Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1993 год
Скоро, даже очень скоро Гудини, ликуя, широкими шагами вошел в комнату. Оков на нем не было!
Циничные служители прессы не испытали удивления.
«Энди Роан только что рассказывал нам,— заявили они Гудини,— что пару дней вы крутились в тюрьме. Возможно, у вас полный карман ключей — вы могли снять копии с замочных скважин с помощью ключа, покрытого парафином, или чего-нибудь в этом роде».
Гудини ответил спокойно, но твердо и недвусмысленно: «Ладно, если вы думаете, что я воспользовался каким-нибудь дешевым трюком или сплутовал, разденьте меня догола и обыщите, а потом заприте снова».
Это было нечто новое даже для Чикаго 1898 года. И Гудини говорил, возможно, впервые, как великий артист.
В его речи было нечто большее, чем просто вызов. Само слово «догола» уже способно смутить. Бесс скромно покинула комнату, и Гарри полностью разоблачился.
Невозможно сказать, как Гудини поступал в каждом конкретном случае. Видя результат, можно было лишь гадать о методах Гудини и полагаться на уже имеющиеся сведения. В данном случае вполне вероятно, что, использовав ключ, чтобы отомкнуть наручники, и отмычку, чтобы открыть дверь камеры, Гудини спрятал эти предметы где-то неподалеку и только потом вошел в кабинет Роана. Благо закутков и уголков, где можно приклеить пару вещиц кусочком воска, в тюрьме хватало. Взять хотя бы стальной кожух замка камеры. Под него-то Гарри, очевидно, и прикрепил ключ и отмычку.
Как бы там ни было, одежду Гарри перенесли в другую камеру и предложили показать трюк еще раз. Он освободился даже быстрее, чем раньше.
Эта попытка прославиться оказалась на удивление удачной. Фотограф снял Гарри в цепях на фоне запоров. Когда статью напечатали в газете рядом с театральной рекламой, Гудини бросился скупать тираж. Потом они вместе с Бесс вырезали и рассылали заметки театральным импресарио. С трудом выкроив несколько долларов, Гарри дал объявление в одной из нью-йоркских газет, копию которого он поместил на обложке своего альбома с газетными вырезками: «Гудини, непревзойденный король наручников, был абсолютно голым, и его осмотрели три врача. Он освободился от всех наручников, кандалов, смирительных рубашек, ремней и ящиков».
Тут он малость приврал, хотя, по сути дела, был способен освободиться от всего перечисленного в объявлении.
В результате этого успеха директор чикагского театра «Хопкинс» позвонил Гарри и предложил ему завидное место на оставшуюся неделю. В театре скончался ведущий актер, и требовалась замена.
Гудини получили вторую возможность выступить в эстрадном представлении, пользующемся шумным успехом. Но накануне Бесс слегла с воспалением легких. Без нее не получится главного трюка, не будет и концовки. Гудини знал, представление будет бледным.
Он не хотел признаться, что отказывается по такой «земной» причине. Он придумал другой повод. «Я не могу играть по воскресеньям без оплаты, подобающей ведущему актеру», — объявил он директору. Но директор согласился. Гонорар ведущего актера — восемьдесят пять долларов в неделю.
Когда Гарри шепнул Бесс, сколько ему заплатят, та подскочила на кровати. «Дай опомниться, Гарри, за такие деньги я встану, если даже буду при смерти».
Гарри привез ее в театр в дорогом экипаже. Впервые Бесс ехала с таким шиком. Но это было только начало. Чете Гудини предоставили гримерную для ведущих артистов с зеркалом в полный рост. Тут уж Бесс быстро оправилась от болезни. Слава и удача начинали улыбаться им. Да и они никогда в жизни не выступали лучше.
Гарри израсходовал все, что они заработали, на рекламу в театральных газетах. Но импресарио по-прежнему не обращали на него внимания. Выступление было слишком мелким по масштабам, публикаций почти не было, и обрести шумный успех оно могло лишь случайно. Триумфа не получилось.
Стояла холодная зима, озеро замерзло. Гудини вернулись в открытый круглый год «Коль и Миддлтон», где Хедж, директор театра, обеспечил их работой на пару недель. Но после успеха в театре «Хопкинс» Гудини испытывал унижение, выступая здесь.
Обычно он приглашал кого-нибудь из зрителей надеть на него наручники и кандалы. На одном из спектаклей дородный детина вышел с парой регулируемых наручников. Гарри с готовностью протянул незнакомцу руки. Сидя в шкафу, он пытался открыть их своим ключом. Ничего не выходило! Замок не поддавался. Гарри взмок, а публика тем временем мало-помалу расходилась.
Наконец он появился, мокрый, растрепанный и в наручниках. Зал был практически пуст, если не считать мускулистого незнакомца, который оказался сержантом полиции. Тот задумчиво жевал сигарный окурок. «Лучше не рыпайся, парень,— проскрежетал он.— Это собьет с тебя спесь. Такие наручники вообще не открыть. Ты проиграл!»
Этот случай не прошел незамеченным. В чикагской «Джорнэл» от 13 января 1899 года инцидент был подробно описан. Заголовок гласил: «Нечестная игра. Иллюзионист Гудини заявляет, что сержант Уолдон сыграл с ним злую шутку». В статье говорилось: «Чародей оков», выступающий сейчас в «Карл-стрит Мюзеум», столкнулся с неразрешимой задачей и не смог снять сломанные наручники».
После фиаско Гарри впал в полное отчаяние. Он был убежден, что сцена навсегда закрыта для него, что его карьера погублена, что он — посмешище Чикаго, а может, и всей страны. Он был склонен, как и потом, преувеличивать свою значимость. Он прокрался в театр, чтобы собрать свои вещи, и был обруган директором за опоздание на две минуты.
— Вы полагаете, что я еще работаю здесь?
— Я не увольнял вас, что вы имеете в виду?
— Я... после вчерашнего провала. Я не думал, что вы захотите, чтобы я выступал...
Хедж расхохотался.
— Не думайте об этом, дружище. Такое может случиться с каждым. Переживите это. Мм должны открываться. Мы не можем задерживать выступление. Быть может, в дальнейшем вы сами станете учить этих парней открывать и закрывать их собственные наручники.
Гарри никогда не могло прийти в голову, что кто-нибудь может сломать наручники: сам он испытывал большое уважение к этому предмету, и то, что их можно намеренно испортить, было выше его понимания. Но Гарри никогда не забывал ошибок. Впредь он не позволял застегивать на себе наручники, не убедившись в их исправности.
«Подожди, Бесс,— говорил он,— придет время, и я не буду иметь права терпеть поражение. Я буду настолько известен, что не смогу позволить себе проигрывать». И время это было совсем близко, даже ближе, чем мог предположить Гарри при всей своей пламенной уверенности в себе...
Уильям Грэшем
Перевел с английского А. Шаров
Продолжение следует
Потаенный потлач
«У всего в мире — своя песня»,— говорят индейцы квакиютл. Это племя группы вакашей живет на северо-восточном побережье Канады. И коль скоро эта пословица квакиютлей, значит, есть своя песня и у потлача, и не одна. Потлач ведь бывает, когда рождается индеец и когда умирает, когда становится полноправным членом племени, когда женится. И еще по самым разным поводам. А также без видимых поводов. Большой потлач или маленький, для всего племени или только для своего рода, потлач подобен вехе, отмечающей любое мало-мальски значительное событие в жизни квакиютла. Так было всегда.
А что это такое — «потлач»? На первый взгляд празднество, на котором его устроитель раздает гостям все — буквально: все! — нажитое имущество.
Марксистско-ленинская этнография так и пишет с предельной простотой и ясностью: потлач есть «проявление так называемой престижной экономики, суть которой состояла в постоянной циркуляции избыточного продукта». Далекие от марксизма канадские официальные лица в начале двадцатого века характеризовали этот обычай несколько иначе: «безрассудно избыточная щедрость». И те и другие видели — с разных сторон — в потлаче разорительный архаический и даже вредный обычай. Сами индейцы придерживались своей индейской точки зрения: «Потлач — это... потлач».
Пламя костра озаряет бронзовые лица старейшин, распевно ведущих размеренное повествование...
Отец опять выругал Сивиди за лень и выгнал из дома. Мальчик сидел на берегу большого озера и плакал. Вдруг из-под воды появился гигантский осьминог, обвил Сивиди щупальцами и утащил в глубину. Но мальчик с удивлением обнаружил, что под водой он так же легко дышит, как на берегу. Спрут принес его в чудесные чертоги Вождя Подводного Мира. Вождь посмотрел на парня и решил помочь ему. Он сказал: «О, Сивиди! Давно уже не слышал я ничего о племенах, живущих за морем. Сплавай-ка к ним с моими воинами-косатками». И Сивиди, прежде ни на что не годный и вдруг ставший отважным и умелым, отправился в долгое и опасное путешествие. Четыре года плавал он с косатками по разным племенам и народам, живущим за дальним краем моря. Но четыре года пролетели для него как четыре дня. Многие чудеса видел он за морем, многих страшных чудовищ победил в честном бою, прежде чем настала пора возвращаться к Подводному Вождю. Тот очень обрадовался, увидев, как сильно изменился и возмужал Сивиди, подарил ему свой волшебный дом и передал ему часть своей магической силы. Он нарек Сивиди новыми именами, и первым среди них было «Рожденный-Чтобы-Править-Миром». Затем он отпустил юношу, и тот всплыл вместе со своими дарами и новым домом неподалеку от родной деревни. Но, прежде чем вернуться к своему народу, Сивиди решил немного подурачить родичей. Он появлялся перед ними то зверем, то птицей и рыбой. Сивиди веселился от души и как-то раз обратился в рыбку-подкаменщика. А брат его как раз рыбачил в море и поймал эту рыбку. Пришлось Сивиди превратиться снова в человека и открыть себя. Так он вернулся в мир людей, а вернувшись, устроил для квакиютлей — своего народа великий пир. Он одарил всех дорогими подарками, он танцевал перед людьми и пел песни о своих приключениях и при этом оборачивался дивными существами подводного мира. Так был устроен первый в мире потлач. Правом устраивать потлач одарил Сивиди Великий Вождь Подводного Мира.
