядно подешевевшие к тому времени «новые деньги» за сборник фантастических рассказов «Я — робот» А. Азимова и килограмм «Золотого ключика», продавщица спросила меня:
— Откуда у тебя этот кошелек?
— Это — мой, — ответил я, ибо решительно забыл к тому времени, как и почему он попал ко мне.
— Это — мой кошелек, — сказала тут продавщица. — Я сама сшила его.
Кошелек и вправду был не заводского изготовления, я сам его уже раза три ремонтировал, прошивая суровой ниткой по краям.
— Где ты его взял? — не унималась она.
— Нашел, — вдруг вспомнил я. — Давно, — и протянул ей кошелек. — Возьмите.
Я был юн, меня в краску бросило от стыда, ибо показалось мне, что не то, что продавщица, а и вся очередь, весь Бостандык, вся пустыня смотрит на меня, как на вора.
— Зачем он мне? — ответила продавщица и отодвинула кошелек от себя. — У меня другой есть.
Я расплатился, взял конфеты, книгу, кошелек и вышел на улицу. И до самого конца сезона, то есть еще около десяти ночевок на базе, я к этому магазину и не подходил.
А когда все вышки и репера были расставлены, и нам было приказано переезжать в другой район той же пустыни — километров так за триста на восток, — я попросил хозяина дома, где мы отдыхали по воскресениям, чтобы он передал продавщице тот самый серый самодельный кошелек с большой пуговицей посередине.
В нем я оставил четыре червонца. Потому что деньги к тому времени, как я уже говорил, инфляция подъела основательно.
Олег Солдатов
Дуализм, или Учение В. В. Розанова
Василий Васильевич Розанов родился 20 апреля 1856 года в Ветлуге (Костромская губерния) в семье учителя, рано скончавшегося и оставившего вдову с восемью детьми.
Гимназистом, как и многие в его возрасте, пережил увлечение Писаревым, Миллем, Боклем. Затем возненавидел позитивизм: «…Позитивизм — философский мавзолей над умирающим человечеством. Не хочу! Не хочу! Презираю, ненавижу, боюсь!!!»
Приведенные выше строки можно прочесть почти в каждом издании сочинений Розанова. В сети и на бумаге. По слухам известно, что был он человеком едким, нервным, умным острословом, и даже беспринципным и аморальным. И действительно…
Фигура его неоднозначна. О Розанове говорили, что он пишет «обеими руками», публикуясь и в либеральной, и в консервативной прессе, В. Соловьев называл его Иудушкой, а Л. Троцкий «заведомой дрянью, трусом, приживальщиком», П. Флоренский «зверьком-хорьком, душащим кур, но мнящим себя львом или тигром». Картина нелицеприятная… Неужели все современники сошлись в негативной оценке? Конечно, как понять человека, который сначала предлагает статейку в «левую» газетку, получает гонорар, а потом спешит в газету правого толка и продает статью, в которой оппонирует левым. Безобразие! Но вот что писал о нем близкий к нему Э. Голлербах: «Розанов не был двуличен, он был двулик. Подсознательная мудрость его знала, что гармония мира в противоречии. Он чувствовал, как бессильны жалкие попытки человеческого рассудка примирить противоречия, он знал, что антиномии суть конструктивные элементы религии, что влечение к антиномии приближает нас к тайнам мира».
Можно ли судить о человеке, руководствуясь только его работами? Без личного знакомства, без знания его психологии, основываясь только на записях, исповедях, потоках сознания, оставленных Розановым. Ответ очевиден: нельзя. Но мы, в силу ряда причин, попытаемся…
