Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год
Управляющий музеем сеньор Вега опередил меня, начав рассказывать то, что я уже давно выдолбил наизусть: что это было здание школы, самой первой на всем Американском континенте, которая носила имя Сан Николас Обиспо и была основана в 1540 году доном Васко де Кирога, который был первым архиепископом Мичоакана. В 1580 году школа была переведена в Морелию, а теперь этот огромный дом превращен в музей, где со всей округи собраны образцы ремесленного искусства, старинные и современные: коврики, пальмовые фигурки из Цинцунцана, глиняные куклы из Тангансикуаро, фаянсовая посуда из Кукумичу... За два песо можно осмотреть шесть залов, правда, фотографировать не разрешается.
Все это дон Хесус Вега сказал, пока супруги обходили музей, и теперь он пытался объяснить, каково ему с ремонтом здания:
— Обратите внимание на самые старые стены, они слеплены из грязи и навоза.
— Из навоза? — спросила сеньора.
— Из навоза и грязи, — ответил ей дон Хесус, отвесив мне хороший подзатыльник за то, что, подумаешь тоже, я непочтительно обошелся с цветочками в газоне.
Видимо, музей супругам не очень понравился. Когда они вышли оттуда, то говорили о нем бог знает что: он будто очень запущен и что смотреть будто там нечего. Тогда я им сказал то, что как-то в школе нам объяснил Пузатик, то есть, я хотел сказать, учитель Рейес: что почти все произведения народного искусства перевезли в Морелию и в разные другие музеи. А супруги в ответ — ни слова. Тут я испугался, что Пацкуаро им не понравился, и не видеть мне моих сентаво.
Из музея мы двинулись к Дому Одиннадцати Дворов, хотя теперь-то их семь, потому что, когда расширяли улицу Лерин, четыре снесли. Я снова повторил, что раньше это был монастырь святой Марты, а теперь здесь ткацкая фабрика. Уж здесь-то им понравилось. Сеньор сказал, что это архитектура в типично колониальном стиле, и, пока он заглядывал во все закоулки, сеньора направилась прямо туда, где стояли ткацкие станки. Она купила прекрасные коврики по восемь песо за метр (шириной 80 сантиметров) и по 35 песо за метр (шириной два десять). А я там получил свои комиссионные. Потом на улице я показал им то, что, по-моему, и есть тот самый знаменитый источник дона Васко.
— В этом месте дон Васко, — сказал я им, — однажды ударил оземь своим посохом, опечаленный тем, что у людей не было чистой воды, и пили они воду из озера и поэтому болели. Только ударил дон Васко посохом о землю, как тут же начала бить вода, да такая чистая и полезная, что люди и по сей день пьют ее.
Рассказал я им это, и господин сделал снимок.
— Настоящий источник дона Васко, — услышал я позади себя знакомый голос, — это тот, что у самого музея, болван!
Это был Патросиньо. С неба он, что ли, упал?! Вот помог. Вот так приятель.
Ну ладно, я этого не знал, ну, спутал и все, и бог с ним.
Уж где я ничего не спутал, тут я уверен, это возле источника Торито. Эта история очень понравилась сеньоре. Она так весело смеялась, когда я сказал, что раньше источник был не на том месте, где он сейчас, в углу Малой площади, а был у стены на другой стороне. Но потом его перенесли, было это давным-давно, когда одному сеньору, которого, закусив удила, понесла лошадь, не повезло, и он столкнулся с каменной чашей, куда стекала вода. Бедняга так и не смог подняться. Тогда родные покойного обратились к властям и затеяли судебный процесс против источника. Источник проиграл этот процесс, и, чтобы наказать его и чтобы он больше никому не угрожал, его перенесли в другое место, туда, где он сейчас и находится.
Сеньора никак не хотела мне верить и спросила:
— Кто тебе это сказал?
А я, потому что я-то уверен, что это чистая правда, потому что в Пацкуаро все об этом знают, сказал ей, что так написано в путеводителе. Ну, точно, так написано, я же сам читал.
Мы зашли в собор поглядеть на его пять-нефов-в-форме-распростертой-десницы. Зашли в библиотеку имени Гертруды Боканегра, где раньше была церковь Сан-Агустин, ну а теперь библиотека. Когда мы вошли, там не было ни души, только эти росписи, громадные и красивые, в которых рассказана вся история Пацкуаро, которые сделал один сеньор, которого, это нам сказал Пузатик, когда водил нас смотреть библиотеку, зовут О"Гордан, или О"Горман... Ну, что-то в этом роде.
Мы там пробыли совсем недолго, прошли сразу от входа к выходу, и я повел их в «Урани атари», магазинчик, где продаются расписные сосуды, сделанные из тыквы, хозяйка которого сеньора Сара Анхель, такая добрая и смешная, говорит в конце слов «у» вместо «о». Она скажет:
— Эту очень тонкая работа, эту искусству теперь утрачену.
Сеньора Сарита рассказала им о производстве лаковых рисунков. Она объяснила, что «урани атари» на языке тараско называют тех, кто расписывает тыквенные сосуды. Что «эту искусству» в их семье передается по наследству и она овладела им, когда ей было еще пятнадцать лет. Что рисунки наносят деревянной палочкой, для изготовления которой нужно особое дерево, в котором не должно быть смолы. Берут сосуд, сделанный из высушенной тыквы, и наносят на него рисунок красками, которые дает земля, животные и растения, смешанными с гипсом, и в которые добавлено льняное масло, чтобы рисунок впитался в стенку сосуда и не стерся. Еще сеньора Сарита сказала им, что «эту искусству» утрачивается потому, что вон в Кироге, например, продают тыквенные сосуды с росписями, «да эту совсем не ту, краски у них из магазина, а поэтому совсем непохоже на эту прекрасное искусству».
Они пробыли у сеньоры Сариты довольно долго, но ничего не купили. Тут я остался без комиссионных.
От «Урани атари», который находится на улице Косе, мы поехали к смотровой площадке, которая называется Стремя. Я тоже живу на улице Косе, но только гораздо дальше, где она становится каменистой и круто идет вверх, так круто, что некоторые из тех — только не я,— кто живет там, наверху, скатываются по улице на доске. Но это очень опасно: однажды Херамиас едва не расшиб себе башку, когда мчался на доске вниз, и то ли он соскользнул с доски, то ли доска зацепилась за камень, только Херамиас долбанулся со всего маху. Не скажу, чтобы я переживал из-за этого. Я не вожусь с этим горлопаном, и он это заслужил: он уже большой, а все время задирает малышей, нет бы кого-нибудь своего роста. Чтобы похвастаться силой, он задирает даже моего брата Луиса Альберто. Чтобы заступиться за брата, мне пришлось драться с Херамиасом на палках, с этим богатым хвастуном: его отец — хозяин ранчо, и иногда дает ему белую лошадь, чтоб он повоображал перед нами. Ну, дрались мы на палках, а Херамиас схватил железяку и рассек мне лицо, вот тут, возле рта, где у меня рубец. Ух и крови было. Кто-то сказал об этом моей маме, и они с сестрой примчались ко мне. Меня привели в больницу, но кровь никак не останавливалась: монашка только все молилась, и тогда моя сестра Росалинда, я говорил, она учится на медсестру, спросила у монашки, где лежат всякие эти штуки для лечения, монашка показала, и моя сестра Росалинда меня вылечила.
Я вспомнил об этом потому, что я живу на улице Косе, номер 46А, в одной-единственной комнате, где все мы спим, сжавшись как сельди в бочке. Мы не доехали до нашего дома, когда направились на смотровую площадку Стремя.
А перед этим, совсем забыл, я показал им церковь, которая раньше была первым собором Пацкуаро и основана в 1545 году. Часы, что на башне, сказал я им, это очень старые часы, те самые, которые дон Васко привез из Испании.
— Ах! — сказала сеньора.
Мы приехали, наконец, на смотровую площадку Стремя. Они остались в беседке, откуда прекрасно видно все озеро с его пятью островами индейцев тараско. Они вовсе не горели желанием подниматься по 417 ступеням, которые начинались оттуда и доходили до самой вершины горы, где стоит одинокий крест, сооруженный, как сказал мне как-то Торомболо, по приказу дона Ласаро Карденаса (Ласаро Карденас — президент Мексики в 1934—1940 годах.)
Я уже порядком проголодался, когда мы вернулись со Стремени, но я, конечно, об этом и не заикался. На мое счастье, сеньор и сеньора тоже проголодались. Я привел их в ресторан «Толстяк», который знаменит тем, что в нем подают лучшую в Пацкуаро, да и во всем мире, белую рыбу, где они заказали рыбный бульон, белую рыбу, сеньор — запеченную в тесте, а сеньора — натуральную и фасоль с жареным сыром. Я заказал то же, что и сеньор, и мы с удовольствием поели. Потом сеньора спросила у Толстяка, как он готовит такой вкусный бульон из рыбы, а Толстяк ответил, что это очень просто: ставят варить головы белой рыбы; отдельно варят овощи — хитомате, ксаконокстле, морковь, картошку, тыкву чайоте — нарезанные ломтиками, а потом в них выливают отвар из голов, пропустив его предварительно через сито. В конце добавляются кусочки хорошо прожаренной белой рыбы. Толстяк особенно упирал на то, что для того, чтобы вкусно приготовить белую рыбу, как это делают в Пацкуаро, главное не надо мудрить: поджарить ее и подавать как есть с солью и лимоном или в крайнем случае запеченную в тесте. Можно откушать ее и с соусом из хитомате, лука и зеленого перца.
