Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1980 год
Нашли мы тогда в деревне и одного из плотников, старика Худякова. Он говорил нам, что сами и электриками были, и механиками, и строителями; говорил, как тянули ЛЭП, сколько получали энергии...
Узнав, что мы разыскали деревянную ГЭС, Владимир Васильевич попросил Виктора рассказать о ней поподробнее, а потом взял бумагу и карандаш — начал вычисления: «Говорите, за десять лет она дала полтора миллиона киловатт-часов? — И подытожил свои расчеты: — Эту энергию при средней работе Зейская гидроэлектростанция даст... ну за два неполных часа...»
Конько, сев за письменный стол, долго смотрел в окно, он даже не прореагировал на телефонный звонок, подождал и, когда кабинет снова погрузился в тишину, повернулся ко мне:
— Ну что ж, — сказал он. — Мы видим и воспринимаем настоящее в сравнении с пусть не очень далеким, но все-таки прошлым... И от того это настоящее острее и емче.
— А как дожди? — желая отвлечь его, спросил я.
— Идут... — И после некоторого молчания добавил: — Но странно, оказывается, можно полюбить и муссонные дожди...
Кажется, Владимир Васильевич уже думал о чем-то другом. Я встал. Закрывая за собой дверь, услышал:
— Диспетчер? Конько говорит. Узнайте, пожалуйста, должны были отправить на Бурею катерпиллеры...
Фото А.Лехмуса, А.Рогова
Надир Сафиев
На древней земле Арагона
Арагонцы, как и жители других исторических областей Испании, имеют свои обычаи, нравы, традиции и даже черты характера, о которых по всей стране говорят и с гордостью, и с известной долей иронии. «Мы порой шутим над чрезмерной настойчивостью и пробивной силой арагонцев, — сказал мне в Мадриде знакомый профессор Автономного университета. — Но, конечно, главное, чем они славятся, — это благородство, мужество и упорство. Я, например, всегда подробно рассказываю своим студентам о борьбе жителей Арагона против наполеоновских захватчиков. Это одна из прекраснейших страниц нашей истории...»
Во время поездки по городам и селам Арагона я убедился в справедливости слов моего мадридского знакомого. Живет там в людях и редкое упорство, проявляющееся прежде всего в труде, в каждодневном сопротивлении стихии, и достоинство, в котором нет ни капли высокомерия. Подметил я у них и еще одну черту. Почти каждый арагонец при первом же знакомстве заводил разговор о тамошнем климате, приводя в пример старую поговорку: «Здесь три месяца зимы и девять месяцев ада». Действительно, зимой по арагонским просторам гуляет пронизывающий ветер, льют обложные дожди, которые в горах чередуются со снегопадами. А под адом подразумевается все остальное время года, когда беспощадно палит солнце и в иссушенную землю месяцами не попадает ни капли влаги.
В этих привычных сетованиях чувствуется скрытое лукавство. Поругивая природу и кляня за это судьбу, арагонцы тем не менее очень любят свой суровый и прекрасный край горных хребтов, просторных долин, стремительных по весне рек. Упорство и передаваемое из поколения в поколение умение возделывать нелегкую землю помогают крестьянам, несмотря на частые засухи, выращивать неплохие урожаи пшеницы, ячменя, винограда, олив. И все же, надо признать, жить здесь нелегко, но это вина не только одной природы. Из-за тягот повседневной жизни, социального неравенства, засилья помещиков с насиженных мест снимаются целые семьи и подаются в другие районы Испании. Свыше 400 тысяч арагонцев вынуждены были оставить землю своих прадедов. Как видно, устарела в наше время местная поговорка: «Кто родился в Арагоне, тот никогда не станет путешественником».
Некогда Арагон был одним из четырех королевств на Пиренейском полуострове. Существовал здесь и свой язык — фабла, который, утверждают знатоки, еще сохранился кое-где в горных селениях, затерявшихся в испанских Пиренеях. Арагонский властитель Фердинанд, заключив брачный союз с Изабеллой Кастильской, начал объединять в единое целое мелкие государства. Именно эта чета «католических королей» в конце XV века посылала открывать новые земли никому не известного путешественника Христофора Колумба. Грандиозные памятники ему сооружены в Мадриде и Барселоне, а вот арагонцы, видимо, из чувства местного патриотизма предпочитали ставить монументы своему монарху. Впрочем, что такое XV век для Сарагосы, Теруэля, Уэски, главных центров Арагона? Например, Сарагоса, столица края, четыре года назад отметила свое двухтысячелетие.
На родине Гойи
Я бродил по городу, когда сквозь хмурое осеннее небо изредка проглядывало яркое солнце. Вдвойне нарядней становилась тогда центральная площадь, где установлен памятник Франсиско Гойе. Фигура великого художника оказалась здесь не случайно: Гойя — арагонец.
Его родное селение Фуэндетодос находится в часе езды от Сарагосы. Дорога сворачивает с шоссе и вьется по горным уступам. В окно машины льется аромат лаванды и полыни. Вокруг первозданная тишина. Судя по тому, что нас не обгоняет ни один автомобиль и мы не нагнали ни одного автобуса, ясно, что поселок не страдает от наплыва туристов. Узкие улочки, на которых теснятся белые домишки. Женщины в темных платьях моют тротуары возле дверей своих домов. Мужчины выгоняют со дворов овец и отправляются с ними в горы, которые начинаются прямо за порогом. Каждый встречный вежливо здоровается с незнакомым человеком.
Вот и каменный дом с маленькими окошками, где жил ремесленник Хосе Гойя, отец художника. Дверь в скромное жилище заперта. Никакой вывески или объявления о времени посещения дома нет. Но внимательные соседи, увидев приезжих, немедленно поспешили за доном Луисом. Через несколько минут, запыхавшись, пришел Луис Эстебан Бласко, который на протяжении последних 36 лет является хранителем дома и примыкающего к нему небольшого музея.
— Собственно, меня никто на эту должность не назначал, — немного стесняясь, говорит он. — Как-то само собой получилось. Люди знали, что я очень люблю Гойю, преклоняюсь перед ним, изучаю его жизнь, работы... Нет, нет, мне за это никто не платит ни песеты, но это неважно. Для меня и так большая честь хранить все, что связано с его именем. Хуже, что на содержание дома ни одно официальное учреждение не отпускает никаких средств. Кое-что набирается от редких посетителей да плюс еще скромные пожертвования. Выкручивайся как знаешь...
Поворот ключа, на нас пахнуло холодом и сыростью. Комнаты, где маленький Франсиско Гойя провел тринадцать лет жизни. Очаг, возле которого грелась в студеные зимние вечера дружная семья.
— Подлинные ли это вещи семейства?
— Сейчас трудно сказать... Долгие годы музеем Гойи вообще никто не занимался. Многое пропало в годы гражданской войны. Однако достоверно, что большинство предметов относятся к той эпохе и могли принадлежать семье Гойи...
Скромный служащий сельской мэрии увлекся рассказом и заговорил словно заправский искусствовед в знаменитом мадридском музее Прадо:
— Гойя очень любил наш Фуэндетодос. Неслучайно свое последнее путешествие в эти места он предпринял, когда ему шел 73-й год. Да, да, я не оговорился. Именно путешествие, если представить дороги того времени. Я всегда говорю молодежи: вот вам пример настоящего арагонского патриотизма. Мне же выпало большое счастье постоянно соприкасаться с жизнью великого художника...
Сам Фуэндетодос живет нелегко. Земляки Гойи растят хлеб и виноград, пасут овец. Бороться с местными помещиками — сеньоритос, с оптовиками-торговцами для них не менее трудно, чем с превратностями природы. Сегодня в испанском селе не так заметно, как в городе, ощущаются демократические перемены. Еще сохраняют влияние сторонники Франко. Еще ощутим произвол богачей, к которым местные бедняки, запуганные, малограмотные, привыкли относиться с почтением. Тем не менее изменения происходят и в таких селениях, как Фуэндетодос. Недавно в местный айюнтамьенто — так здесь называют муниципалитеты — избрано несколько крестьян. Сумеют ли они чего-то добиться для облегчения доли сельских тружеников, покажет время.
На обратном пути, в горах, нас застал сильный дождь. Все вокруг стало уныло и мрачно. Неожиданно за шумом мотора и дождя слышится собачий лай и перезвон колокольчиков овечьей отары. Перед нами вырастает съежившаяся от холода и сырости фигурка пастуха. Одет он, прямо сказать, не по погоде: рубашка, видавший виды брезентовый плащ, на ногах самодельные сандалии из автомобильной покрышки.
— Не холодно вот так?..
— Привык, — отвечает пастух Грегорио Морено. — А уж когда совсем невмоготу становится, греюсь домашним вином. — Он встряхивает висящий на боку потертый бурдюк.
