Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 2008 год
Справка
Водлозерский национальный парк создан в 1991 году. В 2001 году решением ЮНЕСКО ему, первому в системе национальных парков России, присвоен статус биосферного резервата. Он занимает площадь около полумиллиона гектаров на территории Карелии и Архангельской области — это один из крупнейших охраняемых объектов в мире. Водлозеро и 196 его островов — ключевые объекты парка. В южной его части, в пяти деревнях, но главным образом в деревне Куганаволок живут примерно 500 человек коренного населения — водлозеров, чьи культурные традиции и памятники деревянного зодчества также подлежат охране. Примерно 10% территории парка занимают водоемы, 40% — болота, все это перекрывают таежные леса, где встречаются двухсотлетние сосны и ели. Полсотни видов растений охраняются на региональном уровне. В Водлозере обитают два краснокнижных вида рыб — снеток и подкаменщик. Вообще для многих животных и растений здесь проходит граница ареала. К примеру, обыкновенный крот или кабан не встречаются севернее парка, а северный олень — южнее. Лиственница сибирская (некоторые ее деревья достигают высоты 30 метров, их возраст — 350 лет) и жимолость Палласа не растут западнее парка.
На утро вторника назначен вертолет из Петрозаводска в возрождаемую национальным парком деревушку Варишпельда в северной бухте Водлозера. Там пока два дома на берегу и часовня. Несильный ветер тянет серую вату с Онеги и рвет над берегом. Из-за тумана вылет задерживается, и я успеваю закупить продукты в ближнем магазине. Теперь у меня плюс к рюкзаку и кофру тяжеленная сумка со всем-всем, без чего не прожить три недели в безлюдных местах.
К полудню взлетаем. Вертолет неспешно гнет крюк над Онежскими шхерами (скалистыми островками), не рискнув лететь напрямик через озеро. Заонежье открывается мелколесной тайгой с палевыми полянами болот, с обязательным окошком черной воды в середине. Осень коснулась оранжевой краской берез, бордовой — рябин, и горят брызги цвета среди усталой зелени ельников. Час полета — и под нами Водлозеро с валунными косами и отмелями, с золотыми пирожками 196 своих островов. С высоты оно кажется забытым в лесах старинным зеркалом, куда, скучая, глядится низкое серое небо.
Залив в северо-восточной части Водлозера. Сюда река Сухая Водла приносит собранную по чащам и болотам воду. Пятиметровая, узкая, кажущаяся неуклюжей лодкаводлозерка местного изготовления будто специально задумана, чтобы бойко ходить под современным мотором
Второй день небо над Варишпельдой сочится унылым дождиком. Вчера он падал с бегущих туч, погоняемых дерзким ветром. Сегодня — не шевельнется ветка, не дрогнет лист. Равнодушная серость до горизонтов. Барабанят капли по крыше избушки, словно мыши пляшут там на острых каблучках. Постреливают в печи еловые дрова, и булькает в кастрюле картошка. Что еще надо здесь в такую погоду?
Конец сентября. Хотя осень запоздала на пару недель и ветер чаще — южный, к ночи небо беглыми лучами намечает северное сияние. На рассвете рваные облака наливаются ледяной синевой, остужается ветер, словно проверяя тайгу на прочность. Но к полудню снова возвращается сырое тепло. Значит, с зимой пока еще не все так серьезно, еще погуляет, покрасуется шафранная осень.
Озеро хмурится от ветров, морщинясь тяжелой рябью. Прошедшие заморозки остудили воду, и она запахла снегом. Грибы побил холод, только лопоухие свинушки героически торчат из мха, присыпанные листвой. Примороженная черника растекается в пальцах безвкусными черно-синими чернилами. А брусника, наоборот, стала еще вкуснее. Запутав паутинками болотные кочки, неспешно набирает красноты клюква.
Осень успокоилась и теперь длится и длится, смаргивая за ночь с ресниц прошлый день и начиная новый — похожий на него. Кажется, замедлилось время. Лишь взглянув на ближнюю березовую рощу, отмечаешь, что стала она совсем прозрачной и небо свободно заглядывает в самые потаенные ее закутки. Набежит ветерок — и затрепещут, заволнуются оставшиеся листья, словно испуганные рассветные облачка запутались в ветвях.
Малюсенькая лесная речушка с темно-коричневой, как ирландское пиво, водой неподвижно стоит в змеящемся русле. Она так неспешно отдает себя озеру, что кажется, это озеро запустило щупальце в лес — попить неразбавленных клюквенных морсов. По берегам застыли диковинные комли, похожие на громадных пауков с растопыренными лапами. Словно кто-то главный приказал — замрите, и ничто теперь не шевельнется до приказа.
Завидев меня, нехотя отплывают с мелководья щуки, мягкой дугой тревожа реку. Изредка булькнет в середине малек, и снова смиряется гладь, загасив волнение листьями кувшинок. Хрупкая осенняя магия соткала покрывало тишины. Тишина — неотъемлемое свойство тайги, ее живая, материальная стихия.
Девственный лес взбирается от болота на гряду и спускается по распадкам к Водлозеру. По гряде натыканы полутораметровой высоты муравейники. Мураши попрятались в свои «вавилонские башни», только пара разведчиков бегает наверху под дождичком. Бреду между пятисотлетних сосен и лиственниц, словно в подземелье. Солнце сюда не заглядывает — и здесь все мокро, трухляво и ненадежно под толстыми мхами. Все скользит, крошится и ломается под ногой. Огромные, в два обхвата, осины спокойно стоят среди беспорядка, серыми колоннами подпирая низкое небо. На недосягаемой вышине желтеют, кланяются югу их маленькие кроны.
Вид на Коксосалмский залив в северо-восточной части Водлозера. Выброшенные на мелководье комли своими зловещими контурами напоминают фантазии Колина Уилсона из его «Мира пауков». В былинном краю все имеет скрытый смысл, только надо уметь читать
Потемнела пропитанная дождем тайга. Изумрудный здесь, тяжкий дух, будто глубокая вода стоит между стволами. Давит она и теснит грудь, словно выдышали весь воздух. Ветви беззвучно роняют крупные капли. Путаный, сиротливый подлесок не доживает здесь до зрелых лет. Одна надежда: завалится огромная сосна, освободит место — и появится шанс.
Она вся неправильная — девственная тайга. Беспокоит, настораживает. Она — живой хаос. Нет вокруг для художественного взгляда ни одного классического кусочка. Нет ориентиров для городского человека. Пройденный путь растворяется за спиной, а впереди — темная стена.
В полночь синим когтем разорвало одеяло над озером, и Полярная звезда глянула из косого надреза. Потом в пушистой облачной пещере, в таинственных недрах тяжелого фронта туч холодно блеснула луна. Ее отражение легло на озеро, заволновалось, заискрилось хромированной зыбью. Бесстрастный свет превратил ночной пейзаж в неземной. Подбитая ультрамарином даль с контуром лесов вздохнула просторно и легко.
Лунный свет от окна квадратом лег на пол, наполнив комнату нежным сиянием, обозначающим пространство. Все стало призрачно и невесомо в воздушном свечении. Кажется, шевельнешься неловко — и, встревоженные, взлетят, закружатся предметы со стола, табуретка от печи, полотенце, да и сам стол — и будет все это обычно, совсем не удивительно.
Илекса
Теперь я живу на речном кордоне парка. Впадающая с севера в озеро, Илекса смирна и прекрасна в топких своих берегах. Редкие звуки вязнут в осоках. Даже рыба всплескивает шепотом. Лишь кружение комочков пены, принесенных от Новгудского порога, намекает, что река течет. Они — как седой завиток посреди зеркала, как перо птицы-метели в легком течении. Здесь парковый кордон.
Деревья подошли близко к воде, вглядываются в свои отражения. Завороженные неуемными струями, они клонятся ниже и ниже — и падают в реку, беспомощно растопырив корни, будто пытались схватить тишину, а та скользнула сквозь деревянные их пальцы. Не выручила. Не спасла.
Что надо человеку? Маленький домик на берегу неторопливой таежной реки, по-стариковски ворчащий на печке чайник и нескончаемая осень с незаметным переходом от янтаря звонкого в тяжелый оранжевый, мелкой изморосью, шорохом листвы под ногами, яблочным хрустом инея по утрам. И пусть в немом радио шумит небесный эфир. Пусть глухие леса укрывают лосей, медведей, росомах, белок и зайцев. Пусть тучи — жирные кабаны с темным брюхом — цепляются за ели, повторяясь для красоты в бегущей воде…
В устье, перед слиянием с Илексой, скромная речушка Новгуда широко разливается и успокаивается. Течение становится незаметным, и кажется, что это уже не река, а лесное озерцо с островком посередине
Здесь, напротив паркового кордона, живет редкое эхо. С ним можно переговариваться только с высокого яра. На других местах оно отвечает неохотно. Вторит эхо с противоположной стороны реки, с болотистого залива, возвращая слова с задержкою громовым, эпическим голосом. Его показал мне инспектор Николай Михайлович из Куганаволока (деревня на южном берегу Водлозера) — быстрый, ловкий, улыбчивый. Он крикнул от берега: «Кто ты?» И эхо сурово переспросило: «Кто ты?» Стоявший рядом лесник Алексей внезапно прокричал: «Кто украл хомуты?» И эхо воспроизвело этот неуместный в тайге вопрос, а в затихающих повторах зазвучало: «Ты, ты, ты». Они еще долго горланили с мальчишеским азартом, задавая разные вопросы, будто тайно надеялись, что однажды эхо не просто повторит его, а даст настоящий ответ. Я тоже кое-что спросил. «Оно сегодня хорошо отвечает, — сказал, накричавшись, Николай Михайлович. — А пена на течении, — вдруг, будто некстати, добавил он, — она похожа на нашу жизнь».
